Глава 8
С утра я отправился на автомобильный завод, где недавно созданное КБ бронетехники мучилось с вопросом, а на что же вообще будет похоже их первое изделие. Поначалу в документах его именовали «бронеходом», но я это быстро прекратил, указав, что название, в достаточной мере раскрывающее суть изделия, для военной техники является неприемлемым. Поэтому все, имеющее броню, гусеницы и пушку, предлагалось называть танком, от английского «tank» — пусть непосвященные считают их самоходными цистернами.
Послушав их доводы про желательность смягчения ТЗ, с некоторыми я согласился — например, с четырехцилиндровым движком вместо поначалу намеченной шестерки. Попытки поставить катки на рессоры я отмел — только торсионы. Но вообще общая концепция мне чем-то не нравилась…
Вникнув в эскизы, я начал потихоньку понимать, чем. Чтобы мои мысли стали более понятными, не помешает небольшая экскурсия в прошлое — ну или в будущее, это смотря как считать…
За пару лет до знакомства с Гошей моя племянница выступила в скутерных гонках, в классе семьдесят кубиков. Да уж, класс был тот еще… Моторчик объемом с треть стакана развивал двадцать сил! Табуретка весом в шестьдесят килограмм за несколько секунд разгонялась до сотни, а максималка была в районе ста двадцати — таковы были обычные параметры гоночных скутеров. Естественно, что столь дикая форсировка весьма отрицательно сказывалась на ресурсе… Так вот, я все же чуть уменьшил ей мощность и утяжелил раму, вварив более массивные, чем у остальных, распорки. В результате Маша заняла первое место в гонке, ни разу не поднимаясь выше третьего на этапах! Просто потому, что ее агрегат не ломался прямо на трассе.
Так вот, представленное на мое рассмотрение изделие навевало мысль как раз об этой ситуации.
Для скорости в тридцать километров движок должен был крутиться на максимальных оборотах. Пальцы для гусениц были рассчитаны впритык. Коробка от грузовика с максимальным полным весом в семь тонн должна была передавать момент для движения пятнадцатитонной махины… В общем, по допускам и запасам получалось нечто вроде Т-34 первых выпусков, когда моторесурс в сто часов являлся малодостижимой мечтой. А ДТ-54 моего деда-тракториста протарахтел пятнадцать лет!
В общем, я занялся решительным урезанием. Лобовую броню с тридцати миллиметров пришлось сократить до двадцати, остальную до десяти-пятнадцати. Башня на первых выпусках становилась таки, к радости конструкторов, невращающейся. Вместо обычной трехдюймовки туда предполагалось ставить ее горную модификацию или вообще сорокасемимиллиметровку Гочкиса, просто потому, что на флоте их было около тысячи, а прошедшая война показала полную непригодность такого калибра для решения любых задач на море.
Зато легкий броневик вопросов не вызывал. На «Оку» вместо двухтактника поставили оппозитный четырехтактный мотор, в результате чего она конструктивно еще более приблизилась к «Кюбельвагену», слегка забронировали и увенчали пулеметной башенкой, а точнее, вращающимся колпаком для головы и плеч пулеметчика. Эту коробку уже начинали строить, и я предполагал довольно большую массовость, ибо девайс предназначался в основном на экспорт. Чертежи и данные броневичка вторую неделю обсуждались с немецкой делегацией, которая при виде этих бумаг впала в энтузиазм. Кстати, немцам бронеока предлагалась под именем Pz-1 — это я, не думая, черкнул на титульном листе такие буквы. Потом, когда ганcы поинтересовались, что сие означает, пришлось сочинять, будто это сокращение от русского слова «Pizdetc», которое на английский можно перевести примерно как "Utter annihilation of all surrounding"…
В самолетах я разбирался по определению лучше, чем в бронетехнике, так что и участие в разработке будущих машин мог принимать более серьезное.
Определяя модельный ряд нашей авиации, следует исходить из возможностей производства, считал я. Возможности же были умеренные.
Первый авиазавод в Георгиевске по сути представлял из себя опытное производство и за четыре года своего существования выпустил около трех сотен самолетов — правда, очень разных.
Завод в Иркутске был крупнее и лучше приспособлен для серийного производства, но опыт показал, что одновременно могут делаться не более двух моделей, и то они должны быть похожи по технологии. На нем было решено строить небольшие самолеты смешанной конструкции. Для цельнометаллических уже начали готовить площадку под будущий завод, который должен был образоваться на краю Москвы, примерно там, где сейчас метро «Сокол».
Самолетов смешанной конструкции я предполагал иметь два — истребитель и штурмовик, настала пора разделять эти типы. По конструкции они предполагались похожими, но штурмовик должен был иметь неубирающиеся колеса, побольше брони и оружия. Истребитель же мне представлялся типичным самолетиком по поликарповской схеме, нечто вроде И-16, но не такой толстомордый из-за меньшего диаметра двухрядной звезды. И попроще в пилотировании, ибо в основном это должна быть именно учебная машина, к войне, если не напортачим со сроками, она все равно уже устареет.
Для московского завода потихоньку начали прорабатываться эскизы фронтового бомбардировщика, сына «Кошки», с названием, естественно, «Котенок». От мамы он отличался несколько большими размерами и вдвое большей мощностью движков, а также тем, что ему предстояло стать первым в мире цельнометаллическим самолетом, благо нам наконец-то удалось запустить один большой пресс, а второй был на грани этого события.
Со стратегическими бомберами я решил пока не связываться — рано.
В качестве первоначально-учебного, связного и народохозяйственного самолета мы собирались оставить «Тузика», только заменив ему двухтактник на трехцилиндровую звезду.
Но отдохнуть душой удалось только один день, а потом снова предстояло возвращение в Питер, где Максим Исаев по фамилии Рюмин докладывал, что готов к жизни в шкуре Сиднея Рейли по фамилии Розенблюм.
Через три дня Нью-Рейли отправился в Киев, чтобы там связаться с англичанами — якобы все это время он скрывался от найденовских ищеек (несчастный случай с хорошо знавшим его лично полковником уже произошел). По дороге суперагент не терял времени зря и организовал хоть и небольшую, но жутко оппозиционную либерально-социалистическую партию и теперь собирался требовать финансовой поддержки, намекая, что при ее отсутствии партии не останется другого выхода, кроме как легализоваться.
А я сел анализировать ситуацию в России на предмет ее революционности.
Вроде получалось, что классической революционной ситуации пока нет. Да, верхи теоретически не могли править по-старому, потому как Гоша требовал от них новаций, а больше половины к ним было решительно не готово. Впрочем, довольно значительная часть вообще ни по какому править не могла, ибо была занята воровством и взяточничеством. Низы тоже не хотели жить по-старому — они надеялись, что новое царствование им вот прямо сразу даст если и не все, но хоть что-то! Впрочем, выкупные платежи за землю Гоша отменил в манифесте от пятого августа.
