Ознакомительная версия.
Бывший пленный на этот вопрос сжал кулаки и глухо сказал:
— Нет, товарищ капитан. Там по-другому было. Их не увезли и даже формы не дали. Видно к приезду того полковника, немчура расстаралась и вычислила семерых командиров и комиссаров, которые себя за рядовых выдавали. Стукачи у них хорошо работали, вот командиров эти, которые в РОА пошли и повесили...
— Не понял? Командиров семеро, этих двадцать девять... как же они их делили?
— Фрицы хитро сделали — поставили наших на лавки, петлю на шею накинули, а к ножкам лавок верёвки привязали. Вот предатели, на раз-два-три и дёрнули...
— Понятно... А в Восточную Пруссию как попал?
Костров вздохнув, ответил:
— Лагерь туда эвакуировали, когда наши обратно, на запад двигаться начали. К тому времени от пленных, хорошо, если полторы тысячи человек оставалось. Так всех, запихнули в теплушки и увезли в Коршен. А там, кого загнали на строительство укрепрайона, а кого отдавали местным жителям.
— Как обычно — на ударный, безвозмездный труд?
— Так точно — днём под охраной работали у бюргеров, а вечером в лагерь. Но позже, в лагерь даже возвращать перестали — загоняли на ночь в сарай и с утра опять на работу. Там мы хоть отъелись... После лагерной баланды и гнилая брюква за деликатес шла. Да и охрана совсем другая стала. До этого, молодые охраняли, вот они зверствовали почём зря. А потом, пожилые мужики появились, те нас не трогали, даже когда видели, что мы картошку с полей, в карманы прячем. Так почти до зимы было, а потом, нашу команду отправили противотанковые рвы, да окопы копать. А неделю назад, сбежать получилось — прямо над дорогой, по которой нас конвоировали, «Пешки» прошли и пока охрана, по кустам пряталась, я в лес ушёл. Мы ведь до этого ИЛ-2 как-то видели, а они далеко вглубь немецкой территории не залетают. Посчитал, что фронт уже близко, вот и рванул.
— Про Ил-2, откуда знаешь? Ну, что он в основном по ближним тылам работает? Да и Пе-2 появились уже после того, как ты в плен угодил.
— Я с бортстрелком, в лагере сдружился. Он к нам в конце сорок второго попал, вот и рассказал много чего.
— А где сейчас твой друг?
— Этой зимой, от горячки умер...
— Ясно... Жрать будешь?
Не дожидаясь кивка пленного, я свистнул конвоира и приказал принести банку тушёнки и хлеба.
Пока бывший лагерник, стараясь не очень торопиться, уничтожал свинину, я курил и глядел в окно. Да уж... досталось пареньку нехило. Три года плена это вам не цацки-пецки... Поэтому, когда он, доев и подчистив банку куском хлеба, осторожно спросил:
— Товарищ капитан, а куда теперь меня? В Сибирь?
Я только ухмыльнулся и ответил:
— Не понял, с чего это тебя в тыл потянуло?
— Так в лагере говорили, что нас, если и освободят, так сразу прямым ходом на Колыму пошлют...
— Это кто такое говорил?
— Ну...
Иван помялся, а потом решившись ответил
— Немцы говорили и капо тоже... Да и некоторые наши. Дескать, товарищ Сталин приказ издал, что всех сдавшихся в плен, в предатели записывают.
Ух ты! Так вот откуда пошла эта байка, про то, что наших пленных эшелонами прямиком в Сталинские лагеря гнали! От немцев, да лагерных надзирателей. А я ещё в те времена думал, интересно, как это происходило? При страшной загруженности железных дорог, ещё и находить места для перевозки сотен тысяч бывших военнопленных. Правда, с прошлого года, когда освобождённые хлынули потоком, понял, что наши «демократы» очередной раз, всех по своему обычаю обманывали. А на самом деле, всё было взвешенно и логично. Бывших лагерников, отправляли на ближайшие фильтры. Там их проверяли, попутно откармливая и оказывая медицинскую помощь. После проверки, сразу отсеивали этих самых капо, стукачей, и вообще тех, кто активно сотрудничал с немецкой лагерной администрацией. Сделать подобное, было достаточно легко, так как на этом же фильтре находилась масса свидетелей из одного с ними концлагеря. Всех предателей, а таких набиралось обычно процентов десять от общего количества, достаточно быстро выявляли и после скорого суда, отправляли по этапу. Остальным же, светила медкомиссия и после проверки здоровья, годные к службе отправлялись в запасные полки, а оттуда на фронт, продолжать службу. Негодных, здоровье которых было подорвано пребыванием в плену, отправляли по домам, как комиссованных из армии по здоровью. То есть, более семидесяти процентов бывших пленных, опять становились в строй. Очередной раз, вспомнив недобрым словом современных мне «общечеловеков», я раздражённо хмыкнул и ответил, вопросительно глядевшему на меня Кострову:
— Приказ такой, действительно был. Но касался он, только добровольно сдавшихся, или перешедших с оружием на сторону врага. И этот приказ был необходим — сам вспомни, тогда были времена, когда двое немецких мотоциклистов в плен советский батальон брали. Это же ни в какие ворота! А ты сдался не добровольно. То есть, обстоятельства вынудили поднять руки. Так что светит тебе парень «фильтр» и через месяц отправка на фронт.
— На фронт?!
Иван обрадовано вытаращил глаза, но я, сделав вид, что не заметил его радости, сурово сказал:
— Конечно, на фронт. А ты что хотел — отпуск и талоны на усиленное питание? Нет уж — отпуск ещё заслужить надо, так что пойдёшь в маршевые роты. Был бы ты офицером, там конечно более строго — если не сможешь доказать, что в плен попал раненным, то определят в штрафбат. С офицеров завсегда спрос больше. Но к рядовому и сержантскому составу этот пункт приказа не относится. Поэтому вспоминай навыки артиллеристского разведчика, они тебе скоро опять понадобятся.
— Спасибо товарищ капитан!
— Это тебе парень спасибо, за то, что не сломался и себя сохранил.
Глядя на подозрительно блеснувшие глаза Кострова, добавил:
— Пойдём со мной. Сейчас твою рванину на нормальную форму сменим, а после обеда, тебя ребята на фильтр отвезут. Я тут записку начальнику особого отдела написал, так что трясти там особенно не будут и в запасной полк, после медкомиссии, отправят первой партией.
Пока таскал Ивана с собой, одевая и добывая ему сухпай в дорогу, всё вспоминал, про тот изврат, что творился в моей башке, перед попаданием в это время. Ведь даже не знал, разницы между штрафным батальоном и штрафной ротой! Думал это одно и тоже. Мда... молодой был — глупый. Ведь штрафбат, это подразделение для провинившихся офицеров и только для них. На нашем фронте, например, он всего один. И штрафных рот, для рядовых — четыре. А у Жукова, аж три штрафбата на фронт приходится. Мда... Как там, в фильме говорилось — «Совсем озверел Чёрный Абдулла»...
Но даже не это главное. Ведь в двадцать первом веке считалось, что горемычные штрафники шли в бой без оружия и ставили перед ними, исключительно самоубийственные и невыполнимые задачи. Хрен нанась! Вооружение стандартное у каждого, а вся «прелесть» задачи, заключается в том, что их суют на самый тяжёлый участок фронта, где риск погибнуть наиболее высок. Вот и всё. Где нет штрафников, такие же участки штурмует самая обычная пехота. Единственно, что пехота может остановиться и отступить, а осуждённые трибуналом, такой возможности не имеют...
Ознакомительная версия.
