От разговора их отвлек радист, высунувшийся из-под тента командирского «штевера»:
– Господин криминальрат, головной дозор вышел на позиции!
– Противник?
– Криминальассистант Шмидт сообщил, что они заметили еще два поста. Итого – четыре. Есть один пулемет, ручной. Он стоит на чердаке одного из сараев, при нем один солдат. Еще около десяти человек занимаются хозяйственными работами.
– Видите, гауптман, нас действительно не ждут. Вам придется поторопиться, чтобы успеть к началу веселья! – и полицейский рассмеялся.
«Веселись, веселись, – зло подумал Беккельн, возвращаясь к своей машине. – Если русских там окажется больше, и они нормально подготовлены, то мы с твоими полицейскими и моими новобранцами можем вляпаться ничуть не хуже, чем тот эсдэшный лейтенант. У меня на сто с лишним человек едва наберется тридцать обстрелянных ветеранов. Что у твоих полицейских с подготовкой, я наверняка не знаю, но вряд ли они так подкованы в том, как вести правильный бой против пулеметов и танков».
Спустя час выяснилось, что наступательный порыв разбился о «местные трудности», и большая часть сил все еще пыталась достичь исходных позиций для атаки. Дорога, проложенная по гати, наверное, неплохо переносила крестьянские телеги и наиболее распространенные у русских легкие грузовики, но вот на использование более тяжелых машин была не рассчитана. Под пятитонным «бюссингом», в котором ехали минометчики и в котором везли некоторый запас боеприпасов на случай затяжного боя, бревенчатое полотно разъехалось, и грузовик провалился в густую жижу по ступицы задних колес. Попытки вытолкать трехосную махину ни к чему не привели. Хорошо еще, что минометчики двигались почти в хвосте колонны, так что за ней остались только фургон связистов и русский полуторатонный грузовик. Основная же масса машин могла следовать дальше к своей цели.
«Без тягача или трактора выдернуть «Бюссинг» не получится, – думал гауптман, наблюдая, как минометчики выбираются на землю, перелезая через кабину, – по сторонам места едва бы хватило для одного человека, а минометы, даже пятисантиметровые, – штука не самая легкая и ухватистая. – Впрочем, если мы раскатаем русских достаточно быстро, есть шанс управиться дотемна. А нет – так отдохнем в деревне у озера. Всегда можно будет отговориться тяжелыми дорожными условиями, а солдаты наконец-то поспят нормально».
Беккельн посмотрел вперед – колонна уже до половины втянулась под сень леса. Тут его взгляд зацепился за взлетевшую над верхушками деревьев сигнальную ракету.
«Одна красная? Вроде мы договорились все команды подавать парами ракет? Или…» Сообразить, что же это все значит, он не успел. Впереди и чуть правее затрещал пулемет, а спустя мгновение к нему добавились частые хлопки винтовочных выстрелов.
– Русские! – заорал кто-то впереди. Аккомпанементом крику стал пронзительный визг, и в десятке метров от дороги встал всплеск от упавшей мины.
«Восьмисантиметровый!» – несколько отстраненно отметил про себя гауптман.
– Ложись! – Команда была подана с некоторой задержкой, поскольку сначала Беккельн хотел крикнуть «С дороги!», но вовремя сообразил, что вокруг болото, которое никто, по большому счету, тщательно не обследовал. Для себя он решил, что уж лучше осколок мины, чем захлебнуться в болотной жиже.
Как всегда во время сильной и внезапной опасности, со временем начали происходить чудеса! Гауптман попадал в подобные передряги всего несколько раз в жизни, но уже отметил эту странность. Для него время переставало течь плавно и размеренно, словно Рейн в низовьях. Нет, оно то неслось, подобно воде в весеннем ручье, то застывало, как в запруде у заброшенной мельницы. Так, падая на бревенчатый настил, офицер успел увидеть и запомнить сразу так много вещей, что, скажи ему кто-нибудь про такое в спокойной обстановке, он ни за что бы не поверил. Два новых столба воды и болотной жижи от падения мин, встающих на этот раз в непосредственной близости от гати; перекошенное от боли лицо незнакомого гефрайтера (надо же, даже лычки рассмотрел!), неудачно упавшего на бок; косая полоса, появившаяся на ноге не успевшего залечь солдата, – чуть выше голенища запыленного сапога серо-грязная материя медленно-медленно раскрылась, и из-под нее так же медленно стала сочиться темно-красная жидкость. Даже влажные бревна настила, на которые Беккельн рухнул, он рассмотрел во всех подробностях. Каждый сучок, каждую царапину на потемневшем от времени и непогоды дереве…
Удар! И время потекло, как обычно. Появились звуки – в окружающей какофонии Георг четко различал шелест мин, частые выстрелы из винтовок и пистолетов, длинные пулеметные очереди… Вполне знакомая звуковая картина боя. Некоторое время он еще полежал, прислушиваясь, затем поднялся:
– Фельдфебель! Немедленно двигайтесь вперед! Там, по крайней мере, можно с этой дороги сойти.
– Нельзя, господин гауптман, – то, что вы считаете травой, – болото! Двое соскочили туда, так еле вытащили.
«Да-дах!» – резкий звонкий выстрел пушки перекрыл остальные шумы.
«Бух!» – звук разрыва практически слился со звуком выстрела.
«Быстро они развернулись!» – порадовался сноровке артиллеристов гауптман.
Да-дах! Бух!
«Вот только по кому они стреляют? Деревья же кругом! И потом – звук совершенно не похож на выстрелы «кургузых»! У тех он глуше и, пожалуй, несколько тише. А тут взрыв следует почти сразу за выстрелом… Это что же, «вжик-бах»? У русских есть противотанковые пушки!»
Стрельба то разгоралась, то затухала. Единственное, что пока радовало комроты, это то, что, судя по звукам, стреляли в основном немецкие пулеметы. Их резкий частый стрекот очень сильно отличался от размеренного татаканья русских «максимов».
«Ша-да-а-ах!» – раскатистое эхо сильного взрыва заметалось над лесом, а вдалеке, километрах в полутора, над вершинами деревьев встал высокий столб дыма. Все от неожиданности присели.
– Это что за черт?! – Растерянность так четко отразилась на лицах стоящих вокруг солдат, что Беккельну ничего иного не оставалось, как преувеличенно радостно и нарочито громко сказать:
– Похоже, наши пушкари разнесли русский склад боеприпасов! Не унывайте, скоро иванам нечем будет стрелять, и мы возьмем их тепленькими. – Новички несмело заулыбались, а стоявший неподалеку штабс-гефрайтер уловил идею начальства, что называется, с лета и, бодро покрикивая, принялся отвлекать личный состав, раздавая приказания направо и налево.
– Шуман! Гахманн! – гауптман позвал взводных.
– Здесь! – откликнулся Шуман, коренастый вестфалец, служивший в армии уже пятнадцать лет и, как помнил Беккельн, крайне недовольный тем, что его держат в тылу.
