После этого подъехал к окну обстрелянной мной теплушки и кинул туда одну гранату. Отъехав в сторону, дождался взрыва и только потом решил проверить, а был ли кто-нибудь в этих будках. Краем взгляда я всё время посматривал за Шерханом. Он выполнял всё точно по моим инструкциям и сейчас тоже собирался проверить наличие людей в теплушках. На всякий случай я крикнул, чтобы он подождал меня – проверять помещения будем вместе. И мы начали зачистку этих теплушек. Наиль распахивал двери, а я стрелял по лежащим там телам. Кто-то от попадания в них пуль дёргался, значит, взрывами гранат и нашими предыдущими выстрелами убило ещё не всех. Первоначальное моё беспокойство, что будки могут стоять пустые и что мы зря потратили столько гранат, быстро развеялось. В каждой теплушке, включая штабную, находилось не меньше восьми человек. По-видимому, в штабной теплушке происходило какое-то совещание, а в других бойцы просто обогревались. Выходило, что мы вдвоём с Шерханом уничтожили чуть ли не половину противостоящей нам роты.
Тем временем массовые взрывы гранат прекратились, и сейчас шла интенсивная стрельба. При этом выделялась одна точка, где должна была действовать вторая штурмовая группа. Там изредка стреляла винтовка, звуки выстрелов которой забивали очереди не менее чем трёх автоматов.
Кивнув Асаенову, я, внимательно контролируя окружающее пространство, медленно покатил в ту сторону. По пути мне пришлось выпустить несколько очередей по двум силуэтам в маскхалатах. Они были вооружены автоматами, и я подумал, что это наверняка противник. Первыми шведы стрелять не стали, хотя увидели нас раньше, наверное, приняли нас за своих. Ведь одеты все были в белые балахоны и у нас тоже были автоматы.
Когда мы добрались до места перестрелки, я сразу понял – свою задачу вторая тройка не выполнила. «Максим» не был уничтожен, и сейчас в окопе этой пулемётной точки находился противник. Сколько их там сидит, понять было невозможно. Когда мы попытались с Шерханом подобраться поближе, по нам открыли огонь из двух автоматов. Ещё два вели огонь в сторону поваленного дерева, где засел кто-то из наших красноармейцев. Два других лежали неподвижно метрах в двадцати от окопа. Наш боец в этой ситуации ничего сделать не мог, для броска гранатой было слишком далеко. Он и так делал максимум, что было возможно – не давал возможности противнику выбраться из этой ловушки.
Крикнув Шерхану, чтобы прикрывал огнём, я окончательно сбросил лыжи и, буквально ввинчиваясь в снег, ужом пополз к окопу. Но двигался я не напрямую, а дугой. Добравшись до перекосившегося дерева, метрах в двадцати от цели, под его защитой, привстал на колени и, одну за другой, закинул в шведский окоп обе своих «эфки» (гранаты Ф-1). Дождавшись взрывов, подпрыгивая, чтобы не увязнуть в снегу, бросился к окопу и, наверное, под воздействием адреналина, выпустил в лежащие пять тел все патроны из своего автомата. Потом спрыгнул в окоп и уже там вставил в автомат новый диск.
К этому времени стрельба практически прекратилась, только в районе расположения противотанковых орудий изредка раздавались выстрелы из винтовок. Вскоре в окоп спрыгнули Шерхан и красноармеец Морозов. Чтобы было не так тесно, мы вместе вытолкали трупы из окопа. Я проверил пулемёт и только после этого начал расспрашивать о действиях тройки Морозова.
Оказалось, они делали всё правильно, незаметно добрались до пулемётной позиции. Там Симонов (командир тройки) и Изюмов, оставив Морозова прикрывать свой манёвр, подползли на бросок гранаты к окопу. Как только раздались первые взрывы, ребята бросили свои гранаты. К сожалению, у РГД случилась осечка, и она не взорвалась. Вторая граната, финского производства – имела очень большую задержку, а в окопе оказался опытный боец, он не растерялся и успел до взрыва выкинуть её обратно. Осколки разорвавшейся гранаты попали в Симонова и Изюмова, а потом ребят буквально изрешетили из автоматов.
Только Морозов закончил свой рассказ, как со стороны дороги донеслось отдалённое «ура», заглушившее досаду, вызванную гибелью хороших ребят. Я занялся выполнением насущных задач. Во-первых, достал ракетницу и выпустил одну за другой две зелёные ракеты. Именно так я сообщал, что засада обезврежена, что мы контролируем ситуацию и чтобы нас по ошибке не приняли за врагов.
Именно такие слова я поручил передать командиру батальона, когда отсылал Перминова с докладом в штаб. Во-вторых, я вытащил затвор из пулемёта и положил его в карман. Потом приказал красноармейцам выбираться из окопа и двигаться за мной. Бой ещё не закончился, нужно было проверить, все ли «кукушки» обезврежены. Для наступающих цепей они теперь представляли наибольшую опасность.
По пути мне пришлось ещё раз воспользоваться автоматом. Когда мы были недалеко от следующей пулемётной позиции, из-за дерева вдруг выскочил человек в маскхалате и с автоматом в руках. Увидев катящегося позади всех Морозова с винтовкой, он попытался скрыться обратно за дерево, но напоролся на мою очередь. Перед пулемётной позицией я громко матюкнулся, чтобы нас не приняли за врагов. Оттуда тоже послышались крепкие выражения, и нам махнули рукой, после чего мы смело подошли к окопу. Этот своеобразный пароль предложил Ряба, чтобы хоть как-то различать своих от чужих. По внешнему виду определить было невозможно – маскхалаты были одинаково белые. Оставалась только разница в вооружении, ну и этот пароль.
Около пулемёта находился только один красноармеец. Он доложил, что другие из его тройки направились ликвидировать снайперское гнездо. Эта вылазка прошла успешно – недавно из леса выглянул сержант Кузнецов и крикнул, что они двигают к следующей цели. Выслушав доклад, я похвалил красноармейца за то, что их тройка отлично выполнила операцию. Приказал и дальше находиться здесь, при этом контролировать прилегающую местность и ожидать подхода основных сил батальона. После этого мы поехали дальше вдоль кромки лесного массива. Я всё-таки хотел проверить, ликвидированы ли все остальные узлы обороны и гнёзда «кукушек».
Мы только успели добраться до следующей пулемётной точки, когда показались красноармейцы нашего батальона, даже больше того, нашей роты. В окопах возле обезвреженного пулемёта находилось трое моих ребят, это был полный состав четвёртой тройки. При приближении наших я вместе со своим сопровождением на всякий случай снял лыжи и спрыгнул в траншею, где мы, уже вшестером, и дожидались появления красноармейцев.
Когда мы увидели хорошо знакомые лица своих однополчан, радости тех и других не было предела. Повсюду раздавались громкие возгласы, смешки и звуки дружеских хлопков по плечам. Я тоже обнялся с комвзвода-2 Серёгой Климовым. После первых минут радости увидеть в живых своих друзей наступило время плохих новостей.
Сергей рассказывал:
– При первой атаке на эту рощу погиб наш командир роты Потапыч – попал под пулю «кукушки». Тяжело ранен комвзвода-три Колька Степенко, тоже постарался снайпер. Всего потери в роте убитыми и тяжелоранеными составили восемнадцать человек. И так пострадала не только наша рота, убит командир третьей роты и два его взводных, безвозвратные потери там были в два раза больше, чем у нас. И всё бы ничего, если бы от той атаки был хоть какой-нибудь эффект. А так, получается, вылезли, как мишени для тренировки чухонских снайперов, и заползли обратно.
Сергей приостановился, зло сплюнул и продолжил:
– А я же сам перед этим слышал, о чём говорили капитан Сипович с начштаба Пителиным. Они говорили о тебе и решили ждать, когда ты подашь зелёные ракеты. Верили, что ты доберёшься с тыла до этой рощи и здорово проредишь чухонцев. Сразу же было ясно, что без удара в тыл эту занозу с малой кровью не выдернешь. Но тут прибыл комиссар дивизии Коган, узнал, что погиб Каневский, разорался на всех и вынудил срочно начинать атаку. Хорошо, что Сипович выставил только две роты, хоть потеряли народу поменьше. Я, конечно, понимаю – войны без жертв не бывает, но этот Коган просто мясник какой-то. На первой атаке он не успокоился, без артиллерии, без танковой поддержки приказал готовить новую атаку, но уже всем батальоном. Запланировали начинать ровно в восемнадцать часов, сразу, как только начнёт темнеть. Мы уже находились на позициях, но тут, слава богу, ты засуетился. Как только началась в расположении финнов стрельба, Сипович сразу же приказал начинать атаку. Хотя на этот момент на передовой была ещё только наша рота.
Я в ответ немного посокрушался по поводу гибели ротного и Кольки, матюкнулся на дивизионное начальство, но потом шкурный интерес пересилил всё это негодование, и я спросил:
– Серёг, а кто теперь ротный?
Он посмотрел на меня, усмехнулся и ответил:
– Сейчас роту вёл я, а вообще-то, командиром роты, наверное, назначат тебя. Во-первых, ты комвзвода-один, а во-вторых, это я говорю по секрету – тебе уже присвоено очередное звание – старлей. Это я сегодня подслушал, когда Сипович с начштабом о тебе говорили. Приказ ещё вчера поступил, они хотели тебе сегодня вечером об этом сообщить. Когда были у нас на позиции, с Потапычем ещё советовались. Говорили, что держать теперь тебя на взводе слишком жирно. Сипович собирался переводить тебя командиром второй роты, а Тарасова брать себе в заместители. Теперь, после гибели Потапыча, он роту, конечно, оголять не будет, а я в его глазах ещё не опытный, только полгода как из училища. Это ты у нас – ветеран, третий год Ванькой-взводным трубишь.
