Алябьев так же не преминул вставить своё слово:
-К тому ж иначе напойных денег не собрать. Где заклад - там чарка. Ныне как за гуляния пьянственного духа пеню брать стали, народец допьяна вина не пьёт, стережётся.
Новость о сокращении числа выпитого алкоголя оказалась первой хорошей. Правда, местные жители путали причину со следствием. Стрельцов моментально обучили проверке с помощью ходьбы между полосками на земле, и за кривую походку собирали штрафы, а с тех, кто валялся вповалку - брали вдвойне. Безденежные пьяницы приговаривались к общественным городовым работам, благо тех всегда имелось множество. Угличане из сего сделали вывод о том, что ныне наказывается неподобающее поведение, а не сам факт пьянства. Может, в каком другом месте это привело бы к очередному бунту, но в удельной столице всё списали на проявление особенного благочестия князя.
На мои вопросы об удорожании продовольствия четвертной дьяк отвечал спокойно:
- По весне цены всегда подымаются против осенних. Что в нынешний год с излихом вздорожало - так сие с того, что в посаде народу втрое против прежнего обретается. А крестьян-то в уезде не прибавилось, да и амбаров новых мало устроили.
-Хлеб и припасы можно с других уездов завозить, - мысль мне казалась банальной.
-Привоз тоже не даром деется,- наставительно заметил приказной. - За морем телушка полушка - да перевоз рубль. Ежели хочешь дешевизны, княже, то вели - чтоб все твои вотчинные пашенники оброк кормовой на Углич свозили, а не в иные погосты.
Обременять зависимых крестьян ещё и извозными работами мне не хотелось. Выпроводив почти всю городскую верхушку, послал Ждана за амбарными и оброчными книгами. Пока тот собирал учётные документы, я продолжал размышлять над складывающейся в уделе экономической ситуацией. Всё в принципе было просто - избыток серебра и увеличение городского населения привели к инфляции цен на товары первой необходимости. Те, кто сумели извлечь выгоду из создавшейся ситуации - богатели, те, кто смогли встроиться в новую экономику - держались на плаву, те, кто продолжал пользоваться традиционными источниками дохода - беднели. Через пару часов раздумий мне стало казаться, что сгладить возникшие проблемы возможно, полностью преодолеть - нет.
Закопавшись в хозяйственные бумаги, заинтересовался очередным моментом:
-Ждан, а сколько у нас зерна в год пропадает?
-Нисколько, княже, Бог с тобой.
-Ну портится, плесневеет, мыши жрут?
-Плесневелое холопы сметут, не бояре, чай, - удивился Тучков.- Ну а так, коли вовремя ключник не заметит порчи, то бывает и треть жита в клети как корова языком слижет. Но за такое недосмотревшего порют, будь спокоен.
-Что в каждой клети? - удивился я размеру потерь.
- Господь с тобой,- всплеснул руками дядька.- Редко когда одна из десяти так тратиться.
-Значит потери около трёх процентов, - мне захотелось подвести под свою задумку экономический расчёт.- В заём с каким ростом денег взять можно, если без жадности?
-Без алчбы роста не просят,- ухмыльнулся в бороду воспитатель.- Дают купцы из счёта в пятую деньгу, и в седьмую, меж своими и в пятнадцатую сговариваются.
-В лучшем случае около семи процентов, ну пару процентов на сторожей и постройки, - закончил я прикидки. - С запасами удельными так поступим - когда на рынке цена кормов превысит осеннюю на пятнадцать копеек с рубля, то начнём из княжеских закромов распродавать. С наддачей указанной, и ни полушкой дороже. Ясно?
-Чего уж непонятного, - вздохнул мой казначей. - Опять одни убытки и растраты.
С мелкими монополиями решили поступать по-иному. Уплаченные откупные суммы за определённую деятельность делились на примерное число занимающихся таким промыслом. Соответственно, уплата этих денег давала право заниматься предпринимательством в указанной области.
-Надо бы жетонов начеканить, выдать посадским внёсшим сбор. Чтоб видно было, что могут они оброчным промыслом заниматься.
-Народу проще уразуметь станет,- согласился Ждан. - У нас ить мало кто разберёт, чего там подьячий нацарапал, а знак в руках подержать можно.
Перед самым ледоходом в Угличе снаряжались дощаники в Устюжну. Одновременно снаряжались в Новгород и на Низ торговцы - местные и приезжие. Народу в судовые команды не хватало, купцы и приказчики за работников, случалось, даже дрались.
В тот момент, когда я наблюдал со стены кремля как трескался и хрустел на Волге лёд, сообщили о приезде бежецкого помещика мурзы Сулешова.
-Какая нелёгкая принесла крымского князя в самую распутицу,- промелькнуло у меня в голове.
Чтобы не допустить обиды высокородному гостю, пришлось поспешить в палаты. Не желая томить мурзу ожиданием, отказался от переодевания в парадные одежды, на чём упрямо настаивал Тучков. Видимо не послушался я своего дядьку зря, вошедший татарин уставился на одетого в серый суконный кафтан угличского князя в некоторой оторопи. Однако быстро вернув лицу невозмутимый вид, Янша-мурза рассыпался в восточных приветственных славословиях.
Бывший крымский вельможа произносил здравицу в мою честь минут пять, по завершении которых резво кинулся целовать руку. Этот обряду стал для меня давно привычен, но слишком уж всё неожиданно произошло. От степенного облачённого в бархат и бобровые меха вельможи мне никак не приходилось ожидать такого поступка. Поэтому одновременно отступил назад и отдёрнул руку я резко и совершенно не произвольно.
Сулешов совершенно не переменился в лице, хотя оскорбление ему нанесли немалое. Мурза лишь воздел очи к небу и поднял руки с возгласом:
-Горе мне, горе! Как смог позабыть яз, чесо не подобает правоверному припадать к руке православного господаря. Спасибо, князь Дмитрий, что вернул мне память об сём.
Ждан, дабы сгладить мою промашку, принялся со всей возможной вежливостью приглашать гостя в трапезную откушать. Я, досадуя на себя за промах, взялся лично вести татарского князя к столу.
За едой Янша-мурза передал слухи и новости из южных степей:
-Крымский хан с войском воротился с похода на немецкого кесаря. Тщились ляхи ему путь преградить, да куда им за Бора-Гази гнаться. Арсланай Дивеев как прослышал про разоренье своего улуса, так с огорчения и помер в чужой земле. Остался в Дивеевом роде один сын бия - Мухамад, да и тот теперь ханской милостью живёт. Ибо Ширин-беи, как прослышали о погроме царским войском кочевий у Гнилого озера, всех чёрных улусников и уцелевший скот к себе в бейлик отогнали.