Ой, мама дорогая, роди меня обратно! Как все здорово и лихо получается в книжках про попаданцев. И вумные они как вуточки, и вотруби не едят. Интриги предков как орешки щелкают и глупых местных походя учат прогрессу и гуманизму. И Рембы они все, как один, пополам с Конаном-варваром, помноженным на Макиавелли. И все у них гладко как по рельсам. А у меня все какие-то скачки с препятствиями на ровном месте. До дому и то нормально доехать не могу.
— Так что мне с ними делать прикажешь? — Меня мнение кантабрийского инфанта действительно интересовало, потому как своего у меня не было.
— Отдай их тому, кто тебе денег ссудил, — посоветовал дон Саншо. — Он все сам устроит. А ты как бы и ни при чем в таком случае.
— Он рабами не торгует, — ответил я, а сам подумал, что это вовсе не факт, просто я всего не знаю.
— Зато евреи тут ими вовсю торгуют. После каждого сражения они как из земли вырастают: пленников скупать. Тех, за которых родня выкупа не даст. Найдет твой купец, кому и через кого их продать.
Тут за воротами коротко прозвучал сигнальный рожок. Прибыл очередной скороход из замка по мою душу.
Выдвигаясь в герцогский замок назло Саншо без бла-а-ародного окружения, только с копьем из Беарна и оруженосцем, я на все корки корил себя за то, что поспешил и к себе в комнату не зашел. Так и скачу с разряженным пистолетом.
На береговых пострелушках с сарацином мы весь порох наперегонки сожгли. И его и мой. Зато с гордостью скажу, что стрелял я лучше капудана. Особенно под заклад: моего пистолета на его пару. Хотя где-то под спудом победных эмоций вяло ворочалась подлая мыслишка, что таким вот макаром мне просто взятку сунули. Хорошую взятку, дорогую: пара пистолетов с ударными замками и полный обвес со снарягой. Даже шесть чеканных патронных газырей для готовых патронов на поясе есть, а я считал, что они — более позднее изобретение. Все очень богато и шикарно украшено: золото, чеканка, разве что бирюзы нет. Сам про себя смеюсь: музейщику — музейные вещи. Это как деньги к деньгам. Причем мне достались не рабочие пистолеты Хоттабыча, а пара, специально привезенная, вместе с писчебумажными принадлежностями с галеры. Новенькие — муха не сидела.
Бумаги, точнее — пергамента, мы там, на берегу, быстро выправили, и теперь я официально владелец шести сотен мешков со специями. Хитрых таких мешков, как яйцо Кощея, но весьма удобных для мелкооптовой распродажи. Провощенные пергаментные мешочки, зашитые по отдельности в просмоленную парусину и опечатанные свинцовыми пломбами как текстильная постава. С гарантией веса нетто в три аптекарские либры. В свою очередь скомплектованные по дюжине и снова обшитые в просмоленную парусину, заново опечатанные. Морская упаковка: даже если где и попадет на нее вода, то не подмочит. И посторонних запахов содержимое не наберет.
И таких мешков, как я уже сказал, ровно шесть сотен. Почти семь с половиной тонн дорогущих специй, к тому же на сегодняшний день весьма и весьма дефицитных в этом городе. Правда, моих там всего три процента. Какие-то жалкие двести двадцать три килограмма перца, гвоздики, корицы и имбиря. Мало, но все же… поднял я их, как говорится, с земли на пустом месте. Да я же еще в этой сделке и благодетель. Красиво!
Хорошо быть принцем.
Для себя я условился оставить на галере по два мешка каждой специи. Один комплект — для собственного потребления. Второй — в приданое «сестре», типа знай наших! Тут вам не у Пронькиных.
На оставшуюся от моей доли сумму Хасан-эфенди кредитуется для последующих поставок мне в Беарн на все деньги и как можно быстрее: бумаги, как писчей, так и грубой, картона и хорошей разноцветной туши; очищенной селитры; марганца, новомодных карамультуков с ударными замками — эти без деревянных частей, только ствол и замок в сборе. Приклады и ложа мы сами на месте вырежем: такие, как надо, а не такие, как тут пока делают. А то навезет эта восточная морда от собственного понимания красивого сплошную инкрустацию перламутром, и что мне с ней потом делать? А денежки уже тю-тю. Еще пулелейки к этим стволам калиброванные, пороховницы для натруски простенькие заказал. Потому как солдат с непривычной амуницией — все равно что дурак со стеклянным членом: или разобьет или потеряет.
Обратно капудана будут ждать в Сан-Себастьяне мои люди. Хоттабыч обещал мне к ноябрю туда обернуться.
С Вельзером простились у его дома. А сержант, скакавший позади меня, после нашего прохода вокруг рыночной площади, когда стало на улицах Нанта от людей посвободнее, поравнялся со мной и спросил:
— Сир, я так понял, что мы на этой сарацинской галере домой поплывем?
— Скорее всего, на ней, — ответил я на автомате, несколько занятый другими мыслями.
— Не получится никак, сир. Гребцов мы освободим от плена, и некому будет нас доставить домой.
Я чуть с седла не сковырнулся. То, что у меня в мозгах звучит чисто гипотетически, как один из вариантов, у моих людей, оказывается, не вызывает даже тени сомнений. Зашли, провели контртеррористическую операции и аля-улю. Вот это попадос!
— Мы их в Сантандере освободим, — озвучил я первую попавшуюся в голове мысль, чтобы только соскочить с этого неприятного разговора.
Ну, Саншо, ну, ласточка, дай только домой вернуться, я тебе за такую педагогику устрою; весь верхний планш выверну. Ля-ля, лю-лю, бла-бла-бла, а о главном — ни с полслова.
— Сир, я в восхищении от вашего коварства, — заявил мне заулыбавшийся в усы сержант и отстал, слава богу снова заняв место в кавалькаде сразу за мной.
При въезде в герцогский замок фанфары зазвучали сразу по нашему выезду из воротного туннеля. На этот раз уже полдюжины персеванов выдували из серебра нечто похожее на музыкальную заставку советского киножурнала «Новости дня», который в кинотеатрах перед фильмом крутили.
На замковом дворе меня встречали собственными персонами владетельные монархи Орлеана и Бретани в окружении многочисленных пажей и придворных.
После того как я наобнимался с герцогами, Бретань мне попенял:
— Наварра, где ты пропадал? Я тебе уже к обеду подарок приготовил: всех валлийцев рассчитал. Теперь они только тебя и ждут.
Придворные расступились, и мне открылся посыпанный песком плац, на котором в некотором отдалении выстроилась в две шеренги четверть сотни валлийских лучников в полном вооружении. С двухметровыми тисовыми луками, боевыми топорами и «свиноколами» длиной в локоть на поясах. На теле — кожаные гамбизоны, на головах стальные шапели с очень широкими полями, и стальные наколенники на ногах. Вид они имели сытый и бравый, а рожи — бандитские. Каждый из них в левой руке сжимал по полудюжине стрел.