на козочек юных посматривать, а то и пошаливать. Козёл похотливый? Ну, что вы, пан Виктор, это не похоть, бог так распорядился, что мужчина непременно должен своё потомство для продолжения рода в разные, так сказать, руки (хаа-ха) пристроить. Куда нам против его воли переть?! Прости господи.
Вот таким должен быть доктор, чтобы к нему больные спешили. И кровные злотые, не чинясь, вываливали из карманов. Таким пан Влодзимеж Крутицкий и был. Брехт сидел в коридоре и через толстенную дубовую дверь и не слышал этого разговора, догадываться только мог. А вот, что там сидит тот самый прокурор, что играл в их отеле свадьбу сына-добровольца, это точно. Потому как пан доктор сам вышел встречать уважаемого прокурора в коридор и сам проводил его в кабинет. Дело происходило в доме брата дистрофика Томека, в доме самого доктора. Принимал пан терапевт страждущих у себя по понедельникам и пятницам, а в остальное время в городской больнице, так на табличке, на двери кабинета, было написано. Понедельник и был, всё правильно.
Брехт пришёл на пару минут раньше прокурора, но где немец-перец-колбаса, и где заслуженный пан прокурор. Принял его пан Влодзимеж без очереди. Ничего, не меряться же пиписьками с прокурором больным, когда сам на птичьих правах тут и здоровый к тому же. Прокурор же по лицу видно — больной. Болезнь Брехт, хоть дипломированным врачом и не был, но определил с ходу. Похмелье жесточайшее. Как же, два дня не просыхал. Да и ничего страшного, не каждый божий день сына женят на мильонщице.
Болезный вышел через двадцать минут, Иван Яковлевич всё это время, разговор с врачом в голове прокручивал. Нужно одну вещь провернуть и при этом, чтобы доктор в этот же день его в полицию не сдал. Кто их этих поляков поймёт, тем более, когда прокуроры города у них друзья и пациенты. Но других докторов Брехт не знал, этому хоть пан Томек позвонить утром должен был.
Доктор провожать прокурора похмельного сам вышел, посмотрел, как скрывается тот за дверью и соизволил перевести взгляд на полковника.
— Пан Барерас? — спросил и голову чуть наклонил, оценивая возможности потенциального клиента. Улыбнулся довольно, ну, да и почему нет, Брехт по французской моде одет. Так в Париже одевался. От их кутюр.
— Welche Sprachen beherrschen Sie, Herr Doktor? (А какими языками вы владеете, пан доктор?) — Иван Яковлевич раскрываться перед Молгожатой не хотел, — спросил на немецком.
— Латынь, немецкий, русский, учился в Санкт Петербурге. У вас странный акцент, Pan Bareras, или господин?
— Давайте на немецком, действительно, мои предки со Страсбурга, а я всю жизнь прожил в Испании, — ну, вот надобность в переводчице отпадает.
— Пройдёмте, херр Барерас. Переводчик нам не понадобится, девушка может пройти в приёмную, там есть пара женских журналов из Франции. Ей, должно понравиться. И есть несколько медицинских журналов. Брат сказал, что пани Молгожата учится на медика, пусть почитает, пока мы будем вашей шеей заниматься.
В кабинете не пахло карболкой и прочими медицинскими хренями, Свежий воздух влетал через приоткрытую форточку. За ширмой белой кушетка находилась, наверное, не видно, но должна же быть. А для посетителя напротив стола было мягкое венское кресло с причудливо изогнутыми ручками и ножками.
— Итак, герр Барерас, я вас внимательно слушаю, — пан Влодзимеж указал на мебельный изыск.
— Начну с конца. Мне нужно сломать ногу.
Событие семнадцатое
Приходит муж поздно домой. Жена смотрит на него презрительно и говорит:
- Опять по шлюхам ходил, гад?
- Ну что ты, милая, у меня алиби.
- Будешь с кем попало …, ещё и не то подхватишь!
Молгожата надоумила. Не специально, Морщила там прекрасный лобик и выдумывала, как отмазать товарища Брехта от кровавых ручонок (ну потому, что мелкий совсем, а какие руки у мелкого — ручонки) Ежова Николая Ивановича, которого неделю назад назначили, ни много ни мало — Народным комиссаром водного транспорта СССР.
Почему? Ну, наверное, потому, что именно этот необразованный человек организовал строительство Беломорканала. У Сталина же как — тянешь воз, вот тебе добавка, не тянешь, пожалуйте в другое место. Не будем уточнять … Ежову пока добавку дали. Осталось недолго. В августе 1938 года первым заместителем Ежова по НКВД СССР и начальником Главного управления государственной безопасности будет назначен Лаврентий Павлович Берия. Но до августа нужно будет дожить. А что по возвращению в СССР его в НКВД потянут, даже и сомневаться не приходится. Захотят же поинтересоваться, а где это вы товарищ, да нет — «гражданин» Брехт пропадали столько времени? И на в морду, а потом по гениталиям с размаху ногой в кирзовом сапоге. Не сильно хотелось. Да даже совсем не хотелось. Если честно, то там ведь и к Сталину, наверное, вызовут, всё же начудил в Испании не по-детски и представлен к награждению орденом «Ленина» и к присвоению звания — «Герой Советского Союза». Но вопрос: «А чего это вы вместо того, гражданин Брехт, чтобы спешить за наградами, позволили себе пару месяцев по заграницам шастать?» оставался. Уж не завербовали ли вас немцы? В школе Абвера учились? И на по печени. Нет, совсем не хотелось, но мыслей, как отмазаться не было. Говорить правду? Ну, это за гранью. Как объяснить выбор жертв и вообще, кто поручал вам, дорогой Иван Яковлевич, начинать Вторую Мировую, не слишком ли мало звание для такого ответственного шага? Маршала, вам, что ли, присвоить? Или расстрелять?
И тут сама того не ведая весело чирикая и вспоминая, как училась в медицинском университете в Познани, Молгожата надоумила. Рассказала, как у них уволили преподавателя, за то, что он выдавал липовые справки о болезнях. Бинго. Нужно заболеть!!!
А что за болезнь может длиться два месяца. Тиф? Да нет, все инфекционные болезни — это двадцать один день. Или это карантин двадцать один? Неважно. Всё одно не два же месяца, кроме того, вон, вы какой ладный, гражданин Брехт, после тифа по-другому выглядят. По тощее. И волос у вас долог. Нет, побриться под Котовского можно, а мышыцы куда девать, есть прекратить. Не вариант.
Думал-думал и придумал. Нужно ногу сломать. И перелом должен быть открытым. Вот с открытым переломом два месяца — это нормальный срок. И как он красиво с сучковатой тросточкой в кабинете у Сталина или Калинина будет смотреться. Истинный герой. Не долечился и сразу в бой. Настоящий коммунист. На тебе ещё медаль. А нет. Медалей ещё не придумали. Одна только есть: Юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии». В этом году зимой ввели. Но приколоть её к груди своей широкой Иван
