Очищающий, всё переплавляющий — не статика, а вечное движение, биение невидимого животворящего Сердца. Основа основ, начало начал, альфа и омега…
Она поняла, почему Он никак не давался Гане, Свет Фаворский — преобразующий, несущий Жизнь всему и вся. Это не был свет в земном понимании, а таинственно-дивный Поток нездешней энергии, воскрешающей и живящей.
«Где первообразы кипят. Трепещут творческие силы»…
Здесь священнодействовало, всё преобразуя пламенной и жертвенной Любовью, само Божество, сама Истина. Горнило подлинного Бытия едва приоткрыло завесу, сияя россыпью созвездий, мелодией отвоёванных у хаоса созвучий, преодолевших пространство идеальных конструкций; тьмы, гибнущей в костре невиданных красок. И легкая слитная поступь неразлучной неделимой Двоицы, прогуливающейся среди роскошных тропиков новорожденных остывающих миров… Вечно влюблённой и вечно юной.
О, как рванулась туда душа! В то время, как всё тёмное в ней, злое и лукавое спасалось в панике, казалось, раздирая пополам её изнемогающее от этого разделения «Я». Иоанна-полутьма, одновременно жаждущая и страшащаяся. Огонь Спасающий и Воскрешающий — она вдруг прозрела, что страшен он лишь для тьмы.
«Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть.
А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасётся, но так, как-бы из огня». /1-е Кор.3:13,15/ Иоанна-мысль вспоминала слова апостола Павла, а животворящий снежно-огненный поток мчался мимо, обтекая её — туда, где «Всё Хорошее, Всегда и Везде». Свет Фаворский — божественный образ Бытия, вдохновенное Творчество, преображающее смерть в Жизнь. Он открывал ей свои тайны. О том, что люди — разбросанные по земле семена вечности, которым надо укорениться в небесном. Умереть в тленном, во времени, чтобы прорасти в бессмертие.
Что человеки — капилляры, нервы, сосуды, по которым струится Божественный Поток, творя Жизнь. Что они — проводники Её, сотворцы, соучастники этого великого таинства — вечно гореть в святом снежно-огненном движении, неся и созидая Жизнь. Каждым биением сердца, каждым делом и словом нести и сотворить Бытие Подлинное. Всё мёртвое, непроницаемое отбрасывается во тьму. Таков закон жизни во имя Жизни.
«Рождённое от плоти есть плоть, а рождённое от Духа есть Дух.
Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше.
Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рождённым от Духа». /Иоан. 3: 6–8/
Поток Животворящий мчался, обтекая её, — из Себя, через всё и в Себя, Иоанна-мысль прозревала, казалось, таинственно-глубинное биение Его Сердца — жертвенной любви, извечно и добровольно посвящённый всецело этому животворению, спасению, преображению, воскрешению всего и вся. Всякой гибнущей твари, взывающей о помощи.
И вдруг впервые ощутила слабый, едва слышный стук собственного сердца и поняла, что ещё жива. И что этот ее едва различимый пульс чудесным непостижимым образом связан с извечно преодолевающим хаос ритмом Единосущного и Нераздельного.
«Всё через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
В нём была жизнь, и жизнь была свет человеков; И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». /Иоан. 1:3–5/ И чем больше она вмещала, прозревала уже не только мыслью, но и едва бьющимся сердцем, дивный пульс, ритм, биение животворящего Слова в неземной симфонии Вечного Созидания — радуг, аккордов, идей и свершений, чем больше трепетала, рвалась туда душа в неистовой жажде одновременно гибели и рождения, тем явственней сознавала в ужасе свою зажатость, закупоренность. Мельчайшего, но уникального по Замыслу капилляра, не оправдавшего своего предназначения, заполненного полутьмой… Принять, обогатить, пронести, как эстафету, через земную жизнь — и передать дальше… Не проводник, не сопричастник, не сотворец. Препятствие. Животворящий поток, встретившись с непроницаемостью, обтекает её и несётся дальше, мимо… Препятствие, балласт, тромб…
Она не исполнила своего призвания, предназначения! Там, в историческом времени, остался чистый лист бумаги и открывшаяся когда-то строчка из пророка Иеремии: «…напиши себе все слова, которые Я говорил тебе, в книгу». Мысль о девственно-чистом листе бумаги впервые не вызвала отвращения…
Она должна вернуться! Иоанна-мысль стала Иоанной-волей, Иоанной-молитвой: «Господи, дай исполнить Волю Твою…» Соответствовать ПРИЗВАНИЮ. Не позволить потоку, дару Жизни в тебе загустеть тромбом… Не прервать цепь, передать эстафету. «Исполнить долг, завещанный от Бога»…
Что было прежде? Она услыхала ли эту Высшую Волю о себе, или сама попросилась добровольцем, вооружённая словом?
Или всю жизнь ждала этого приказа, ждала изначально, ибо по законам как земной, так и небесной драматургии висящее на стене ружьё должно выстрелить? А записавшийся добровольцем — или воин или дезертир…
«Напиши, что Я сказал тебе, в книгу»…
«Дай исполнить Волю Твою», «Да будет Воля Твоя», — прежде всего наша воля содержится в этой молитве, наша дарованная Творцом свобода. Воля исполнить Волю.
— Встань, Иоанна…
Тамбур теперь был расцвечен трепетно-живыми сполохами того самого Света Невечернего, «невозможной Мечты» художника Дарёнова. Брошенный старый веник зеленел клейкой майской листвой, ожил и благоухал букет засохших прошлогодних пионов. Воскресла давным-давно обглоданная в паутине бабочка, расправила солнечно-рыжие крылья и стала биться в пыльное подслеповатое оконце над входной дверью с ромбами, за которой пряталась удравшая тьма.
Именно туда, в тёмное будущее, жаждала вернуться сидящая на пыльном дощатом полу давно снесённого дома ожившая, как и эта бабочка, Иоанна. Хоть и ждали её за дверью напротив и спасающие мамины руки, и ещё живой отец, и бабка Ксеня, и счастливое послевоенное детство…
— Встань, Иоанна, — снова тихо и властно прозвучало в ней. От кого-то, или от неё самой — не имело значения. Воля творить Волю.
— Встань и иди…
Она выпрямилась. Оттолкнувшись от стены, сделала шаг другой… Вернулась боль, с каждым движением всё острее, невыносимее. Боль по имени Иоанна. Но ещё невыносимее был страх не дойти.
Тёмное будущее встретило её тьмой кромешной, душной и пропахшей лекарствами. Иоанна обернулась на гаснущие за спиной сполохи и увидала в проеме двери с ромбами огненно-светлую благословляющую Руку. Дверь захлопнулась. Перед ней высилась едва различимая гора, на которую ей предстояло вскарабкаться. Туда, где мерцала над головой маленькая светлая точка — то ли звезда, то ли маяк, или лампа операционной. Она ползла, хотя это было совершенно невозможно, и разрывались сердце и лёгкие от спёртого, исполненного лекарственной тьмой воздуха, и тело от боли. И лампа — маяк — звезда то приближалась, то снова пряталась в наваливающейся дурноте кромешной тьмы. Иоанна ползла, зная, что там её место, её призвание… Её Голгофа, её высотка, её «Всё». Её звено в цепи, которое нельзя разорвать. И что Господь не даёт испытаний сверх меры. Вокруг прозревала она и других, восходящих до неё, каждый на свою Голгофу, — их впаянные в скалу тела, обращённые к небу лица — совсем юные, в полноте лет, пожилые, но всегда устремлённые туда, вверх, где мерцала эта светлая точка — то ли звезда, то ли маяк, то ли лампа операционной… Застигнутые в пути победители смерти.
И когда светлую точку снова заволакивала исполненная дурноты и боли тьма, метеором проносился ввысь огненно-рыжий сполох, похожий то на дух Альмы, то на Катькину куртку, то на воскресшую бабочку из детства, тоже запрограммированную на дерзновенно-вечный полёт к свету…
Для «свидетельств» в романе использованы цитаты из книг:
С. Аллилуева «Двадцать писем к другу».
А. Антонов-Овсеенко «Театр Иосифа Сталина».
Алан Буллон «Гитлер и Сталин».
Д. Волкогонов «И. Сталин. Триумф и трагедия».
Р. Вурмбранд «Другое лицо Маркса».
Ян Грей «Лев Троцкий».
Е. Громов «Власть и искусство».
В. Корнев «Добрая книга о Сталине».
М. Лобанов «Сталин. Тайные страницы истории».
О. Платонов «Тайная история России. XX век».
Э. Радзинский «Сталин».
Р. Такер «Сталин. Путь к власти. 1879–1929».
Лев Троцкий «Сталин».
Феликс Чуев «140 бесед с Молотовым» «Из глубины» — Сб. статей о русской революции.
Русские и зарубежные классики XIX–XX веков.
Религиозно-философская литература, газетно-журнальная периодика, радио, телевидение.