кольтом? Вот-вот.
Молодой, хотя и выглядел более хлипким, отчего-то представлялся мне более опасным, чем тот, что покрепче.
— Вот видите, товарищ Леонид, как мы удачно зашли, — радостно пробасил гражданин в кожанке. — Говорил же я, что может тут контра водится. Я эту барышню еще вчера зыркал, она валюту продавала в Катькином садике.
— Я вчера только одну американскую десятку и продала. А больше у меня нет, и не было, — попыталась оправдаться Мария.
— Да кто вам поверит-то, фифочка? Там где одна, там и вторая, и третья, — хохотнул «комиссар», а хриплый наставительно добавил:
— Валюта, дорогая гражданочка, советской власти нужнее, нежели частным лицам.
— А кто тут представляет советскую власть? — поинтересовался я, оценивая ситуацию. Кольт вытаскивать из кармана труднее, нежели браунинг, но я вчера потренировался. Плохо, что девица стоит на линии огня, но хорошо, что меня— точнее, мой правый, слегка оттопыренный карман, закрывает.
— Мы, гражданин нэпман, из Чрезвычайной комиссии. Вы ж нэпман, правильно? А коли не нэпман, так ни один ли хрен? — прохрипел «товарищ Леонид». — Повторяю, в первый и последний раз, что валюта советской нужнее, чем вам. Так сами отдадите или вытрясти?
Успев потихоньку вытянуть из кармана пистолет, спрятал его за спину и сделал шаг вперед, поближе к Марии Николаевна. Наметив, в какую сторону откинуть девушку, стал убалтывать «чекистов».
— Если мандат покажете, то с превеликим удовольствием. А не то, вы, товарищ … — сделал я паузу, сообразив, кто стоит передо мной, — да, товарищ Пантелеев, или Пантелкин, как правильно? и вы, товарищ Гаврилов, больше на гоп-стопщиков похожи.
Кто-то скажет, что не стоит говорить бандитам, что вы их знаете. Мол, в этом случае они вас в живых не оставят. Но зная, кто стоит передо мной, можно было не сомневаться — эти нас в живых не оставят. А ведь как действуют-то нагло. Посреди бела дня, в людном месте.
— Ну ни х… себе, — выматерился ближайший сподвижник легендарного Леньки Пантелеева, бывший красногвардеец Гавриков. — А ты нас откуда знаешь?
— Да мне пох…, откуда он нас знает, — прохрипел Пантелеев.
— Мочить все равно обоих придется, — пробурчал Гавриков, засовывая руку за отворот куртки.
Неожиданно в воздухе что-то мелькнуло, раздался предсмертный вопль — уж его-то ни с чем не спутаешь, а Мария Николаевна полетела в сторону.
В долю секунды успел увидеть, что Ленька Пантелеев валится на землю, его подельник замешкался и открыв рот в недоумении смотрит на своего атамана, вскинул кольт и выстрелил в Гаврикова.
Твою же мать! И на самом деле, выстрел из кольта на короткой дистанции — убойная штука. Стрелял бы из браунинга, в черепушке бывшего красногвардейца появилась бы небольшая аккуратная дырка, а «толстенькая» пуля американского пистолета вынесла Гаврикову едва ли не половину черепа.
Ладно, это потом. Что там с Ленькой Пантелеевым, отчего он вопил? Уже не скажет, мертвехонек — у легендарного бандита проломлен висок. Чем это его так?
Убедившись, что оба злодея мертвы, протянул руку Марии Николаевне. Могла бы, разумеется, и сама встать, но я человек воспитанный.
— Не ушиблись? — заботливо поинтересовался я, посмотрев на надгробную плиту Жуковского. Вроде бы ничего, не пострадала. — Чем это вы его?
Вместо ответа девушка отмахнулась и подбежала к кустикам. Тошнит бедняжку. Как-никак, питерская интеллигенция. Кто другой бы прямо на памятник опустошил желудок.
Проблевавшись, Мария Николаевна вернулась и недовольным тоном заметила:
— Не нужно было так сильно пихаться, я бедро ушибла.
— Бывает, — хмыкнул я. — Прошу прощения, рассчитать в такой момент трудно, а оттолкнуть нужно было. Чем это вы его? Кистенем?
— Угу, — кивнула девушка, подбирая с земли муфточку и что-то увесистое, вроде гирьки, на кожаном ремешке.
Точно, мышка-норушка. В муфточку, стало быть нужные вещи запихиваешь.
Мария Николаевна, посмотрев на кровь, прилипшую к гирьке, отбросила муфточку и кистень в сторону, а сама снова метнулась к кустику. Я быстренько поднял муфту с мокрой земли, продел в нее руку с пистолетом, второй ухватил девушку и рявкнул:
—Блевать потом станешь, ноги уносим!
Надо было побыстрее уматывать. Вон, народ, услышавший выстрел, рванул кто куда — испуганные в сторону ворот, а кто посмелее, те к нам. Сейчас сюда еще монахи прибегут, потом, глядишь, тутошняя милиция нагрянет.
К воротам уже и на самом деле спешили трое монахов и четыре старушки. Протискиваясь сквозь них, я довольно-таки убедительно изобразил испуг:
— Там два бандита друг друга порешили, мозги у них вылетели, а третий с револьвером по кладбищу бегает.
Не прошло. Один монах, что покрепче, зачем-то попытался схватить меня за рукав, еще один перегородил дорогу. Американский пистолет рявкнул, выбивая из-под ног иноков весеннюю грязь и кусочки старых камней, и народ отшатнулся от нас, расчищая дорогу.
— Маша, возьми меня под руку. Идем быстро, без суеты.
Мы вышли, оказавшись на площади. Эх, жаль, что метро нет, зато на том месте, где сейчас станция, стоял одинокий извозчик. Кажется, тот самый, что привез нас сюда. Видимо, не так и много желающих воспользоваться услугами транспорта.
Завидев нас, извозчик собрался тронуть кобылку с места и сбежать, но я помахал ему рукой с муфтой:
— Пятьдесят тысяч, торговаться не станем. На Кирочную, там где кирха …
Уже в коляске, слегка успокоившись, Мария Николаевна спросила:
— А почему мы убегаем?
— А по той же причине, отчего ты не стала требовать с директора выходное пособие, — доходчиво пояснил я. — Зачем мне лишние заморочки? — Не дожидаясь, чтобы девушка стала придираться к словам, спросил. — А кистень откуда? Брат подарил?
— Да ну, брат, — фыркнула барышня. — Мне же частенько по вечерам ходить приходится, а там разное бывает. Насиловать, или убивать-то, положим, не станут, но раздеть могут. Вот и придумала. Я ведь книжки люблю читать. И про воинов, и про разбойников, которые на большую дорогу с кистенем выходили.
— А пользовались раньше?
— Один раз довелось, — призналась девушка. — Правда, по голове не била, а стукнула по локтю. Дурак один пьяный пристал — ладно бы ко мне, а он хотел башмаки с меня снять. Мол, скидывай, девка. чоботы, не я, так другие все равно снимут. Уронить хотел, ну я его и треснула, от всей души. А в локте у него аж хрустнуло. А здесь как-то само-собой получилось. Я и не думала, что насмерть убью.
— Мария Николаевна, Маша… Ты сегодня не только себе, но и мне жизнь спасла. Ты же внимание бандитов на себя отвлекла. Если бы не мы их, то они нас.
— Слышала, что убить первого человека — самое тяжелое. А дальше легче пойдет.
— Надеюсь, Мария Николаевна,
