Ознакомительная версия.
– Просто знакомая.
– Знакомым так не вышивают! – не согласилась Соня. – Могу я спросить?
– Разумеется.
– Чем будете заниматься у немцев?
– Заготовкой продуктов.
– Работники нужны?
– Хорошие.
– Мы будем хорошо работать!
– Так у вас есть дело! – сказал Крайнев, выпуская дым. – Два яйца за снимок…
– Никто не фотографируется! – сердито сказала Соня. – Дорого! Голодаем…
– Снизьте цену.
– Немец запретил! Тот самый, что вешал плакат. Это фотограф, он берет яйцо за снимок, а нам велел брать два. Цену снижать нельзя, поэтому все снимаются у немца. К нам приходят, когда он уезжает в округ. Приходят редко – люди предпочитают подождать день-другой. Вы сегодня первый и, наверное, единственный клиент.
"Классический пример недобросовестной конкуренции! – подумал Крайнев. – С антисемитским душком…".
– Что умеете делать, кроме фото? – спросил.
– Я окончила мединститут, стажировалась как хирург, – печально сказала Соня. – Диплом получить не успела.
– Почему не работаете в больнице?
– Немцы запрещают евреям лечить! Даже к пленным не пустили!
– Здесь есть пленные? – удивился Крайнев.
– Лагерь в совхозном дворе за городом… – вмешался Давид. – Человек двести.
– Уже меньше, – вздохнула Соня. – Их почти не кормят и совсем не лечат. Там было много раненых. Недалеко от Города шел бой на дороге, там их взяли…
Крайнев молча докурил, встал. Давид сбегал в чулан, принес слегка влажные снимки. Крайнев сунул их в карман.
– Присмотрите за конем! – попросил, выходя во двор.
Соня вышла проводить.
– Спешите? – спросила за порогом.
Крайнев бросил взгляд на часы:
– Нет.
– Тогда расскажу. Немцы, заняв город, нашли и арестовали несколько коммунистов. Затем согнали жителей на стадион – смотреть на расстрел. Рядом с коммунистами поставили Яшу…
– Кого?
– Яшу Соркина. Наш городской дурачок. Его отец рисовал на щитах афиши к кинофильмам, а Яша разносил их по городу. Он высокий, сильный, только ум как у трехлетнего. Все время улыбался. Встретишь, спросишь: "Яша, фильм хороший?" "Ха-а-роший!" – отвечает. У него все были "хорошие"… Безобидный дурачок, его даже дети не трогали. Он стоял у стенки рядом с коммунистами и улыбался – не понимал, что происходит. Немец в черном мундире заулыбался в ответ и скомандовал…
Крайне молча пошел к калитке, Соня не отставала.
– Чей это костюм? – спросил Крайнев, берясь за щеколду.
– Мужа.
– А Давид?
– Это мой брат, младший. Ему только девятнадцать. После школы окончил курсы, работал в быткомбинате фотографом. Когда все ушли, забрал аппаратуру и материалы домой, все равно бы растащили. Здесь такое было! Магазины грабили, из учреждений мебель выносили… Власти-то нет… Немцы, как пришли, велели все вернуть. Кто не подчинится, угрожали расстрелять. Мы не подчинились.
– Где ваш муж?
– В армии. Мы учились вместе, только он на два курса старше. Военврач третьего ранга. Поженились перед войной, через неделю его мобилизовали… – Соня смотрела на него умоляюще.
– Я вернусь через час, – сказал Крайнев, открывая калитку. – К этому времени все вещи должны лежать в телеге, а вы – сидеть рядом. – Ничего громоздкого с собой не брать – одежда, обувь, ценности. Возьмите медицинские инструменты и лекарства, фотоаппарат и материалы…
Соня встала на цыпочки и поцеловала его в губы.
Танк полз прямо на него. Саломатин отчетливо видел смотровую щель механика-водителя, содранную ударом снаряда краску на корпусе под башней, блестящие стальные траки. С траков летели вперед комья земли. Рева мотора, грохота выстрелов и лязга гусениц он не слышал.
"Оглох! – понял Саломатин. – Контузило…"
Он хотел откатиться с пути движения танка, но тело не повиновалось. Он рванулся изо всех сил, но остался недвижим. Танк тем временем подполз со всем близко, нижняя кромка днища проплыла над лицом Саломатина, и стальная махина закрыла для него свет. Стало совсем темно. Саломатин ждал, что танк пройдет дальше, и он снова увидит небо. Но над ним по-прежнему было темно – танк остановился. Саломатин явственно ощущал запах бензина, жар, исходящий от двигателя. Жар становился все сильней, вот уже все тело его охватил огонь. Саломатин замычал, пытаясь стронуть с места отказавшееся повиноваться тело, и ощутил на своем лбу прохладную ладонь.
– Лихоманка у вас, таварыш камандир…
Саломатин узнал голос Артимени, вестового. Открыл глаза – над ним по-прежнему было темно. Он с усилием поднял руку – ладонь ощутила прохладный металл. Это не танк. Сеялка. Единственное укрытие от солнца и дождя на совхозном дворе. Под ее железным днищем вчера прятались трое раненых. Остался он один.
Саломатин скосил взгляд. В рассветном полумраке были видны лежавшие прямо на земле тела спящих бойцов. Это мехдвор. Плен…
Артименя исчез и вскоре появился с пилоткой в руках. В пилотке была вода – холодная, с явственным запахом бензина и солидола. Воду пленные берут из большого бака, предназначенного для технических нужд. До войны его использовали для мойки техники. Другой воды здесь нет…
Артименя поднес край пилотки к губам Саломатина, дал ему глотнуть, затем зачерпнул воду рукой и щедро омыл Саломатину лицо и грудь. Стало легче. Саломатин тихо поблагодарил, Артименя вздохнул и пристроился рядом – досыпать. Саломатину не спалось. Шея ныла, но рану уже не рвало и дергало, как несколько дней назад. Просто горело огнем, и это было хуже всего. День-другой – и его погрузят в телегу. В полукилометре от мехдвора есть старый скотомогильник, трупы возят туда. Когда дно заполняется, немцы заставляют присыпать ряд землей – чтоб не так воняло. Иногда трупы лежат не засыпанными неделю. Семь дней он будет смотреть застывшими глазами в небо. Или глаза выклюют птицы? Надо будет попросить бойцов, чтоб кинули лицом вниз…
Первых убитых их полк оставил на пути к Городу. Погибших было так много, что никому в голову не пришло хоронить. Бросили на дороге, как и сгоревшие грузовики. После того, как налетевшие пикировщики вкупе с истребителями в пять минут разгромили колонну, Саломатин оказался старшим по должности. Командир полка, начальник штаба, комбаты один и два – все погибли вместе с большей частью полка прямо в машинах. Саломатина более всего поразили убитые бойцы, сидевшие плечом к плечу в кузовах грузовиков. Прошитые очередями авиационных пулеметов, они ничего не успели понять. Саломатин увел уцелевших бойцов в лес и там пересчитал: четыреста тридцать семь человек. Из них три молоденьких лейтенанта, военврач, пожилая женщина из мобилизованных, интендант третьего ранга Брагин. Интендант и вывел их к полковому складу боеприпасов – они не доехали каких-то пять километров. У склада их ждала батарея трехдюймовок под командованием пожилого седоусого капитана. Он сумрачно выслушал рассказ Саломатина.
Ознакомительная версия.
