Тьма наступает - Василий Анатольевич Криптонов

из себя «Световую бомбу». И при этом — выжил. Однако, по ощущениям, выживать я после такого буду далеко не каждый раз. Кстати, напомню: та тварь не погибла, она просто сбежала от нас. А значит, стала умнее, сделала выводы.

Договаривая, я уже мысленно хреначил сам себе подзатыльник за подзатыльником. Спрашивается, и чего ради меня прорвало? Сам ведь учил Бориса, когда он обратился за советом, что хороший командир не позволяет солдатам чувствовать себя неуверенно до самого конца!

Видимо, общая измотанность сказалась и на голове. Держать маску я устал. Все когда-то устают, даже капитаны Чейны, пришедшие из других миров.

— Извините, — буркнул я в тишине, нарушаемой лишь рокотом мотора. — Мне просто нужно немного отдохнуть.

— Безусловно, капитан, — примирительно согласился Витман.

Я закрыл глаза, а руки сунул в карманы. Однако и тут покоя не нашёл. Нашёл бумажку. Не сразу вспомнил, что это такое, и лишь когда достал её, чуть не застонал. Записка от великой княжны.

Желания разворачивать записку за прошедшее время не прибавилось. Более того, появилось желание выбросить послание в окно. Нутром чуял, что если там ещё одна телега с дерьмом — я уже не вывезу. Мой обоз укомплектован полностью, больше цеплять некуда.

Но откладывать дальше было бы просто глупо. Поэтому я развернул бумажку, стараясь держать так, чтобы написанного не было видно никому, кроме меня.

«Слѣдующей ночью въ полночь прiходитѣ на то мѣсто, гдѣ встрѣчались съ вами въ прошлый разъ, прошу. А. Р.»

Мысленно выругавшись, я смял записку и сунул обратно в карман. Ясности не прибавилось. Великая княжна умеет заинтриговать.

* * *

В академии, поднявшись на свой этаж, я встретил на лестничной площадке Бориса. Великий князь языком мимики и жеста дал понять, что хочет поговорить. Мишель, сообразив, что он лишний, прошёл в коридор и скрылся у себя комнате. А Света поднялась по лестнице выше, к своему чердаку, который не пожелала променять на обычную комнату.

Калиновский честно предложил ей предоставить помещение на этаже у девочек. Но Свету это не устроило, и она объяснила, почему: Костенька не сможет её навещать, когда захочет. Калиновский, очевидно, подумал, что снимать для Костеньки запрет на посещение дамского этажа — это уже перебор даже для Костеньки. И умыл руки.

— Итак? — спросил я, оставшись с великим князем наедине.

— Это опять случилось? — спросил Борис шёпотом.

Я поставил глушилку — чисто на всякий случай.

— Прорыв Тьмы? Да.

— Но это ведь был не просто прорыв, верно? — Борис побледнел от одних воспоминаний. — Это… было сильно, как никогда. Я думал, что умираю. Оно рвалось через меня.

Я, в общем-то, не удивился. Великий князь изначально был самой главной «закладкой» Юнга. Теми вратами, через которые Тьма должна была хлынуть вовсе без всяких ограничений, этакий магистральный Тьмапровод.

Мы вовремя подсуетились и заблокировали врата амулетом. Не то чтобы это кардинально решило проблему, однако Борис был жив, и Тьма через него не лезла. На какое-то время, возможно, даже отступила, взяв в оборот Юсупова. Теперь же, когда мы уничтожили эту лазейку, Тьма вновь сосредоточилась на Борисе.

— Но ведь всё обошлось? — спросил я.

— Пока — да. Только… Вот.

Борис поднял руку. Поморщившись, отодвинул манжету рубашки и продемонстрировал мне ожог.

«Ни хрена себе», — едва не вырвалось у меня.

Ожог был серьёзный. Не как у Жоржа, конечно, но кожу повредило основательно.

— Ты почему в медпункт не пошёл? — нахмурился я.

— Боялся…

— Чего? Тётю с уколами? В клинике постоянно дежурит маг-целитель, залатали бы вмиг!

— Я боялся рассказать постороннему человеку, что со мной происходит.

Я заставил себя задушить порыв обложить великого князя нехорошими словами. Прикусил язык и вспомнил, что про его сложное положение и вправду мало кто знает. А если всем станет известно, что Борис — это, по сути, неразорвавшаяся бомба, — вряд ли такая репутация поможет ему обзавестись множеством друзей в академии.

— Ну и что с тобой делать? — вздохнул я. — К Клавдии везти?.. Хотя, стоп! Знаю. Пошли.

Мы спустились вниз на один пролёт и остановились у коридора, ведущего на этаж девушек. Я взмахнул рукой. Коридор отозвался чередой красных вспышек, искренне недоумевая, чего я хочу. Войти ведь не пытаюсь.

Сигнала тревоги не было, но через секунду после того, как я взмахнул рукой, ко мне устремилась дежурная наставница. Коридор девушек патрулировали женщины.

Будь на нашем месте другие курсанты, они, вероятно, полетели бы с лестницы кувырком. Но на площадке стояли Константин Барятинский и Борис Александрович Романов. Представитель рода, входящего в Ближний Круг и наследник императорского престола.

— Ч-что вам угодно, господа? — пролепетала наставница.

Н-да, а к непростым ситуациям они тут готовы — откровенно так себе. Уже прям расстелилась вся: «Что угодно?»

Я сперва хотел попросить позвать к нам Аполлинарию Андреевну. Но вдруг почувствовал, что меня вот-вот оставят последние силы и я попросту упаду — измотался, оказывается, даже сильнее, чем думал.

Резко сменил тактику:

— Нам к госпоже Нарышкиной. По важному государственному делу.

Что характерно — не солгал ни единым звуком.

Наставница обдумывала ситуацию секунд пять. Чувствовалось, что она бы предпочла достать из ножен самурайский меч и вонзить его себе в живот, чем принимать какое-то решение. Однако меча у неё не было. И женщина, видимо, рассудила, что лучше уж вылететь с работы, чем навлечь на себя гнев императорского наследника.

— П-прошу вас, — пролепетала она и шагнула назад.

Наставница приложила к небольшой рамке на стене жетон, который извлекла из кармана форменного платья. По невидимой поверхности перед нами вновь пробежали всполохи, на этот раз белые. Проход был свободен.

— Вы не волнуйтесь, это не станет традицией, — улыбнулся я, шагнув на запретный этаж.

Дверь в комнату Полли оказалась сразу у входа. Напротив комнаты, в которой раньше жила Кристина.

Наставница деликатно постучала. Полли открыла дверь. Увидев нас с Борисом, совершенно неаристократично открыла рот. Уставилась, как на призраков.

— Г-госпожа Нарышкина — к вам, — тихо доложила наставница. — По важному государственному делу.

К чести госпожи Нарышкиной, она быстро взяла себя в руки. Упавшая челюсть вернулась на место, а через мгновение обалдевшее выражение на лице Полли сменилось любезной улыбкой.

— Прошу, господа, проходите. Не обессудьте — я не была готова к визиту. Сию секунду распоряжусь, чтобы подали чай…

— Не беспокойтесь, госпожа