– Совершенно. Ну чего страшного, если бы на этом берегу стояло с десяток частных или кооперативных кафе?
– Ты, наверное, не слышал… – медленно начал Микоян. – Но тогда, в двадцать восьмом, я поддерживал правого уклониста[57] Бухарина и послеленинского премьера Рыкова. Хотя к правой оппозиции не присоединился.
Закончил про себя: «Поэтому еще жив, хотя это все равно удивительно».
– Даже так? – Косыгин не на шутку удивился. Подобным в ЦК не хвастались.
– Сейчас задумываюсь, – Микоян кривовато усмехнулся, – может, надо было хоть закусочные оставить, чтобы унылыми пельменями по всей стране не кормили.
Если уж о частниках заговорил генсек… Неужели прав пришелец из будущего и единственный выход для спасения СССР – отринуть все завоевания Октябрьской революции и скатиться в вульгарный и пошлый капитализм с его частной собственностью? Списать в утиль тридцать лет, в течение которых партия и народ упорно прорубали туннель в глубь пустой породы?
Хотя… Может быть, еще не поздно? Ведь были частники-артельщики при Сталине, и немало. Придушили их в последнюю пару пятилеток, имелась для этого веская причина. Но если подумать…
– Как ты себе это представляешь? Ну в смысле вернуть частника в экономику?
– А что в этом сложного? – немного удивился генсек. – Мелкие предприятия, ну там сферу услуг, отчасти ширпотреб, пусть обслуживают частники, а тяжелую промышленность им все равно не осилить. Да и не отдадим мы ее никому!
– Анастас! Ну ты совсем как… – вовремя поймал себя за язык Косыгин. Чуть не сказал – Горбачев. – Вот смотри, что из этого может получиться…
Ох уж этот ставропольский балбес, ставший Генеральным секретарем в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году в истории пришельца. Вот так же решил от широкой души разрешить кооперативы. И никого рядом не оказалось, чтобы вовремя «дать в репу». Вроде все так очевидно… Как этого не видели в ЦК тысяча девятьсот восемьдесят пятого года? Поверить сложно, как деградировала партия за какие-то двадцать лет! Хотя… Вот он, пример такого же генсека, прямо перед глазами!
Петр рассказывал об инфляции, о миллионах на банкнотах, как в Гражданскую; об едва не пошедших в широкий оборот уральских франках Росселя; о фальшивых чеченских авизо, кризисе неплатежей и прочих преступных несуразностях. Он считает это суровой неизбежностью переходного периода и о причинах даже не догадывается. Не было этого в его учебниках! Хорошо хоть кучу разрозненных фактов сумел запомнить.
Однако премьер СССР знал намного больше. Проблема в том, что экономика страны еще с конца двадцатых была поистине социалистической. И различия не ограничивались пресловутой «формой собственности». Основная кровь экономики, а именно – безналичный денежный оборот, не подчиняется единому эмиссионному центру. Деньги при необходимости производятся любым отделением Госбанка[58]. К примеру, при задержке расчетов между предприятиями или при финансировании работы планово-убыточного завода. В общем, это система совсем не денежная в ее обычном понимании, а, скорее, индикатор «донор – реципиент» в рамках государственного планирования. Такого не было нигде в мире.
Более того, социалистическое предприятие в принципе не может стать банкротом, потому что любые его платежи должны быть оплачены банком. Если средства на счету отсутствуют, то банк обязан автоматически выделить кредит и оплатить счет. После этого предприятие заносится в картотеку, а банк ждет, пока на счет предприятия придут деньги. Если долг становится хроническим, то ставится вопрос перед профильным министерством, которое должно на выбор подкинуть предприятию средств из своих фондов, добиться списания долгов, пересмотреть цены или другие отраслевые нормативы, в крайнем случае, объявить предприятие планово-убыточном и выделить ему дотации. Такие вопросы решаются годами на уровне Совета Министров СССР. При этом приостановить работу предприятия из-за нехватки каких-то там «денег» никто не позволит.
Наличные в СССР – не просто материальные купюры, монеты или запись в сберкнижке. Это принципиально иной вид денег. Оборот которых построен почти по мировым канонам, по крайней мере, внешне[59]. Есть единый эмиссионный центр, даже декларируется золотое содержание и валютный курс. Хотя воспользоваться этим обычному человеку весьма затруднительно, но… К каждой банкноте охранника не приставишь, варианты все равно находятся. Не зря Никита Сергеевич ввел высшую меру наказания за валютные спекуляции.
Соответственно, в СССР нельзя закончить товарную цепочку иначе, чем государственной сбытовой организацией, которая является плотиной между наличной и безналичной системами учета. Как только задвижка от этой плотины оказывается в руках частника – наступает коллапс, самой простой и выгодной операцией становится обналичивание. У советской банковской системы попросту нет защиты против этой напасти[60]. Судя по рассказам пришельца из будущего – достаточно одной пятилетки, и катастрофические последствия сметут экономику, как горный сель сносит жалкую лачугу.
После раскрытой перспективы Анастас Иванович минут пять молчал. Даже про компот позабыл. Наконец мысли полностью улеглись в голове нового Генерального секретаря.
– Да-а-а! Знаешь, Алексей, теперь мне многое стало понятнее. Получается, не зря после Сталина, когда страх прошел, артели прижимать стали? Я-то за этим вопросом не следил особо.
– Разумеется! – немедленно подтвердил Косыгин. Он уже многое успел «передумать» за прошедший год. – Но сейчас это ставит нас в весьма сложное положение с реальным хозрасчетом.
– Связаны руки со всякими кафе? – вернул себе хорошее расположение духа Микоян. – Чепуха какая! Социалистические методы в этой сфере далеко не исчерпаны!
– Не спорю! – легко согласился Алексей Николаевич. То, что Микоян не обратил внимания на слово «хозрасчет», даже обрадовало премьера. – Но совсем избавляться от частника не нужно.
– Это как? Ты ж сам только что рассказывал?!
– Пусть занимаются сферой услуг, там, где вообще не нужен безналичный оборот. Особой пользы не будет, но остроту бытовых проблем для трудящихся они снизят.
– Ты точно про быт подметил! – Микоян бросил взгляд на чуть уменьшившуюся, но все еще внушительную очередь. – Страшная вещь, вроде мелочь, а раздражает.
– Пара частников продавала бы рядом… – Алексей Николаевич опять вспомнил рассказы пришельца. – Да хоть печеную картошку с разными начинками.
– Ха. Скажешь тоже, такой дешевый перекус против пельменей! – Анастас Иванович опять бросил взгляд на раздачу. – Может, еще порцию взять?
