Прежде всего оказалось, что велено мне явиться в Штаб Восточного Фронта, а оттуда меня во Владивосток отправили. В управление особых операций. Ну, прилетел я, значит транспортным "Юнкерсом", меня уже встречают четверо офицеров в форме КГБ, нашей самой "любимой" конторы, сажают меня в "Руссо-Балт" закрытый со шторками на окнах и везут, ни слова не говоря. У меня даже сердце застучало, думаю, уж не арестован ли я? Едем, молчим, я то что– человек дисциплинированный, приказали– еду. Приезжаем где-то часа через два. Только слышно, как у нашего водилы пароль спрашивают, да пропуск предъявить требуют. Наконец добрались, остановились, вышли– гараж подземный, непонятно, что и где. Меня в лифт завели, и стали мы вниз опускаться. Долго спускались, наконец доехали, и сопровождающий меня очередному капитану КГБ передал. Тот приехал за мной на такой маленькой машинке аккумуляторной. Посадил меня, поехали. Минут, наверное двадцать мы по подземным туннелям катались, наконец приехали, и заводят меня в огромнейший кабинет, а там сидят такие чины, что и назвать страшно. И ставят они мне задачу следующую. Мы, оказывается, в последний раз Императорский дворец в Токио случайно накрыли. Да так удачно, что Микадо приказал своему любимцу, адмиралу Ямамото собрать флот и стереть с лица земли Владивосток и Георгиевск-на-Амуре. Поэтому нужно эскадру эту перехватить, и по возможности полностью уничтожить. До последнего корабля и до последнего матроса. Вот и вызвали меня, как командующего самым большим авиаподразделением на Фронте, а так же имеющего значительный боевой опыт посоветоваться, как лучше это сделать. Ну, я тут подумал, что дело действительно серьёзно обстоит, чтобы какого-то майора для такого дела вызвали. Что у них, поумнее не нашлось, вокруг то одни генералы сидят, хоть и КГБэшные… А нам уже карту тащат, с глубинами, с маршрутом предполагаемым, сводку наличия личного состава и вооружения. Стали мы думать. Они– за русских, я – за японцев. Самое плохое, что флота у нас нет здесь толкового. А если их близко подпускать, то они с авианосцев береговую оборону подавят и десант высадят, и потом их долго выковыривать отсюда придётся. Значит, топить где-то посередине придётся. Долго мы мудрили, ну никак не выходит. Или их авиация нас накрывает, или они нас в воздухе перехватывают. Решили прерваться и покурить, я наглости набрался и кофе себе попросил, принесли, ни словечка не сказали. Стою себе у карты, пью и внимательно так её разглядываю… Тут меня и осенило: вспомнил я про нашу неразлучную парочку в институте– Челомея и Бахема. Они тем прославились, что по выходным напивались в стельку, а потом песни пели, причём один на русском, а второй на немецком, интересно в их исполнении слушать было скажем, "Дубинушку". Друг мой, Ганс Иохим Пабет фон Охайм глядя на них каждый раз до икоты смеялся, и Архип Люлька его потом водичкой отпаивал. Но дело у них шло тем не менее. Как раз в день моего отлёта на фронт они должны были свой самолёт– снаряд испытывать с реактивным двигателем… Ну я господ генералов и вопросил, мол как там с этим делом обстоит? Видели бы вы их глаза… тут у нас всё и тронулось с мёртвой точки. Я же первые реактивные облётывал, можно сказать, "Мессершмит" и "Хейнкель" реактивный в небо вывел, так что знаю, на что реактивная авиация способна. Первым делом мы с руководством института связались и выяснили обстановку. Нам оттуда и говорят, что да, мол, испытали успешно, но скорость маловата, всего шестьсот сорок километров в час. Тут у наших генералов глаза на лоб полезли, и в трубку заорали отборным матом. Словом, велели через месяц сто штук поставить. Мне слышно было, как в трубе булькнули сказали, что сделают. Обрадовались все, меня по плечу похлопали, и велели назад отправляться. Да не аэродром, в Монголию, а в город. Во Владивосток. А о совещании этом никому ни словечка. Я только "Яволь" сказал, и меня назад повезли. Так же в закрытой машине, с такой же охраной. Привезли в какой-то особнячок и спать уложили, а утром уже в другое место отвезли, в самом городе, оттуда мы в институт наш вылетели, ракеты смотреть. Ох и здорово же у ребят наших получилось, эффект потрясающий. Словом, утвердили нам план обороны города и полетел я наконец к своим ребятам. Благо, как раз попутный транспортник шёл на фронт. Хотя что я говорю, для КГБ все самолёты попутные, куда скажут, туда и доставят. Летим, значит, моторы за бортом гудят, ну, я по старой фронтовой привычке задремал было, да не вышло. Привязался ко мне один тут, военинженер первого ранга. Углядел мои крылышки, и давай меня пытать, что, чего, как. Причём, что интересно, выспрашивал меня наиболее характерные места попаданий при штурмовке. Короче, все пять часов полёта и пытал. Схемки всякие рисовал, таблички. Мне потом даже самому интересно стало. Но под конец я его всё– таки уел. Он мне значит говорит:
–А какой бы вам, герр майор, для штурмовки самолёт понравился?
Тут я ему в ответ и выдал:
–Танк с крыльями! А ещё лучше– Т-34М летать научите, вот это и будет самый лучший самолёт!
Инженер ничего не в ответ на сказал, только задумался до конца полёта. Правда, когда уже сели, догнали поблагодарил, на прощание визитку дал: Сергей Ильюшин, инженер. Ну, я её в карман сунул и пошёл узнавать, как мне до своих добраться. Прихожу в комендатуру, там мне и говорят, что есть три способа. Первый– это пешком с караваном, второй– завтра к нам транспортник пойдёт, а третий– со святыми отцами. Я вначале не понял, а комендант ржёт, собака и объясняет, что через час к нам противодиверсионная группа из Православной дивизии выезжает для охраны аэродрома от японских шпионов. Махнул я рукой и согласился с попами ехать. И попал я, ребята так, что вам и не снилось… Отправил меня комендант вместе с сопровождающим к ним в расположение. Приезжаем, вижу я там такое, от чего у меня начинает крыша ехать. Вместе с мозгами. Представьте себе здоровенного детинушку под два метра ростом. Представили? Наденьте на него чёрную форму. Причём галифе на нём армейского покроя, нормальные, а вместо кителя – ряса укороченная, чтобы не путалась, а на рясе той зелёным цветом кресты вышиты, два штуки. Один на спине, один на груди. И на погонах не звёздочки, а крестики. А самое главное, вместо шинели у них не пойми что– невообразимо– пёстро– лохматое. Вроде плащ– палатки. Так, кстати, и называется– "лохматка" установленного образца. С оружием вообще полный абзац. Во-первых, сами посудите– поп и оружие, а во-вторых у каждого на боку меч висит, кроме штатного огнестрела. Самый настоящий, без вранья! Они им еретиков наказывают. Усекновением головы, как один выразился. Мне прямо не по себе стало, я же по ихнему– еретик, лютеранин. Ну, командир меня успокоил, ты, говорит, не неверный, ты– брат по оружию, а значит верить можешь и в своего бога. У нас, говорит, в дружинных частях и неверующие вообще, и язычники, а все братья. А на нас миссия особая возложена, нехристей врагов искоренять. Вот мы и боремся. Отлегло у меня на душе от его слов. А батюшка усмехается. Меня в один из грузовиков посадил и тронулись мы несмотря на ночь. Святые отцы сидят, по сторонам в окошки тента смотрят, и тут меня у одного ружьё заинтересовало, здоровенное такое, и калибр у него не маленький. Прям, таки, авиационный. Так и оказалось, 12 и 7. Противотанковое ружьё. Ох и понравилось же мне оно. У меня вообще с раннего детства слабость к оружию. Ну, потом об этом. Едем, значит. Отцы бдят. Впереди разведчики, сзади арьегард, всё как положено. Только вокруг всё такое однообразное, что в сон клонит, но держусь, в самолёте выспаться не удалось, а здесь– носом чую, не стоит… И точно, только за один из барханов завернули, как только "БУМ", и первая машина задымила, и одновременно с флангов стрельба по грузовикам нашим. Я и сообразить ничего не успел, как земле оказался, так и не понял, то ли сам выпрыгнул, то ли меня вытолкнули. Лежу, соображаю, куда бы мне закатиться, чтобы не достали, вижу холмик, заполз под него, маузер свой выдернул, кобуру пристегнул и давай по вспышкам садить. Засекли меня самураи, стали в ответ отстреливаться, пришлось мне голову спрятать на время. Гляжу, рядом то самое ружьё лежит, а батюшка рядом стонет, за живот держится. Видно, зацепило. Ну, я к нему подполз, за колесо заволок, чтобы хоть как-то спрятать, а сам ружьецо цап и поволок опять к холмику. Тут меня что-то по ноге стукнуло, оборачиваюсь– смотрю, святой отец хоть и раненый, а сумку свою мне бросил, сипит из последних сил, патроны, мол там. Я ему в ответ кивнул и её подобрав пополз обратно. На моё счастье, там чьё– то старое колесо валялось. Дополз я до него, стал с агрегатом разбираться. Ну, принцип вообще то у всех ружей одинаков. Открыл я затвор, патрон туда вложил, здоровенный, стал смотреть, куда мы мне его использовать. А тут прямо напротив меня пулемётчик появился и как начал садить… Ну, я по нему и бахнул… Ох и садануло меня в плечо, но пулемёт замолк, только искры там вверху полетели, да видно было, что что-то тёмное подбросило. Я второй патрон, скорчился весь, посильнее упёрся и по вспышке опять– БАХ! Ещё один замолк. Тут меня за плечо тронули, гляжу монах знаками показывает– кончай стрельбу. Я на всякий случай патрон зарядил и жду. Глядь, наверху чего то замельтешило, вопли послышались дикие, потом всё стихло, монахи наши поднялись, и я с ними… Тут то я и увидел, как они с еретиками борются: быстренько двоих пленных на колени, молитву прочитали и раз, и укоротили на одну голову. Потом тот, кто экзекуцию проводил камешек на рукоятке нажал, и по лезвию вода пролилась. Святая, как мне потом объяснили, кровь грешную смывает на раз… Ну, собрались мы в общем, и опять поехали. К утру добрались, уже спокойно. Раненых в санбат сдали, а потом тяжёлых самолётом отправили. И того монаха тоже, у которого я пушку его забрал. Перед отлётом он мне её подарил. С разрешения их командира, а мне наш оружейник на неё прицел приспособил оптический, от винтовки снайперской и пристрелял. Потом она мне ой как пригодилась, но это уже другая история.
