«Язык мой враг мой! Хоть укорачивай его принудительно, или замок на рот навешивай. Э-эх! Сейчас этот инженер из меня все мои невеликие знания выудит, если за словами следить не буду. На кой хрен я это сказала?! Ну какого мне тут еще телевизора надо было!? Совсем я с ума съехала, эрудитка хренова».
— И я рад знакомству, товарищ Жбанов. А про телевизоры мне самому бы интересно узнать поподробнее. А то слышал звон, да не знаю где он. Тот иностранный инженер мне рассказывал, что в Штатах уже сеть телевещания потихоньку налаживают, почти как у нас радиоточки. Чтоб изображение на расстояние передавать. Только там не как у нас в каждом доме, а лишь у богатых и у представителей власти будет. А тиратроны те, они как-то для развертки экрана телевизора используют. Я даже поинтересовался у него, можно ли такие экраны в качестве устройства вывода информации от звукоулавливателя использовать. Чтобы, значит, вражеские самолеты по звуку узнавать, где они летят и сколько их. Так он говорил, что это бессмысленно, мол, тренированный радист с хорошим слухом гораздо быстрее определит все что нужно. А смысл использования экрана он видел, только в пеленгации вражеских радиостанций. Я даже спорить с ним не стал. Кто он, и кто я. Моего образования пока не хватает поглубже во всем этом разобраться.
— Мысли у вас интересные. А образование – это дело наживное. Тем более, что вы уже заочно в институте учитесь. И раз уж вы с первого взгляда электромеханическую схему определять научились, то грех останавливаться на полпути. Ну что ж, может, тогда пойдем, посмотрим, как все на самом деле действует? Прицел Резунова вы ведь еще не видели?
— Да не успел пока.
Павла с любопытством двигала рукоятки наведения дистанционно-управляемой турели, наблюдая в разлинованной призме перископического прицела изменение картинки. В этот момент ее окликнули.
— Товарищ Колун, спуститесь, пожалуйста, на землю.
«Ну ни секунды покоя ведь. Только я во вкус испытательства вошла, и опять меня словно кота с дерева за хвост. Это кто там по мои бренные кости пожаловал. Упс! Испытатели, причем один из них – старый знакомый».
— Приветствую вас, товарищи.
— Нравится вам машина? А, Павел Владимирович?
— Машина красавица. Жаль только носовой стойки шасси не имеет.
— Ну, вам прямо не угодишь! Саму конструкцию-то узнали? Расскажите-ка нам, что вы о ней думаете.
— А чего тут мудреного, Петр Михайлович? Перед нами явно потомок рекордных самолетов. Так сказать, внебрачное дитя дальних перелетов Громова и Гризодубовой. Гермокабина с дистанционным вооружением выше всяких похвал. Главное, что обзор из нее получился приличный. Харьковчане тут нашими «Тюльпанами» отметились. Да еще стреловидности крылу добавили, видимо для усиления его полулонжероном от бомбового отсека до мотогондолы дизеля. Механизация крыла усиленная. Потолок не меньше двенадцати, дальность не меньше пяти тысяч, скорости на максимальной высоте и на полной тяге свыше пятисот. В общем, серьезная получилась машина.
— Да-а. Говорил же я вам, товарищ Голованов, что у старшего лейтенанта в голове рентгеновский аппарат спрятан. Вон и вооруженец наш уже пожаловался, что товарищ Колун схему синхронно-следящей системы наведения на раз просчитал.
— Ну что ж, Павел Владимирович. Думаю, зачет по матчасти вы сегодня легко сдадите. А пока знакомьтесь. Петра Михайловича вы уже знаете, он как главный испытатель этой машины, будет нас обучать. А Виктор Георгиевич Грачев с нами вместе на этой красавице полетит. У него как раз большой опыт дальних полетов.
— Рад знакомству, товарищ Колун.
— Взаимно, товарищ Грачев.
«Тоже, видать, чекист-разведчик. Значит, у нас в экипаже из испытателей одна я буду. Стефановский с нами не полетит. А вот мне они замену на крайний случай, кажется, уже припасли. Сорокин вон, с краешку маячит. На Р-10 с «Тюльпанами» у него большой опыт, так что это перспективный кадр. Но Голованов зачем-то меня с собой словно на аркане тянет. Вот только зачем я ему?».
***
Перед глазами снова вставали образы прошлого. Вот он учится стрелять из пулемета. За головой звучит грубый и резкий голос командира. Даже во сне ему не забыть, как его отлупили бамбуковой палкой за плохую стрельбу. Сейчас он снова командовал себе. «Зарядить, упреждение, огонь. Вторая цель. Упреждение, огонь!». Вот образы сменились. Вот он запрыгивает в кабину «Нагинаты», и кричит подбегающему капитану тоже прыгать на крыло. Капитан Огита и поручик Амано запрыгивают на плоскости, и самолет начинает разбегаться. Пулеметная очередь стучит по фюзеляжу и Амано, взмахнув руками, падает с крыла на землю. Самолет кренится, с такой асимметричной тяжестью истребитель взлететь не может. Будь капитан чуть крупнее, и им бы двоим ни за что не уместиться в кабине одноместного самолета. Но вскоре они оба уже сидят в неудобной позе, мешая друг другу. Капитан ранен, но молчит. Даже убрать шасси они не могут из-за тесноты, но самолет уже уверенно разогнался до двухсот восьмидесяти километров в час, и на малой высоте летит к линии фронта. Вот за спиной река, дымы пожаров и зенитные разрывы. Вот какие-то тыловые японские части. У машины начинаются перебои с мотором, видимо кончается бензин. Вот он кричит капитану, что будет сажать тут. Тот кивает. Самолет прыгает по полю и останавливается, чуть-чуть не съехав по оврагу в какой-то штабной блиндаж. Капитан спрыгивает на землю и, превозмогая боль, идет в сторону группы военных. Принять обезболивающее, теперь пора. Тело напрягается, и пальцы нажимают неприметную кнопку самоподрыва. Огонь, и далекая боль. Царапаемое пламенем тело само выскакивает из кабины и падает на землю…
Сон прервался. Снова боль. Опять все сначала. Непослушные губы пилота хрипло шепчут одни и те же слова. Чуткое ухо могло бы уловить в этих хриплых выдохах знакомую каждому с детства мелодию.
— Са… ку… ра, са… ён но со…
Два врача склонились над покрытым ожогами и мелкими ранами телом. Руки и ноги пациента были прикручены к операционному столу, но он и не пытался вырываться. Старший из коллег поправил на своем лице повязку и убрал руку с запястья оперируемого. В тишине операционной все еще слышались хриплые осколки слов.
— Господин майор, а он не мог повредиться рассудком?
— Вряд ли. Скорее он таким способом пытается отключить боль. Очень сильный молодой офицер. Обратите внимание, когда он спит – он молчит, когда просыпается, он поет песни, чтобы отвлечься от боли. А когда на границе этих состояний, то иногда можно расслышать, как он ведет бой и стреляет по врагу. Очень интересный случай.
