...Кричали, что русские обходят командный пункт. Сначала с той стороны побежали группки дивизионников, потом застрочила пара пулеметов прикрывавший штаб батальона. И все начали стрелять. Грабчак разряжал винтовку куда-то между деревьев, вталкивал в магазин обойму за обоймой. В ухо заорал, потом затряс за ремни унтер - Микола с перепугу ни мог понять ни слова по-немецки. Ах, да, взять раненого...
...Тащили немца - тот, не открывая глаз, кашлял пробитой грудью.
- Свезло нам, - пропыхтел напарник - пожилой, видать опытный, вистун. - Ты послухай - сбили батальон.
Микола, ничего кроме непрерывной стрекотни и разрывов различить не мог. Разве что русских автоматов прибавилось - стрекот приметный...
К ночи все роты 30-го полка СС были выбиты с позиций. Собственно, нескольких рот практически уже не существовало: полк потерял половину личного состава и всех ротных командиров.
Остатки разгромленного полка были выведены в тыл. К ночи Советы, вроде бы, поубавили напор. По всему выходило - начали выдыхаться. Грохотало севернее - там немцы вели ожесточенный бой с пехотой. Микола сидел с артиллерийскими связистами, ел остывший кулеш. Так и не доел - усталость сморила...
С рассветом снова началось: советские самолеты почти беспрерывно бомбили и штурмовали позиции и тылы дивизии, но к счастью, узел связи и батарею пока не нащупали. Дивизионные гаубицы продолжали поддерживать оборону огнем, радисты пытались наладить связь с полками, там вроде бы стояли, но к вечеру прошел слух, что Куты уже отданы москалям. В селе остался дивизионный медпункт со всеми ранеными - четыреста хлопцев. Говорили, что немцы вывезли своих раненых на броне штурмовых орудий. Галичан они не брали...
Мучительный был день, бесконечный.
...Подзатихло к утру. Микола уже спины от тяжелых катушек не чувствовал. Заснул мигом, но тут же растолкали - уже рассвело, снова начиналось...
...Днем Грабчак оказался в запасном батальоне - было велено заехать, забрать провод и возвращаться к артиллеристам. Возвращаться не очень хотелось - здесь было спокойно. Микола с ездовым Зарембой аккуратно загрузили кабель, сели пообедать - в запасном кухня уцелела, горячим кормили. Но тут появился гад Кляйнов[1], приказал всем строиться. Связисты попытались живо на повозку сесть, да кабель срочно доставлять, но оказались в общем строю...
Стояли немногочисленные шеренги - с сотню солдат из запасного, да такие приблудные стрильцы как Грабчак. Гауптштурмфюрер кратко пояснил обстановку: батальон связи внезапно атакован, ведет бой, нужны добровольцы для "удара взаимопомощи". Выручить камрадов и не допустить выхода врага в тыл дивизии - есть благородный долг и обязанность каждого честного солдата рейха.
...Гул боя, рокот вездесущих советских штурмовиков и едва слышный топот сапог, выходящих из строя добровольцев... Только немцы из строя и выходили. Бледнел от злобы гауптштурмфюрер, брезгливо смотрели на неподвижных галичан самонадеянные германцы.
Микола стоял как положено - смотрел строго перед собой, мимо командира батальона. Нема дурных. Чем тому батальону связи теперь поможешь? Шо он там, на старых позициях сидел и ждал? На все божья воля. И вообще во всем немецкое командование само виновато - откуда Советы в тылу взялись, а? Куда разведка и господа начальники смотрели? Непобедимый германский порядок, стойкость и предусмотрительность... Теперь вот погибнут хлопцы ни за шо...
...Катили связисты обратно к дивизиону. Рассудительный Заремба, вздыхал:
- Вот оно как - не сдержали москалей на фланге. Прорыв вышел. Пропадут хлопцы. Ни за что пропадут. Там, говорят, кавалерия у Советов. Лютуют, сплошь башкиры. Эх, беда, ведь не пробьются наши.
- Я ж там, в батальоне, каждого стрельца знаю, - хмуро сказал Микола. - Золото, а не хлопцы. До последнего стоять будут. Немцы могли бы танками помочь. Так ведь не дадут брони, суки.
- Бросят, как пить дать бросят. Слышь, Микола, а ведь хлопцы могут в лес пробиться. Сообразят, точно говорю. Там свои люди...
- Ты помалкивай. Еще неизвестно как дело обернется...
Вечером появились точные сведения, что батальон связи полностью полег, со всей техникой и машинами. Говорили, что в плен советские гвардейцы никого не брали. Вроде бы подошел после боя чекистский батальон из смерша и всех пленных шашками порубал. Микола вместе с камрадами-связистами выпил шнапса за помин душ, геройски загыблых, но в шашки не очень поверил - небось, просто постреляли хлопцев из пулемета. Не, сдаваться в плен нельзя. Жестоки краснюки к СС. Плохо дело. И заначку было до слез жалко - десятник хозяйственного взвода клялся, что ранец как свой сохранит, да разве теперь с мертвяка спросишь. Эх, портсигар нужно было с собой носить - ведь чистое серебро. Да и шоколад жалко. Девять плиток... Москали клятые, чтоб вас...
Ночью куда-то перешли, окопались, Грабчак успел подремать, потом сдернули с криком и пинками...
... Неслись упряжки противотанковой батареи, трясся ошалевший Микола, цеплялся за неудобный поручень передка, придерживал коленом катушку, пристроившийся рядом рябой шарфюрер, сопел, норовил заехать в лоб стволом прыгающей винтовки. Ездовой гнал с гиком, свистом - батарея неслась, не разбирая дороги. Как попал на безумный передок шутце Грабчак, за что судьба так наказала - не понять. Противотанковую батарею с позиций сняли одним мигом, бросили навстречу прорвавшимся советским танкам. Но Грабчака-то за что?! У протипанцерников свои связисты имеются, раз не их всех разбомбило, так пусть догоняют и сами...
Поздно. Летел молодой шутце, кинутый безжалостным приказом, навстречу своей гибели, старался катушки довезти. Ой, за шо, за шо так?!
...Село осталось правее, батарея на рысях вынеслась к полю. Русских пока видно не было, словно вымерло все кругом, лишь темнела цепочка неглубоких пустых окопчиков у проселка. И качалось поле, на которое вот-вот танки Советов выйдут... плоское, с нечастыми копнами и скирдами, да одиноким, видать, брошенным из-за неисправности, грузовиком. Соскочила с дороги быстроногая батарея, гарцевал на гнедом скакуне пидхорнужий, взмахивал плетью, указывая позиции:
- Разворачивайся, не медли! Минуты по счету...
...Ржали кони, расчеты снимали с передков приземистые панцертовки[2]. Артиллеристы спешили - и последнему дурню ясно, что выйдет, если "тридцатьчетверки" застигнут батарею неразвернутой. Хоть слегка окопаться бы успеть...
- Та разве здесь позиция?! - стонал ездовой-вистун, пытаясь успокоить разгоряченных лошадей. - Зарыться не успеем, упряжки девать некуда. За скирдой прятать, что ли?
Миколе было не до лошадей: сгреб три катушки, а куда бежать, где командир батареи, разве разберешь?
