Шахт говорил медленно, чуть растягивая слова — неторопливость и солидность, это признаки характера настоящего финансиста.
— Состояние наших финансов катастрофично. Меня особенно беспокоят те суммы, которые запросили для уранового проекта. Я не могу так сказать, каким образом можно решить этот вопрос. Тем более, что я бы рекомендовал закрыть те проекты, которые не дадут отдачу за год. Мы слишком зависимы от США и Турции. Если с США нам нельзя сориться, то Турцию можно подвинуть к союзу с нами, для этого надо контролировать Крым. Крым — тот фактор, который даст нам возможности снабжения, выведет из игры флот врага и, самое главное, поднимет наши ставки. Под Крым я смогу уговорить наших кредиторов еще подождать и даже что-то профинансировать.
— Вот как… Значит Крым — обязательная программа, а остальное — как получится?
— Будет Крым, будет и нефть — решился объяснить свою позицию Ялмар. — А если мы двинемся без подготовки на Кавказ, наши недруги-островитяне могут задергаться, предпринять слишком резкие движения. И как на это отреагируют в Вашингтоне я лично предсказать не могу. И еще, мой фюрер, по плану Бакке мы сможем изъять у евреев какое-то имущество и золото. Я бы хотел, чтобы золото не ушло в Швейцарию, на партийные счета, а мы смогли этими средствами укрепить марку.
И на несколько минут в кабинете воцарилась мертвая тишина.
[1] Так это совещание назвали бы в РИ. Гитлер, Гиммлер, Лей и Бакке закончили жизнь самоубийством, Тодт погиб при весьма странных обстоятельствах.
[2] В РИ Тодт погиб 8 февраля 1942 года у Растенбурга, улетая из Волчьего логова, ставки Гитлера, его самолет взорвался в воздухе. Среди версий гибели есть и такая, что уничтожил Тодта по приказу фюрера, так как Тодт настаивал на начале переговоров о мире с большевиками.
[3] В РИ после падения Берлина Бакке сумел сдаться американцам, был доставлен в штаб Эйзенхауэра. Повесился в тюрьме, по данным следствия, опасаясь за возможность передачи его властям СССР.
Глава 8
Одесский волнорез
Москва. 1 августа 1942 года.
Я в руках держу трубку. Мне ее подарил один матрос под Беляевкой. Беляевка — поселок на реке Днестр, но именно отсюда отходит водогон, который снабжает пресной водой всю Одессу. Значение этой точки понимали хорошо и наши, и немцы. Когда румыны наступали на город осенью сорок первого года, они рвались именно к Беляевке: лишить защитников города пресной воды! Тут были самые жаркие бои. Надо сказать, что тогда, осенью, когда румын удалось остановить и откинуть от города, укрепрайона под Одессой не существовало. Приморская армия опиралась на линии окопов и систему ДЗОТов, которых под Одессой натыкали всевеликое множество. А вот в районе Беляевке одесские рабочие, коммунисты и комсомольцы сумели сделать настоящие укрепления: бетонные коробки ДОТов (причем были сделаны и два артиллерийских полукапонира), множество станковых пулеметов, а на некоторых точках стояли ДШК, которые сносили румынскую технику к чертовой матери, не сильно заботясь о ее содержимом. Тогда под Беляевкой горели чешские LT, тяжелые пули рвали тела лошадей, тут наносил удар румынский кавкорпус, который и имел на своем вооружении легкие танки и пулеметные танкетки чешского производства. Но сейчас на Беляевку шли немцы, а это многократно осложняло задачу защиты этого важного пункта. Надо сказать, что опять пришлось обращаться за помощью к коммунистам города. В обкоме под руководством второго секретаря, Григория Семеновича Сенина, был собран хозяйственно-партийный актив, который внимательно выслушал мои просьбы и обещал оказать максимальную помощь. Там я познакомился и с легендарным моряком, пережившим плен в фашистской Испании, начальником Черноморского пароходства, Георгием Афанасьевичем Мезенцевым, Борисом Павловичем Давиденко (городской глава Одессы)[1], областной губернатор, простите, глава областного исполкома, Никифор Тимофеевич Кальченко. Два самых главных вопроса, в котором я просил помощь: это организация Малого оборонительного кольца, который проходил по одесским пригородам, там надо было срочно бетонировать укрепленные точки, создавая систему, которая сможет задержать врага на подступах к городу, если он туда прорвется, одновременно прорабатывалась система баррикад в самом городе, окраинные дома предлагалось взорвать, создав противотанковые завалы, а в подвалах домов ставить пулеметные точки. Тут я узнал, что на охрану города выступил и женский добровольческий батальон в 900 штыков, ну да. русскую женщину не остановить, она не будет ждать, когда враг придет в дом, а будет его встречать на пороге, и дубинку возьмет поувесистей! Еще одна проблема возникла, когда я познакомился с легендарным майором Иваном Андреевичем Флёровым — первым командиром легендарных «Катюш». Его судьба была более удачной: он был жив-здоров и дивизион БМ-13, переброшенный в Одессу, был как раз под его командованием. От него я узнал, что этот дивизион был изготовлен в Одессе на механическом заводе, и что там есть готовые направляюшие и оснастка примерно на тридцать (оказалось, что двадцать восемь) машин. Вот только машин нет. Мне подтвердили, что в городе остались только трехтонки, но тут в голову пришла хорошая такая идея: вспомнил, что направляющие ставили на трактора и на танки, тут, в Одессе эти НИ танки клепают, так почему нет, а еще: катера! На военных складах был запас пороховых шашек для ракетных снарядов, вот только болванок не было. В общем, мобилизовали партийный и хозяйственный актив, в мастерских стали быстро оснащать трактора (14 штук) и десяток катеров, навешивать на них хоть какое-то бронирование, точились и оснащались боеприпасы для гвардейских реактивных минометов. На Южное направление Ставка назначила руководить Тимошенко, Буденный больше к руководству фронтами не привлекался. А Семен Константинович очень оперативно стал оказывать всемерную поддержку Приморской армии и Южному фронту, понимая, какая угроза нависла над РККА. Прорв танковых орд на Николаев и в Крым никого особо порадовать не мог. Тимошенко отдал приказ перебросить в Одессу из Новороссийска 157-ю стрелковую дивизию полковника Томилова (более 12 тысяч штыков), а последними транспортами, которые приземлились на военный аэродром у Одессы привезли такие дефицитные снаряды к орудиям крупного калибра и реактивные снаряды для «Катюш».
19 января стало ясно, что немец подходит к Одессе. Отходящие части стали занимать оборонительные рубежи, на передовых же рубежах сил было немного — линия обороны на дальних подступах к городу тянулась от Днестра (Троицкое) через Котовское — Раздельная — Благоево до Петровского, тут надо было подготовить окопы, сеть которых уже была, была и сеть ДЗОТов, пусть и жиденькая, мы успели сделать в некоторых местах противотанковые узлы обороны, но там главным калибром был 45-мм, а гарнизоны этих узлов имели задание излишне не геройствовать — открыть огонь, выбить несколько единиц бронетехники, заставить противника притормозить, развернуться, после чего отходить к линии окопов, откатывая свои пушки. Вторая линия обороны была по линии Беляевка-Карсталь-Выгода-Палиово, Эмтовка, Кубанка-Степановка-Марьяновка. Эта линия была подготовлена намного лучше, Беляевка вообще превращена в небольшую крепость, опирающуюся на несколько узлов противотанковой обороны, где располагались не только сорокапятки, но и батареи трехдюймовок, которым подвезли запас бронебойных снарядов. Были в Беляевке и ДОТы, которые поставили на скорую руку осенью, ну да ничего, пригодятся! А вот линии окопов между узлами ПТО и ДОТами были усилены противотанковыми ружьями, а где была возможность — расчетами ДШК. Крупнокалиберные пулеметы перестали быть дефицитом, как и патроны к ним, которыми щедро поделились флотские. Они тоже понимали, что Одесса — замок на дверях Крыма. Так что никаких проблем во взаимодействии с флотом не наблюдалось. Одновременно продолжались работы на линии от Сухого Лимана до Григорьевки, там одесситы изо всех сил бетонировали укрепления, возводили «линию последней надежды», хотя линией последней надежды должны были стать окраины города, где были подготовлены к взрыву дома и сооружались баррикады.
