Ознакомительная версия.
– Проше пана, мы же не на неделю собирались и не на месяц… – пояснил ротмистр. – Дня на три, на четыре, не больше! Так к чему брать с собой лишнее?
Такая «логика» мне показалась как минимум странной, но я вовремя вспомнил мудрую поговорку про свой устав и чужой монастырь и промолчал… На пару секунд мелькнула мысль: не заменить ли бритву кинжалом? Но я решительно отогнал ее. Не потому, что боялся расцарапать щеки или шею: уж таким-то пустяком меня не напугаешь. Просто черт их знает, этих средневековых поляков, может, у них это считается дурным тоном, а то и самым настоящим святотатством? Лучше не рисковать.
Как-то очень давно мне попался рассказ о наших разведчиках, засланных в глубокий тыл к немцам для проникновения на особо охраняемый объект. Подготовка была – супер, даже рядовые хорошо «шпрехали», а уж командира по говору и подавно было не отличить от коренного пруссака; эсэсовская форма сидела как родная; с виду – сплошь настоящие Гансы, Фрицы, Эрвины… И чуть не засыпались. Причем на самой что ни на есть мелочи… Кстати, по закону подлости, именно на мелочах главным образом и пролетают!
Один из разведчиков что-то не так сделал с эсэсовским кинжалом. Уж не помню точно, что именно… Кажется, консервную банку им вскрыл. На глазах у настоящего эсэсовца.
Ну откуда он мог знать, что для «юберменша» особой касты кинжал – символ его чести и долга?! И что для такой прозаической цели каждый немецкий солдат имел консервный нож?! (Наши-то ребята об этом и не мечтали…)
Немцу, догадавшемуся, что перед ним не собратья по «избранному ордену», а переодетые русские, не повезло: командир группы именно в этот миг случайно встретился с ним взглядом и увидел в его глазах потрясение, переходящее в ненависть. И тут же «завалил», не дав ни воспользоваться оружием, ни поднять тревогу…
А если бы не успел? Или если бы у немца нервы оказались покрепче?
…В общем, хоть польские уланы из XVII века – не фрицы из XX, рисковать не стоит. Пока надо вести себя осторожно, присматриваться да копить информацию.
Доставать из сумочки Анжелы ее «Ангел фингерс» тоже не хотелось. Во-первых, если бриться им на глазах у поляков – мгновенно привлечешь их внимание к невиданному в эти времена предмету. Во-вторых, если уединиться для этой процедуры в камышах – они потом тут же заинтересуются, чем это пан Анджей «навел красоту». В-третьих… Эту сумочку еще разыскать надо! Кто знает, где именно в камышах она упокоилась, не шарить же по всему дну у берега… А спрашивать Анжелу неловко – небось до сих пор втихаря дуется…
Что станок у нее есть, я выяснил еще вчера вечером, отправляясь купаться. Когда передавал ей татарскую кожаную торбу, в которой была спрятана сумочка, и, естественно, шепотом… Тут же последовал (естественно, тоже шепотом) сначала утвердительный ответ: да, есть, тот самый, который делает (если верить рекламе) женские ножки гладкими, словно шелк. А потом встречный вопрос: почему, собственно, меня это заинтересовало? Я объяснил почему – кратко и убедительно, – потом подавил слабое сопротивление, напомнив с металлом в голосе, что приказы командира не обсуждаются, а исполняются, и слегка подтолкнул вспыхнувшую и разозленную Анжелу к кустикам… Не переставая удивляться предмету, известному под названием «женская логика»: мы перенеслись черт знает куда, цена нашим жизням – медный грош (пока, во всяком случае), а она вздумала упираться: сумочку жалко, без косметички не обойтись, провела в салоне целых два часа и уплатила сто пятьдесят баксов!.. Ох, дамы, дамы…
Что же, придется светлейшему князю лицезреть мою двухдневную щетину. Ничего, не помрет!
…А очень скоро пустяки вроде внешнего вида вылетели у меня из головы. Потому что дорога, на которую мы выехали, была запружена беглецами, стремящимися в Лубны.
Я немало повидал в жизни, да и рассказов деда-фронтовика в свое время наслушался… Но картина человеческого горя – настоящего, непритворного – больно ударила по нервам. Совсем недавно мирно жили в своих домах, работали, растили детей. И вдруг налетел вихрь, сорвал с насиженных мест…
Густое облако рыжевато-серой пыли, поднятой бесчисленным множеством копыт и колес, клубилось до горизонта, и в нем лишь временами угадывались очертания телег и возов. Пронзительный скрип, стук и грохот, конское ржание, хриплый рев непоеной скотины, жалобный детский плач, прерываемый раздраженными окриками, истеричная ругань и жалобы, неизвестно к кому обращенные, – все это смешалось в какую-то адскую какофонию. Даже мне стало… не то чтобы не по себе, но близко к этому. А представляю, каково пришлось моей спутнице!
– Страшные времена настали, пан Анджей! – еще раз промолвил ротмистр, взглянув на мое посуровевшее лицо. И тут же, в следующую секунду, крикнул: – А ну, дать дорогу! Люди его княжеской светлости, по неотложному делу! Дорогу, живо!!!
И пришпорил коня, погнав его прямо в пылевое облако. Уланы последовали его примеру, также крича во всю мощь: «Дорогу людям его княжеской мосьци!» Волей-неволей пришлось перейти на галоп и нам с Анжелой… Впрочем, я уже говорил, что в седле она держалась уверенно.
– Не смотри по сторонам! – шепнул я ей прямо в ухо. – Не надо! Только перед собой!
Возницы разражались грубой истеричной руганью, осыпали проклятиями сразу на нескольких языках и «княжескую светлость», и бунтаря Хмельницкого, и «гололобую нечисть» (видимо, подразумевались крымчаки), и «схизматское быдло» вперемешку с «подлыми хлопами», но все же сворачивали к краям дороги. Имя грозного князя все-таки действовало.
Так мы и ехали – по образовавшемуся коридору, между двух рядов, чуть не задыхаясь от пыли. Краем глаза я замечал, как многие испуганно крестились, рассмотрев мою одежду. А какой-то белобрысый малец, отчаянно ревевший на руках у дородной хмурой женщины, вдруг застыл с раскрытым ртом и округлившимися глазами, увидев меня. Его замурзанное личико побелело от ужаса – это было видно даже сквозь клубящуюся пыль… В следующую секунду он завопил с удвоенной силой, так пронзительно и страшно, словно перед ним предстал сам Кощей Бессмертный. Или Баба-яга. Или леший. Или… Уж не знаю, про каких чудищ рассказывали сказки тогдашним детишкам в тех местах, но я в эту минуту мог смело заменить каждого из них. А то и всех скопом.
«Дети тебя раньше не пугались, Андрюха…» – укоризненно шепнул мой внутренний голос.
…Словом, я испытал неподдельное облегчение, когда впереди возникли деревянные городские стены. За ними, в некотором отдалении, виднелась другая стена, более высокая – уже каменная. А в самом центре, господствуя над местностью, к небу тянулись круглые башни замка, на одной из которых виднелся красочный штандарт. Видимо, показывающий, что хозяин в данный момент на месте…
Ознакомительная версия.
