– Насчет тех боевиков, Фридрих, – имею сообщить вам свеженькое, с пылу с жару: по всей видимости, они на Трансамере, где-то близ Сан-Антонио. Сюда к нам сейчас следует, через Эль-Пасо, спецэшелон – что там, я и сам не в курсе, честное слово, – так вот, нынешней ночью в районе полустанка Ла-Бреа его пытались тормознуть : переделали светофор в красный, при помощи куска алого шелка, а потом обстреляли паровоз из пулемета. Если бы машинист затормозил – дело было бы совсем швах, но тот, на наше счастье, четко следовал инструкциям: проигнорировал сей странный красный сигнал, и даже прибавил паров. Тем пришлось стрелять вдогонку и, в общем, обошлось – хвала Всевышнему. Можете поискать тот пулемет – скорее всего, они его бросили при отходе.
– Спасибо, мы займемся! Так вот, возвращаясь к Флетчеру. Вчера вечером – как нам только что стало известно – он встретился, при строжайшей конспирации, с Дюнуа. Вам это имя что-нибудь говорит?
– Жак Дюнуа, один из главарей тонтон-макутов?
– Не совсем так. Он – один из лидеров «Макандаля», но как раз с тонтон-макутами у него отношения так себе.
– Разногласия по технологии «окончательного решения белого вопроса», да?
– Ну, вроде того. Тонтон-макуты – ребята простые и незатейливые, окромя мачете, флегмита и раскаленных щипцов ничего не знают и знать не желают, а Дюнуа – идеолог, полагающий себя философом. Он возглавляет, если так можно выразиться, мистическое крыло «Макандаля»: магия вуду, величие черной расы – с черепомерками, доказательствами африканского происхождения человечества и прочим в том же роде. Вроде бы и вправду – колдун-унган высокого градуса посвящения; мы как-то пытались его прищучить за серию ритуальных убийств, довольно жутеньких, но дело успешно развалилось: юстиция предпочитает держаться подальше от «разборок внутри черной диаспоры», а левые парламентарии с газетчиками потом полгода полоскали нас на всех углах как «белых расистов»… Как бы то ни было, отношения между «боевым крылом» и «мистическим» – хуже некуда. И вот еще – информация к размышлению: среди убитых в «Кондоре» – «команданте» Леруа, второй человек в иерархии тонтон-макутов; на полгода исчезал из страны – вроде бы скрывался на Гаити, – и вот объявился вдруг здесь таким оригинальным способом.
– Вот дьявол… Так это, выходит, Флетчер натравил на нас «Макандаль»?
– Ну, или «Макандаль» сам взял у Флетчера этот подряд.
– Ладно… А зачем ты мне всё это рассказываешь, Фридрих?
– Видишь ли, Виктуар… Нам очень нужен Флетчер – у нас накопились к нему вопросы, целая куча.
– Ну так арестуйте его и задайте: вам это всяко проще, чем нам.
– Это легче сказать, чем сделать. Если он стакнулся с Дюнуа – а похоже на то, иначе он вряд ли ушел бы с тех переговоров живым, – он может сейчас руководить своей сетью, скрываясь в храме вуду, что у Креольского кладбища: туда ни нам, ни полиции доступа нет.
– Даже сейчас, когда началась война?
– Я бы переформулировал: «именно сейчас, когда началась война».
– Еще одна мантра ваших «миротворцев» – «Не раскачивайте лодку», да? Экая забавная выходит экстерриториальность … Значит, мы вам – Флетчера, перевязанного шелковой ленточкой, а вы нам – что?
– А мы – закроем глаза на всё, что вы станете делать с техасскими гражданами, состоящими в культурно-просветительном обществе «Макандаль»; вы ведь, небось, собираетесь?..
– Ну, вы-то со своими штази, может, и закроете – а как насчет законников из крипо и Прокуратуры? Что на это скажет, к примеру, инспектор Пелипейко?
– Инспектор скажет – не под запись, разумеется, – что подложные удостоверения крипо и полицейская форма – это уже за границами всех здешних понятий. Так что…
– Решили попользоваться нами, как револьвером со спиленным номером, да, Фридрих?
– Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое!
– Вот, стало быть, какова цена твоему «слову офицера»… – пробормотал Ветлугин, отложив доставленную только что в гостиницу с посыльным записку от Расторопшина. – Да еще и парнишку втянул в эту свою имперскую уголовщину – ну и как тебя назвать после этого?
В то, что Сашины «неприятности» (так было в записке) никак не связаны с многотайными делами ротмистровой Конторы он, разумеется, не поверил ни на грош. А вот в то, что дело там серьезное (одно только «Ни в коем случае не обращайтесь в местную полицию» чего стОит!..) – поверил как раз сразу, вопреки всем небрежно-успокоительным уверениям («Вечерком будем втроем пить кофе в “Эльдорадо”, вспоминая сие приключение – по-своему назидательное, впрочем, для нашего юного друга»).
Тут как раз в дверь номера постучали. Хозяин гостиницы, округляя глаза и топорща усы, поведал «сеньору академику» о приключившемся в городе, на Шпарштрассе, покушении на его экспедиционного товарища; подробности те, в устах хозяина, были по-средиземноморски живописны и малоправдоподобны, однако то, что ротмистр застрелил одного из нападавших и сам стал предметом интереса полиции, сомнений, вроде, не вызывало.
Выпроводив хозяина, бравшегося за умеренные деньги обеспечить «своему почтенному постояльцу, сеньору географу» безупречное алиби с кучей свидетелей или, напротив того, помочь тому в бегстве за границу, Ветлугин вновь перечел послание Расторопшина и мысленно принес его автору свои извинения: да, это, видать, как раз и есть то самое «извещение о дезертирстве», о котором они с ротмистром условились тогда в Петербурге. Ладно, черт с ним –встретились-разбежались, детей с ним не крестить ; важно лишь, что у служивого хватает сейчас своих – имперских – проблем, и Саше рассчитывать на помощь сего профессионала (чего никак не отымешь…) вряд ли стоит. А вот мне, если с мальчиком и впрямь случится непоправимое, останется только – пулю в лоб…
«Черт, черт, черт, – думал он, тормоша саквояж в поисках револьвера, тупорылого своего английского “веблея” (разрешение на ношение выправить так и не успели, но это, чувствуется, будет сейчас не самым серьезным нарушением местных законов…), – и Шелленберг, как на грех, куда-то запропастился! Ну почему, почему всех этих чертовых шпионов не докличешься как раз тогда, когда в них, в кои-то веки, возникла нужда?..» Так, стоп… есть! А ведь у нас имеется кое-что… кое-кто получше!
– Флора, твой хозяин, похоже, попал в беду.
Нет, кто говорит, что они не понимают?
– Поможешь мне его выручать?
