Ознакомительная версия.
– Так говори!
– Телепнев Шуйским бумагу подбросил. Подкупил ихнего тиуна и дал ему письмо, чтобы он в доме его спрятал. Да тиун только вид сделал, что согласился. А сам тут же князю бумагу и отдал. В бумаге той твое имя значится. Барин мой сказал – плохая бумага, от нее беды многие быть могут. Меня сразу к тебе послал – пущай, говорит, воевода дом свой осмотрит со всем тщанием.
– Уже осмотрел. Есть такая бумага.
– Ну, значит, счастлив ты, барин, коль и сам о подставе узнал, и милостив к тебе Бог, хранит от супостатов.
– Погоди, сапоги обую, тянет что-то понизу.
Я взял сапог, натянул. Взялся за второй. Что-то он по весу от первого отличается. Я перевернул сапог, и… из него выпала змея. Как ошпаренные, мы отскочили в стороны. Черт! Найдя одну змею, я успокоился. Видимо, на то и расчет был у злоумышленника. Ежели найду случайно одну, решу, что заползла ненароком. Скорее всего, их две и было, только я проморгал этот момент, когда видение смотрел.
Мы оба одновременно схватились за сабли. Змея уже поползла под топчан, но мы ее перехватили с двух сторон и изрубили.
– Весело ты живешь, князь! – озираясь, промолвил визитер. – Надеюсь, крокодилов нигде не прячешь?
– Шутник! Это уже вторая змея за вечер.
Ночной гость присвистнул.
– Думаешь, гады сами в избу заползли?
– Полагаю, нет. Специально подбросили, так Кучецкому и доложи.
– Ответ будет?
– Передай – спасибо за предупреждение. И еще…
Я заколебался. Отдать визитеру найденную мной бумагу? Нет, пожалуй, рискованно. Гонец один, уснет на отдыхе, не приведи Господь, – обнаружат письмо недруги мои. Или, не ровен час, выследят от моего дома и схватят. Тогда – хана! Письмо есть, гонец в наличии. Точно – дворцовый заговор готовят.
– Нет, на словах передай – вскорости сам приеду.
Гонец поклонился и вышел в сени.
– Князь, ты бы еще у себя пошарил. Две змеи – это серьезно. Никак душегубы энти сгубить тебя схотели.
– Перебьются. Счастливо добраться.
Я запер дверь и резко выдохнул. Только тут до меня дошло, что я снова был на волосок от смерти. Ведь если бы я утром сунул ноги в сапоги, как всегда это делал, то тут бы мне и конец пришел. Ну, Телепнев, тебе это так просто с рук не сойдет! Я пока еще не знал конкретно, как ему отомщу, но если он убить меня захотел, то я ему отвечу аналогично.
До утра я уже уснуть не мог, ворочался в постели и строил различные планы мщения коварному князю.
А перед рассветом – как отрубился напрочь.
Разбудил меня резкий стук в дверь. В комнате было уже светло – знать, солнце уже давно встало. Я выглянул в окно. Во дворе толпились ратники, перебрасываясь отрывочными фразами со служивыми из управы.
Прошлепав босыми ногами к двери, я открыл засов.
На крыльце стояло пяток человек во главе с наместником. Вид у него был встревоженный.
– Ну, слава тебе, Господи, жив!
– А почему это я должен преставиться? – постарался удивиться я.
– Ночью люди выстрел и шум слышали в этой стороне, а утром тебя на службе нет, вот и подумали, не стряслось ли с тобой беды какой?
– Да жив я, как видите, и ничего у меня не произошло.
Конечно, проверить пришел наместник – укусили ли меня змеи, и если – да, жив ли я еще? По-моему, я уловил в глазах Шклядина разочарование.
– Да вы пройдите, коли уж пришли. Только за внешний вид, что не одет, не взыщите. Да стесняться некого, все мужи зрелые.
Я стал одеваться. Наместник по-хозяйски расположился за столом, подобрав края длинной шубы и грузно осев на лавку.
Я подошел к сапогам. Шклядин замер.
– Да что вы все так встревожились, жив я, Гаврила, жив! – заставил я себя улыбнуться.
Я нырнул в сапоги и встал, как ни в чем не бывало. Лицо Шклядина начало краснеть, он очумело поглядывал на мои ноги, силясь что-то понять и пытаясь что-то спросить, но видно, как ком в горле застрял. Он уперся в меня взглядом и тяжело сопел.
Я подпоясался, нацепил саблю и сел напротив, изображая радушие. Наместник очнулся, дернулся и рванул с места в карьер:
– Вот что, воевода, есть сведения, что в дом к тебе приходил посыльный от изменника подлого.
– Это кто же изменник? – кажется, мне удалось сильно удивиться.
Но наместник не ответил на мой вопрос, повернулся к своим людям и махнул рукой: «Приступайте!» То, что это были его люди, прикормленные, я не сомневался. Не сомневался я и в том, что они и под присягой подтвердили бы все, что угодно. Но видимость надо было все-таки соблюсти.
Один из его людей в сундуке моем рыться стал, другой – белье на постели ворошить.
Я молча наблюдал за служивыми, но, когда один из них к иконам полез, привстал.
– Руки от икон убери, – спокойно сказал я.
– Боярин, здесь бумага есть, за иконами! – радостно завопил служивый.
Все бросили заниматься обыском. Служивый торжествующе положил на стол перед наместником сложенный лист.
– Посмотрим, что в бумаге схороненной, – стрельнул в меня глазами Шклядин. А во взгляде – плохо скрытая радость.
Гаврила развернул бумагу и начал читать – громко, чтобы все слышали, но уже на второй фразе споткнулся. Спросил, недоумевая:
– Это что же – посты христианские?
– А что ты ожидал увидеть? – засмеялся я. – За иконами такому листу самое место.
На градоначальника было жалко смотреть.
– Терентий, глянь, там, за иконами – ничего боле нет?
Служивый даже иконы снял. Пусто! Я подошел к стоявшему в углу мусорному ведру, откинул крышку и поставил его перед Шклядиным:
– Гаврила, не это ли ты ищешь?
Наместник заглянул в ведро, увидел окровавленные куски змеиных тел, побледнел и в ужасе отпрянул. Не в силах вымолвить ни слова, он хватал открытым ртом воздух, прижимая правую руку к груди. Любопытные служивые, подойдя к ведру и увидев его страшное содержимое, с отвращением отскочили.
Я выпрямился и положил руку на рукоять сабли.
– А теперь объяснись, боярин, по какому праву обыск в доме моем учинил? Я тебя с людьми твоими пригласил к себе в избу, принял подобающе, а ты бесчинства творишь?! Я боярин и князь, воевода городской, государем ставленный, а ты в моем доме меня оскорбил?!
Я нарочно негодовал громко и отчетливо, чтобы и во дворе слышно было. Правота за мной. Проступок наместника – по «Правде» – серьезный.
Я шагнул вперед, намеренно споткнулся о ногу одного из людей Гаврилы, с грохотом упал. Вскочил и громовым голосом обрушился на градоначальника:
– Так ты еще своим людям и рукоприкладствовать позволяешь, негодяй?
Я выхватил саблю и плашмя ударил ею опешившего наместника по рукам, лежащим на столе. Сильно ударил, не жалея. Гаврила взвыл от боли, я же резко повернулся и кольнул в бок концом сабли служивого, о которого споткнулся. Он заорал – не столько от боли, сколько от неожиданности – и нелепо завалился в сторону, сбив еще одного.
Ознакомительная версия.
