Охранники о чем-то переговаривались вполголоса, и Красавчик впервые пожалел о том, что за два месяца удосужился выучить лишь два турецких слова — «чай» и «тамам», где «чай» означало чай, а «тамам» — все остальное. Ситуация выглядела погано, а с учетом раненой ноги, погано вдвойне. Впрочем, у Красавчика имелась трость, в трость был вставлен отменный клинок, к тому же, за углом его поджидал Креветка. Пятьдесят на пятьдесят — так бы оценила шансы Ма и тут же полезла бы в драку. Пятьдесят на пятьдесят, сказал бы Гуталин, и тоже попер бы на рожон. Но им не надо было думать о Малыше Стиви, которого, останься Красавчик сегодня здесь с раздробленной башкой, никто уже не вытащит. Эх! Как бы пригодилась сейчас Жужелица, разом избавив Генри от сомнений. Но, увы, Жужелицы под рукой не было, поэтому Красавчику пришлось обойтись старым проверенным методом.
«Орел — рублюсь с турками, решка — жду утра и валю ни с чем», — пятицентовик взмыл в воздух. В эту же секунду в дверь поскреблись, и Красавчик моментально скатился за кровать, прикрывшись на всякий случай матрацем. Монетка звякнула ребром о кованую спинку и отскочила в дальний угол.
— Валяй, входи! — проорал Красавчик, поудобнее перехватывая трость.
Дверь распахнулась.
***
И ни «здрасте» тебе, ни «как поживаете». С места в карьер, как будто так и надо. Как будто Красавчику больше заняться нечем, чем сидеть и ждать, когда к нему в комнатушку завалится нежданный предрассветный гость.
— Нужна ваша помощь! Вот! Держите! Я знаю, вы пришли за ним! Держите, и дайте мне возможность все объяснить! Это очень важно и для меня, и для вас, сэр!
Все еще упрятанный в чаршаф, мужчина (в нем Красавчик безошибочно вычислил незадачливого возлюбленного генеральской дочки) держал в левой руке подсвечник, и веселая тень приплясывала вместе с пламенем, запаздывая на полтакта. От порывов сквозняка сначала вздрагивал огонек, а через четверть секунды — тень. Но не пляшущая тень взволновала Красавчика. И даже не то, что на пальце молодого человека болталась туда — сюда фигурка Моржа, привязанная к короткому шнуру, и даже не то, что невестин дружок говорил без малейшего акцента. Голос… Ах ты! Аболиционисты твою бабушку дери! От этого голоса у Красавчика перехватило дыхание, потому что принадлежал он Малышу Стиви! Полсекунды хватило Генри, чтобы восстановить в памяти все сегодняшние эпизоды, в которых был задействован «голубок». Вот галерея — человек, одетый в женское, машет рукой, вот зала в серале — мальчишка «греется» у печи, вот он поднялся и замер… вот шагнул назад, напугавшись разоблачения. Чертово тряпье, да еще то, что парень нарочно старался двигаться, будто баба, не позволяли Баркеру с уверенностью сказать: да, это Стиви, или нет, это не Стиви.
— Мистер Баркер… Сэр! Возьмите фигурку! С ней вы легко прорветесь через охрану… Я бы отдал вам и браунинг, но он может мне понадобиться. Сэр, я прошу вас! Отвлеките погоню, сэр! Если бы я был один, справился бы сам, но со мной будет она… Зехра… девушка… Прошу вас, сэр!
Определенно, это говорил Малыш, но как… Как? Как он здесь оказался? И что за чушь он несет? Красавчик, несмотря на тянущую боль в бедре, одним прыжком подскочил к юноше и бесцеремонно содрал покрывало с его головы. «Баркеровский» нос, высокие скулы, упрямо сдвинутые брови, а главное глаза — синие, как небо над Пенсильванией, а не мутные от настойки белладонны и не разноцветные… Если еще мгновенье назад Красавчик решил было, что старая стерва Марго опять воспользовалась Малышом для своих сучьих целей, то теперь никаких сомнений не оставалось.
Перед Красавчиком стоял подлинный Малыш Стиви, маленький его братишка. Потеряшка-дурачок.
— Малыш! Как же я рад… Как рад я тебя видеть! Где ты застрял? Как выкарабкался из лап этой заплесневелой карги? Хотя, что я спрашиваю — ты же Баркер! Но почему ты меня не отыскал? Тьфу! Да ты и не мог найти… я бы и сам себя не нашел в этой дыре! Тебе помощь нужна? Черт! Что я несу? Ты же сам только что сказал, что тебе нужна помощь! Но дай же я тебя сперва обниму! Я ведь беспокоился за тебя, сопливая твоя рожа! А ты тут! Ну, надо же… Наш дурашка Стиви жив, здоров, к тому же влюбился! С ума сойти! Ма так точно сойдет с ума!
Красавчик неуклюже облапил брата, все еще продолжая приговаривать вслух, что вот ведь удивительные дела — Малыш взял и втрескался в турчанку. Он сильно разволновался, может, поэтому не насторожился оттого, что Малыш не спешит с ответными излияниями братской любви.
— Сэр! Погодите же! Да стойте же! Выслушайте меня — я не Стиви! То есть… Меня зовут Стивен, но я не ваш брат. Ваш младший брат мертв. Стул… или, возможно, виселица — не знаю, что там предусмотрено законом штата, где его приговорили. Мне жаль, сэр! Но я — не Стиви!
— Какая виселица, какой стул, какой к ушам собачьим сэр? Ты что порешь? — «баркеровские» золотистые брови недоуменно сошлись к переносице.
— Когда вы последний раз видели своего младшего брата — Стивена Баркера, сэр? Я имею в виду, до нашей с вами встречи на «Аквитании», — Малыш, то есть тот, кого Красавчик все еще считал Малышом, ждал ответа, нетерпеливо покусывая верхнюю губу — очень по-баркеровски, между прочим. Даже как-то слишком «по-баркеровски», если поразмыслить.
«В девятьсот третьем. Или чуть позже. В старой норе Ма под Арканзасом. Малыш тогда еще пешком под стол ходил. Смешной такой, смышленый мальчонка… Мы еще с ним котят малевали угольком. Пароходики. А больше и не видел — как убрался в Чикаго, так и не довелось встретиться с братишкой. Узнавал про него все больше от Ма, ребят, ну, и по слухам».
Нет! Ничего этого Генри не произнес вслух. Всего лишь крепко подумал про себя, свел друг с дружкой кой-какие нескладухи, еще раз прокрутил в голове все события, начиная с появления Печатки, и заканчивая пресловутым ужином в Восточном Экспрессе. Затем заставил себя посмотреть на стоящего напротив мальчишку не глазами старшего брата, но хладнокровного наблюдателя. И вдруг прозрел, все понял и заржал вслух сам над собой. Ржал вкусно, раскатисто и искренне, как будто ему только что показали отличную комедию. Как будто вовсе не было ему бесконечно горько за настоящего маленького Стиви, за себя, получившегося в этой истории круглым болваном, а главное, за то, что взяли его тепленьким, поймали на братскую бескорыстную любовь, как на живца…
Мальчишка ждал, пока Генри прекратит хохотать, но тот все никак не мог успокоиться. Нет! Ну, надо же, как его облапошили масоны! Подсунули парнишку, подобрали ведь где-то до чертиков похожего на него самого, да еще и так ловко натаскали! Генри перебирал в памяти мелочи, которые казались ему прежде такими искренними, уморительными и для деревенского паренька такими подходящими. Вспомнил Красавчик то, как старательно строил из себя мальчишка увальня и неумеху, как радовался парижским обновкам, и как неуклюже щурился, изображая близорукость. Как таращился на иностранцев в поезде — «ах, Генри, итальянцы… ох, Генри, французы» — ну, точь в точь олух Джонни из баек про красношеих канзасских фермеров. До Красавчика внезапно дошло, что пацан вовсю переигрывал, а он весь этот дешевый харч лопал без подливы. А все потому, что хотел лопать! Хотел, чтобы хотя бы в тридцать с гаком годиков случилась у него хоть какая-то семья.
Красавчик скрипнул зубами, пораженный догадкой — а ведь только старый скунс Соломон Шмуц догадывался, на что может пойти Генри ради младшего братишки.
— Выходит, мертвый Малыш-то? Жертва, выходит, правосудия? Вон оно как, — смех резко оборвался. Теперь Генри говорил так, словно гладил против шерсти собственную ярость. Медленно и через силу. — Ну и кто ж такой тогда будешь у нас ты? Отвечай, масонская гнида! Раз ты сюда явился, значит, без меня тебе никак… Значит, готов все свои секреты раскрыть, как на духу… Ну? Валяй! Исповедуйся, сучонок!
Мальчишка даже не дернул подбородком, когда Генри приставил к его горлу острие клинка, как будто был к такому развитию событий готов. Впрочем, почему это «как будто»? Что еще мог он ожидать от человека, который только что узнал, что он вовсе не козырь, а разменная карта в руках игрока.
— Меня зовут Стивен, сэр. Правда, не Баркер, но это не имеет значения. Я… Я должен был за вами следить, вас контролировать, направлять, а потом… Когда все закончится… Вас устранить, сэр.
— Значит, кокнуть собирался? Ну! Жми дальше, а то у меня руки чешутся выпустить тебе юшку, — Красавчик пощекотал кончиком стилета совершенно «баркеровский» кадык Лже-Стиви. Крошечная капля крови выступила на шее юноши. Тот побледнел, но тут же справился с собой и продолжил.
— Ведь вы наверняка кое-что уже поняли про предметы, сэр? Если да, то должны понимать, никто не позволит вот так, как вам заблагорассудится, рыскать за ними по Европе? Настоящий охотник здесь не вы, а я. А вы — ищейка. Отличная ищейка, может быть, лучшая за последние пару веков. И, увы, чужак… Мы поздно на вас вышли, сэр, всего лишь десять лет назад. Еще десятком лет раньше, и все сложилось бы иначе. Вас воспитывала бы ложа, вы бы стали одним из нас. Да только объявились вы слишком поздно. Вы — хороший человек, мистер Баркер, но… как это… ну, знаете… — мальчишка замялся.
