Ознакомительная версия.
Раненый клиент покачнулся и стал валиться на руки своим товарищам.
— Несите его скорей домой! — приказал Цезарь.
А с форума долетали крики, аплодисменты.
Болезненная гримаса исказила лицо Цезаря.
— Поедем к Катилине, — воскликнул он. — Сейчас. Берем коней и мчимся к Катилине. А?
Клодий отрицательно покачал головой:
— Мы погибнем вместе с ним, а это не входит в мои планы. Катилина — неподходящий союзник.
— Что ты задумал, Клодий?
— То же, что и ты. Но еще не время действовать.
Цезарь усмехнулся.
— Почему все говорят, что ты безумный? Ты не безумец. Ты расчетливый проходимец, который изображает безумца. Ты говоришь о дружбе. Между друзьями не должно быть тайн. Зачем ты ищешь союза со мной?
— Видишь ли, Гай… Ты — единственный умный человек в сенате. Катилина тоже неглуп, но он зарвался. К тому же мне не понравились его методы. Через два года я буду сенатором. Но сенат уже ни на что не годен. Так вот, мы должны стать союзниками в нашей борьбе с этими безмозглыми любителями дорогой рыбы.
— К сожалению, безмозглые любители правят Римом. И значит — всем миром.
— Ты ошибаешься. Как ошибался Катилина. Не сенат — народ. За народом последнее слово.
— Ты наивен, мой друг. Вот уж не думал, что ты так наивен.
— Это не наивность. Я смотрю на вещи по-другому. Если ты поможешь мне, Цезарь, я отниму власть у сената.
— И кому отдашь? Народу? — В голосе Цезаря послышалось презрение. — Того народа, который создал нашу Республику, давным-давно уже нет. Кости тех квиритов сгнили на дне Тразименского озера и на поле Канн. Теперь в старинном гнезде Республики живут жадные торговцы и потомки продажных вольноотпущенников. Ганнибал проиграл, но он перерезал нам жилы. Ни один народ не может понести такие страшные потери и не надорваться.
— Не имеет значения, кого мы теперь называем квиритами. Я отдам власть тем, кто поддержит нас с тобой.
— Каким образом?
— Это моя тайна. Но я тебе обещаю: новый Рим обретет новую силу.
Цезарь несколько мгновений молчал.
— Ну что ж, друг мой Клодий, пойдем ко мне домой и сообщим Статилию, что через несколько часов его задушат.
Они направились к дому Цезаря — не в регию, где Цезарь жил как великий понтифик, а к личному дому Цезаря, в Субуру. Вместе с охраной во внутренних комнатах этого большого дома новоизбранный претор по приказу консула Цицерона держал Луция Статилия, одного из пятерых, схваченных рано утром в третий день до Нон декабря.
Дом был довольно большой с просторным перистилем, правда, сильно обветшалый.
— Статилий спит, — доложил охранник, когда они вошли в атрий.
— Разбуди его. — Цезарь опустился на мраморную скамью, будто ноги его не держали.
Арестант вышел в атрий, разморенный сном, с красной полосой на щеке от неудобной подушки. Молодой человек с немного детским, растерянным лицом.
— Смерть? — спросил он Цезаря. — Смерть? — повернулся к Клодию.
— Сейчас придут, — сказал Цезарь. — То есть, может, и не сейчас — они заберут вас пятерых из разных домов, а потом отведут в Мамертинскую тюрьму.
— Надо было, в самом деле, сжечь это осиное гнездо! — процедил Статилий сквозь зубы.
Два раба принесли темную траурную тогу и принялись обряжать приговоренного.
— Ну и подлец этот Цицерон! — выкрикнул Статилий. Потом сдернул с пальца всаднический перстень и отдал Цезарю. — Оставь себе.
— Все равно отберут.
— Оставь себе! — Клодию показалось, Статилий вот-вот заплачет. — Говорят, если палач опытный, то задушит быстро, и будет совсем не больно… Неужели так нужно? А ты — умный, Цезарь. Умный, хитрый и подлый.
Цезарь не ответил.
— Можно вина? — спросил Статилий тихо.
— Неразбавленного, — приказал Цезарь служанке, молоденькой пухлой блондинке. Та расплакалась и выбежала из атрия.
Она не успела вернуться, как вошел привратник. Было что-то театральное в этой быстрой смене лиц, в этих слезах рабов, рыдающих о чужом господине. В театре тоже все поддельное — жесты и слезы — все, кроме смерти. Когда на сцене должен кто-то погибнуть, приводят преступника, и его на самом деле пронзают мечом.
— Они пришли. — Старик с ужасом глянул на хозяина, будто явились за Цезарем. — Остальные четверо уже… там.
Служанка вернулась бегом; расплескивая вино, принесла чашу. Статилий принялся жадно пить, проливая на тогу.
— Ну, вот и все, — сказал приговоренный почти весело и вышел из атрия. Клодий двинулся за ним. Цезарь остался.
У дверей дома собралась толпа. Уже стемнело, горели факелы. Чуть впереди и поодаль от остальных стоял Цицерон. Выражение вымученной решительности застыло на его полноватом лице. За ним теснились сенаторы в тогах, окаймленных алым, и в башмаках из красной кожи. Катилина собирался их всех перебить, но не довелось. Теперь с заговорщиками расправлялись обстоятельно, с тщанием. За обиду нобилей мстил патрицию-отступнику Цицерон, сын никому не известного всадника из Арпина, выращивавшего горох и фасоль на продажу.
Охранники поставили Статилия подле остальных, и процессия при свете факелов медленно двинулась к тюрьме на форум. Клодий отправился следом. То ли соучастник, то ли наблюдатель — не разобрать.
Теперь уже ничего нельзя было изменить, но он был всей душой против казни. В тело Республики в очередной раз (давно ли Марий и Сулла баловались таким вот образом?) собирались воткнуть остро отточенный нож. Она содрогнется от боли и впадет в беспамятство на некоторое время. Но подобными кровопусканиями не излечить болезнь.
Клодий бесцеремонно растолкал сенаторов, пробился к Цицерону.
— Этого нельзя делать, — сказал громким шепотом. — Останови казнь.
— Уже невозможно, — отвечал консул одними губами. Уверенность в своей правоте вдруг исчезла. Клодий увидел, что Цицерона трясет.
Город, в котором мало кто спал, затаился. Слабый шепот в темноте, непрерывное движение, дома с темными окнами, слабосильные огоньки светильников там и здесь, блеск факелов, освещавший молчаливую толпу на форуме. Клодию показалось, что его самого сейчас ведут на казнь вместе со сторонниками Катилины. Тело вдруг стало холодным, как кусок мертвечины, Клодий дрожал и никак не мог согреться.
Тюрьму на склоне Капитолийского холма построил, если верить преданию, третий царь Рима Анк Марций. В ней было два помещения — одно над другим, в нижнем подземелье происходили казни.
Клодий стоял в толпе, ожидая. Все молчали, слышались только дыхание, потрескивание факелов да сдавленный кашель там и здесь — зимой в Риме многие болели. Напряжение все возрастало. Сейчас они умирают, там, внизу…
Цицерон вышел на форум и выкрикнул:
— Они прожили!
И толпа в ответ завопила. От радости, которая была похожа на боль.
Клодий выбрался из толпы и зашагал, сам не зная куда. Его разбирал неуместный смех, и он прикрывал лицо полой плаща, чтобы в случайном отблеске факела никто не заметил его ненужной улыбки.
Кто бы мог подумать! Да, кто бы мог подумать, что Цицерон совершит такое!
— Они умерли, — бормотал Клодий. — И этого Цицерону никогда не простят. Особенно те, кто сегодня вопил от восторга. Никогда. Завтра начнут требовать расправы над консулом, чтобы никто не вспомнил, что они тоже были в толпе.
Клодий остановился перед знакомой дверью. Таверна «Свиное вымя». Ноги сами принесли его сюда. Несмотря на поздний час, из оконца пробивался свет.
— В «Свином вымени» я напьюсь, как свинья, — пробормотал Клодий и толкнул дверь.
Летом шестьсот семьдесят второго года от основания Города Сулла вернулся в Италию, чтобы отомстить мертвому Марию и его живым и бездарным сторонникам. Войска противников кружили по Италии, убивая и убивая, и всякий раз Сулла побеждал. Практически оставшись без лидеров, марианцы вдруг совершили отчаянный бросок и появились подле Рима в последний день октября. Они разбили лагерь близ от Коллинских ворот. Никто не сомневался, что утром марианцы войдут в беззащитный Город.
В Риме началась паника, рабы носились по улицам с поручениями, лавки закрылись, женщины рыдали, детям запретили выходить из дома, но двенадцатилетний Зосим убежал, чтобы поглядеть, что происходит у ворот. Отец Клодия Аппий Клавдий собрал из юношей-аристократов небольшой конный отряд добровольцев. Рано утром они вылетели из ворот и ударили на осаждавших, рассчитывая на внезапность. Но силы оказались неравными, сам Клавдий был тяжело ранен, отряд рассеян, и лишь немногим довелось вернуться в Город.
Ознакомительная версия.