— Он тоже боготворит ее, — заметил Гастон.
— Но долго ли это продлится, вот в чем вопрос. Красавчик непостоянен. Когда-нибудь он все равно охладеет к ней, как бы страстно он ее не любил сейчас, и тогда Бланку постигнет еще одно разочарование в жизни. Жестокое разочарование.
— А вот Шатофьер боится обратного. Он опасается, что Филипп расторгнет свою помолвку с Анной Юлией и женится на Бланке.
Елена изумленно подняла брови.
— Он это серьезно?!
— Как нельзя более серьезно. Ты просто не видела, что творится с Филиппом. Он будто сдурел. Таким влюбленным я его никогда не видел… Впрочем, нет, вру, видел. Семь лет назад. Тогда он влюбился в кузину Эрнана по матери — ты же знаешь эту историю, — и женился. Так что все может случиться. Раз уж он когда-то в угоду своим страстям пошел на мезальянс, поставив под угрозу свою будущность, то вполне способен наплевать на все политические расчеты, жениться на Бланке и силой отобрать у Робера Третьего королевскую корону, как это чуть было не сделал его отец, когда покойный Робер Второй не согласился по доброй воле выдать за него свою дочь. Не стоит забывать, что Филипп — НАСТОЯЩИЙ сын своего отца.
— И все-таки я боюсь за Бланку.
Гастон пристально посмотрел ей в глаза и усмехнулся.
— А может, ты попросту ревнуешь ее к Филиппу?
Елена покраснела и в смущении опустила глаза.
— Да вы что, все сговорились с Маргаритой?! Что за вздор вы несете, в самом-то деле!.. Кстати, чуть не забыла. Как поживает моя милейшая кузина? Что там у них с Тибальдом?
— Скучать им не приходится, жизнь бьет ключом. А намедни они обменялись рогами.
— Ну наконец-то! И кому принадлежит пальма первенства?
— Графу. Но Маргарита в долгу не осталась. Вчера она завлекла в свою постель Симона.
— Твоего зятя? Но ведь он, прошу прощения, глупенький.
— Вернее сказать, инфантильный, — уточнил Гастон. — Он еще ребенок, причем ребенок очень милый. Наверное, Маргарита оценила это.
После некоторых размышлений Елена согласно кивнула.
— Возможно, ты прав. Маргариту привлекают либо неопытные юнцы, вроде того же Симона де Бигор или моего несчастного брата, либо закоренелые бабники, как-то граф Тибальд или кузен Красавчик… Другое дело, я, добавила она и Альбре мгновенно уловил в ее голосе кокетливые нотки. — Вот мне больше нравятся зрелые мужчины. К примеру, такие, как ты.
Гастон ухмыльнулся.
— И скольких же зрелых мужчин ты знала?
— Пока ни одного. Но вскоре я намерена наверстать упущенное. И начать думаю с тебя.
— Вот как! — несколько обескуражено произнес он, застигнутый врасплох этим предложением. — Ты…
— Да, — ответила Елена, глаза ее томно заблестели. — Да! Я сама набиваюсь.
— Однако! За эти полтора месяца ты, оказывается, очень изменилась. Прежде изображала из себя такую целомудренную недотрогу, лишь изредка позволяла мне поцеловать тебя в губы, да и то из чистой шалости, — а теперь вот напрямик приглашаешь меня в свою спальню. В чем причина такой внезапной перемены?
Елена вздохнула.
— Такова жизнь, Гастон. Это жизнь меня изменила, против моей воли изменила. Я всегда любила Рикарда, любила гораздо сильнее, чем следовало сестре любить брата. Сколько себя помню, я сожалела, что он мой родной брат… Но вот Рикард умер. Я горько оплакивала его, я выплакала по нему все слезы, что у меня были… — Тут она всхлипнула, готовая, вопреки своим же словам, снова разрыдаться.
— Успокойся, Елена, — ласково сказал Гастон. — Не думай о прошлом. Что было, того не вернешь.
С минуту она жалобно смотрела на него, затем отвела взгляд и продолжила:
— После смерти брата я стала наследницей отца. Потеряв человека, которого любила, я обрела независимость, к которой стремилась. Я получила право распоряжаться собой, как мне заблагорассудится. Я не глупышка и не ханжа, отнюдь; девственность никогда не была для меня какой-то самодостаточной ценностью. Но я порядочная девушка, и до поры до времени я придерживалась всех общепринятых правил приличия, зная, как относятся к незамужним девицам, которые путаются с мужчинами. Даже если они самого знатного происхождения, их все равно называют потаскухами!.. Думаешь, мне легко давалось быть святошой при дворе Маргариты? Вовсе нет! Тем паче, что холодной и бесчувственной меня уж никак не назовешь… Однако я сдерживала себя — пока в этом была необходимость. Теперь, благодаря смерти Рикарда… Видит бог, как бы я хотела, чтобы не было этого «благодаря»!.. Но ты прав: прошлого не вернешь. Что было, то сплыло, и теперь я принадлежу к тому привилегированному кругу женщин, что и Бланка, Маргарита и Жоанна. Как и они, я независима. Как и они, я уже недосягаема для сплетников, вернее, всяческие сплетни будут значить для меня не больше, чем комариные укусы, почешется немного и пройдет. Теперь мне наплевать на мнение высшего света, потому что я как будущая графиня Иверо — не жена какого-нибудь графа, но сама по себе графиня, — я и есть тот самый высший свет самой высокой пробы. Теперь остальные мне не указ, и все, кто бы то ни был, будут вынуждены принимать меня такой, какая я есть, я не такой, какой бы они хотели меня видеть… Вот она, истинная причина происшедшей во мне перемены, Гастон. Может быть, я циничка, но я не лицемерка. Прежде я притворялась и лицемерила по необходимости, мне никогда не было по душе мое собственное лицемерие, и наконец я избавилась от необходимости постоянно притворяться и строить из себя святошу. С моих плеч будто гора свалилась — и это единственное, что хоть немного утешает меня при мысли о смерти Рикарда… Поэтому я говорю тебе прямо: будь моим любовником, — ее лицо расплылось в сладкой истоме, — моим возлюбленным… Для меня не имеет значения, что ты женат… теперь уже не имеет. Ты нравишься мне, и все тут… Ну! — Закрыв глаза, она протянула к нему руки.
Однако Гастон и не шелохнулся в ответ на ее призыв. Он все так же сидел в кресле, уставившись взглядом в пустоту перед собой.
Елена распахнула глаза и мигом вскочила на ноги.
— Как это понимать?! — воскликнула она негодующе и в то же время растерянно. — Ты, похотливое животное, отказываешься? Я больше не возбуждаю тебя?
— Елена, — тихо произнес Альбре. — Я не сообщил тебе еще одной новости.
— Какой?
— Я уже не женат. Уже неделю я вдовец.
Елена вскрикнула и опустилась обратно на диван.
— Боже милостивый!.. Как это произошло?
— Преждевременный роды, — коротко ответил Гастон.
После этого в комнате надолго воцарилось молчание. Широко раскрыв глаза, Елена смотрела на Гастона и думала о том же, что и он.
— В последнее время, — наконец заговорил Альбре с болью и тоской в голосе, — я только тем и занимался, что строил планы развода с Клотильдой, чтобы иметь возможность жениться на тебе. Я так страстно желал избавиться от своей жены, что Сатана, видимо, услышал мои молитвы и чуток подсобил мне, подговорив Симона наябедничать на меня… После смерти твоего брата изменилась не только ты, но и я. Я понял то, что было ясно, как божий день, для всех, кроме меня. А именно — что я негодяй, каких мало.
С этими словами он встал с кресла и направился к двери. Елена стремительно бросилась за ним, преградила ему путь и схватила его за обе руки. Лицо ее излучало гнев и возмущение.
— Ты… ты…
Тут она всхлипнула и положила голову на его плечо.
— Да, ты подлец и негодяй, каких мало. Я не верю ни единому слову из того, что наплели мне Бланка и Маргарита. Я знаю, что ты был одним из тех, кто погубил моего Рикарда. И я ненавижу тебя за это. Слышишь, ненавижу! Но я и люблю тебя, скотину! Ты отнял у меня брата — так изволь заменить мне его… И если ты надеешься убежать от меня, забудь и думать об этом. Я не отпущу тебя… Я разыщу тебя даже на краю света, понял? Теперь ты нигде от меня не денешься, ты всю оставшуюся жизнь будешь искупать свою вину передо мной. Проклятый!..
Той ночью она стала его женщиной.
26. ЧИСЛО СМЕРТЕЙ, ЧТО ТАК ИЛИ ИНАЧЕ ЗАТРАГИВАЮТ ЭРНАНА, ИМЕЕТ ТЕНДЕНЦИЮ К РОСТУ
В ту ночь, как, собственно, и во все предыдущие, с тех пор как брат велел взять его под стражу, Фернандо спал беспокойно. Он просыпался от малейшего шороха и тревожно озирался по сторонам. Сердце его то замирало, то стучало в бешеном темпе, а на лбу выступала испарина.
Может, кто-то идет? — то и дело спрашивал он себя. Кто-то подкрадывается к нему в ночи…
Но кто — друзья, чтобы спасти его, или направляемые рукой Альфонсо (Бланки!!!) убийцы?
Что ни ночь, тем тревожнее она была. Близился критический момент… Или уже наступил?.. Момент, когда решится все — его судьба, его дальнейшая жизнь, будет ли он жить вообще, а если будет, то… И дернул же его черт попасть в такую переделку в такое неподходящее время!!!
В ту ночь, первую ночь после долгих ночей, проведенных в Кастель-Бланко, Фернандо почти не сомкнул глаз. Едва лишь его начинал одолевать сон, какие-то звуки, доносившиеся снаружи, заставляли его схватываться и садиться в постели.
