одинаковые, как близнецы. Отодвинул затвор. Один за другим стал загонять патроны в магазин. Не спеша, но уверенно. Подумал: «Пяти выстрелов мне завтра будет более чем достаточно».
Утром седьмого ноября, зевая и недовольно ворча, мы прошли по привычному для нас маршруту — к институту. Именно там строились в колонны студенты Зареченского горного для участия в массовом шествии в честь главного в Советском Союзе праздника — Дня Великой Октябрьской социалистической революции. Во двор института мы явились одними из первых. Славка, как староста, возглавлял нашу процессию, состоявшую из трёх хмурых комсомольцев и трёх не выспавшихся комсомолок.
Все лавочки около института оказались заняты (мы явились всё же не первыми). Наша компания прогулялась к бюсту Ленина — решили дожидаться одногруппников около него. Староста и комсорг вскоре бросили нас, помчались к входу в главный корпус института — каждый по своим делам. Укутанная в плащ с приподнятым воротником Оля Фролович повисла на локте Паши Могильного. Невозмутимо озиравшаяся по сторонам Надя Боброва мой локоть проигнорировала (меня это не расстроило).
К возвращению «лидеров» наша группа собралась около памятника вождю мирового пролетариата почти в полном составе. Подошла к нам и вечно свежая и улыбчивая Альбина Нежина — квартет нарядных парней (все в костюмах, при галстуках) тут же бросился к ней навстречу. Королева обменялась с одногруппниками приветствиями. И лишь меня вновь обделила вниманием. Да я и сам бы на себя не взглянул. В своём единственном полосатом свитере выглядел бедным родственником в окружении расфуфыренных студентов.
Явились Пимочкина и Аверин — раздали нам плакаты с кричащими крупными надписями, флажки и уже надутые воздушные шары. Мне достался один флажок и красный шар. Славка велел держать его крепко, словно боялся, что шар унесёт меня в небо, как того Пятачка в мультфильме. Могильный и Аверин развернули большой транспарант, гласивший: «Великому Октябрю слава!» Фролович прочла эту надпись вслух, усмехнулась и сказала: «Великому Октябрю не только Слава, но и Паша». Пимочкина погрозила подруге пальцем.
* * *
Около института мы стояли почти до полудня — ждали, когда «появится наше окно». Колонны советских граждан с транспарантами, флагами и портретами вождей Революции проходили по проспекту Ленина нескончаемым потоком. Нарядные, шумные, весёлые (некоторые, как мне показалось, уже «навеселе»). Следовали к Площади Революции — от Зареченского горного института до неё нужно было ехать четыре остановки на автобусе… или идти пешком, как предстояло нам. Со стороны это массовое перемещение людей выглядело впечатляюще. Я следил за ним с интересом. В прошлой жизни я подобные людские массы наблюдал только по телевизору — во время парадов на Красной площади в Москве.
Наше место в этой длинной, состоящей из людей и плакатов змее было за колонной Зареченского педагогического института — перед студентами Института культуры имени Крупской. О приближении окна нам минут за десять сообщил Слава Аверин — он уловил чей-то сигнал. Студенты после слов старосты радостно загомонили; забили копытами в предвкушении скорой развязки, да и чтобы согреться: ноябрь в Зареченске вполне походил на нормальный осенний месяц — температура ночью опускалась до пяти градусов, из ртов утром шёл похожий на табачный дым пар. Ряды демонстрантов подровнялись, шары и флажки устремились к небу, расправились транспаранты. Как только среди демонстрантов появилась растяжка с надписью «Зареченский педагогический институт имени Ленина» — атакующие колонны студентов-горняков ринулись на проспект.
Прямо передо мной маячил затылок Альбины Нежиной. Королева помахивала красными флажками, покачивала заплетёнными в косу волосами, виляла бёдрами. Рядом с ней вышагивал обновившийся отряд её воздыхателей и телохранителей. А я нисколько не жалел, что шёл позади Альбины: отсюда мог по достоинству оценить её обтянутые в ткань штанов ягодицы — Нежина словно специально ради меня нарядилась не в плащ, а в короткую куртку. Пристроившаяся по правую руку от меня Света Пимочкина уловила направление моего взгляда (в отличие от большинства парней я пришёл не в очках с тёмными стёклами). Нахмурилась. Пробурчала в адрес Королевы что-то неразборчивое, но наверняка не хвалебное. Словно случайно толкнула меня локтем — заставила задрожать соединённый тонкой лентой с моей рукой красный шар, так и рвавшийся ввысь.
Безоблачное небо, застывшее в зените яркое солнце, улыбки на лицах студентов, то и дело звучавший радом со мной смех, аппетитная попа Альбины Нежиной. Все эти приятные факторы отвлекали меня от мрачных мыслей (ведь сегодня седьмое ноября — тот самый день, к которому я давно готовился) и улучшали моё настроение. Невольно подумал о том, что примерно в такой же весёлой компании, только первого мая тысяча девятьсот семидесятого года, шёл по этому же проспекту Александр Усик — Комсомолец. Нёс сумку с бомбой, на которую никто не обращал внимание. Собирался убить и покалечить своих товарищей. И готовился умереть. Светки Пимочкиной рядом с ним тогда не было. А вот Славка и Пашка наверняка тогда шагали поблизости от него. А значит тут же были и Фролович с Бобровой. Возможно… и Королева.
Я представил, как поражающие элементы бомбы впиваются в ноги и спину Альбины Нежиной. И попадают в бок Славки Аверина, уже пострадавшего в этом году от пуль китайцев. Мысленно обозвал Комсомольца «больным ублюдком». Пять человек погибло, вспомнил я. «Пятеро, — подумал я, — это только убитых». Но наверняка что-то долетело и до Оли Фролович — то, что не попало в тело Пашки Могильного. Получила свою долю «счастья» и широкоплечая Надя Боброва. Кто-то из них после той первомайской демонстрации стал инвалидом. «А что если после двадцать пятого января настоящий Александр Усик вернётся в своё тело? — промелькнула в голове мысль. — Что если меня сюда забросило именно с целью спасти Пимочкину? Я отправлюсь на небеса… Или куда-то ещё. Захочет ли Комсомолец в мае… и в этой реальности поиграть в бомбиста?»
* * *
Студенты прошлись по проспекту в хорошем настроении. Словно все явились на демонстрацию по собственному желанию, а не из страха лишиться декабрьской стипендии. «А вот идут студенты знаменитого своими выпускниками не только в Советском Союзе, но и во всём мире Зареченского горного института…» — прозвучало из динамиков на площади Революции, когда наша колонна подходила к деревянным трибунам, откуда на нас смотрели «отцы» города. Я оценил расстояние до хлопающих в ладони серьёзных мужей. Усомнился в том, что Комсомолец всерьёз рассчитывал ранить кого-то из этих партийных и комсомольский боссов.
Но их внимание студент и уже не комсомолец Саша Усик к
