Пока ребята сосали молочную смесь, я накладывал кашу себе. Мальчишки уже достигли того возраста, когда им положено давать прикорм. Так что я делился с ними своей кашей — каждому по две ложки. Дальше они сидели в кресле, допивали смесь, а я пристраивался рядом с креслом на пол и доедал остатки каши.
Потом я умывал по очереди две чумазые мордочки, снимал фартучки и перетаскивал мальчишек в специально огороженный для них загончик, где они ползали по расстеленным на полу одеялам, боролись друг с другом и обсасывали игрушки. А я тащился в ванную стирать всё то, что поросята успели изгадить за прошедшие сутки.
Где-то часам к девяти появлялась Сашка. После той памятной прогулки с коляской она стала приходить ко мне каждый день. Когда она пришла в первый раз, я попросил её помыть посуду. Но она делать этого не умела — разбила чашку и порезалась ножом. Стирать я ей не доверял, а подпускать к утюгу боялся: в лучшем случае — обожжётся, в худшем — прожжёт вещи, а то и пожар устроит. А вот играть с близнецами она могла и любила. Тут я не возражал — пусть играет. Какой-никакой, а присмотр. В крайнем случае меня позовёт, на это её хватит.
Пока они там все втроём играли, я оканчивал стирку, звал Сашку, и мы с ней вдвоём отжимали пелёнки. У меня одного не хватало сил выжать их как следует. Затем Сашка возвращалась к ребятам, а я шёл гладить всё, что стирал вчера. У нас как заведено было? Я постирал, да так в тазу всё и оставил. Папа придёт вечером домой и сходит развесит на улице. А утром папа, прежде чем идти на работу, ходил и снимал то, что повесил вечером, за ночь как раз всё почти высыхало. Я же днём гладил.
После стирки я варил обед для меня и Сашки, а потом мы все вчетвером шли гулять. Вдвоём с Сашкой было гораздо проще, здорово она меня выручала. После прогулки я мыл и переодевал близнецов (опять обделались), а затем выдавал им по бутылочке. Сашка следила за тем, как малыши пьют, а я отжимал через марлю четверть стакана морковного сока на двоих.
Дальше дневной сон. Мама раньше частенько сидела около кроваток, качала их и пела колыбельные песни. Но мне этим заниматься некогда. Так же, как с бутылочками, я в несколько дней смог разъяснить близнецам, что сестра и мама — это совсем не одно и то же. Удивительно, но они меня поняли. Никаких капризов и слёз, как с мамой. Я укладывал их по кроватям, выходил из комнаты и закрывал за собой дверь. И они засыпали! Самостоятельно.
Два часа свободного от братьев времени. За это время мы с Сашкой успевали пообедать, после чего я начинал готовиться к ужину. Ну, там начистить картошку, или пропустить мясо через мясорубку, или тесто поставить, или ещё чего.
Рёв Вовки. Проснулись. Из обеих кроватей характерный запах. Мыться, переодеваться и полдничать. На полдник — творог с молоком и яблочное пюре (Сашка тоже яблочное пюре любила, и мне приходилось делать на троих). Потом они снова играли на полу, а я мыл полы и продолжал готовить ужин.
Часам к пяти возвращался домой папа и сразу, не раздеваясь, шёл на улицу вешать бельё. Сашка дожидалась, пока он вернётся, умоется и сменит её. А затем прощалась и уходила к себе домой. Я заканчивал приготовление ужина и подменял отца около вольера с близнецами. Тот быстро ужинал и возвращался, позволяя и мне тоже поесть.
После ужина я продолжал свои попытки приучить братьев к горшку. Иногда мне даже удавалось уговорить одного из них справить малую нужду не в штаны, как близнецы привыкли, а в эмалированный горшок. А иногда не удавалось. Хорошо ещё, что ползунков у нас было достаточно. Им на двоих накупили целую кучу, да плюс мои старые ещё оставались. Правда, следствием этого было то, что то одному, то другому моему брату приходилось щеголять в ползунках с вышитым на лямке словом «Наташа», но тут уж ничего не поделаешь, так им повезло.
В восемь вечера ужин и купание. Я наполнял водой корыто и нёс одного из братьев купаться, а папа оставался сторожить оставшегося. После купания я усаживал ребят в кресло и вместе с ними рассматривал картинки в какой-нибудь детской книге, а папа же брёл на кухню и мыл огромную гору посуды, которая успела скопиться там за целый день.
И, наконец, часов в девять вечера отбой. Я снимал с близнецов кружевные чепчики, пошитые когда-то для меня бабой Ритой, с переменным успехом «писал братьями в горшки» и раскладывал их (братьев, конечно, а не горшки) по кроватям.
Переодевшись на кухне в пижаму, я умывался и желал отцу спокойной ночи. Оставив его на кухне пить чай и читать газету, я проскальзывал в нашу с братьями комнату и валился на свою кровать. Спать!!
А в два часа меня будил Вовка. Это наказание опять описалось…
Наконец зимние каникулы у меня закончились, и я смог вздохнуть с облегчением. Близнецы вновь стали посещать свои ясли, а я — школу. Откровенно говоря, папа ещё неделю назад предлагал мне отправить ребят в ясли. Но я, подумав, забраковал эту идею. Всё-таки мальчишки больше общались с мамой, а не со мной. Пока у меня ещё были каникулы, я хотел дать им привыкнуть ко мне.
Теперь распорядок дня у меня стал таким: ясли открывались в восемь утра, а папа работал с семи (и какой идиот придумал такой график работы яслей?). Поэтому задача отвести близнецов утром в ясли тоже свалилась на меня. И вновь меня выручала Сашка. Она приходила ко мне в половине восьмого. К тому времени мальчишки были уже разбужены, умыты и одеты. Мы спускали их вниз, устраивали в тачанке и тащились по темноте в сторону яслей.
К цели путешествия прибывали примерно к восьми утра. Сашка помогала мне поднять ребят на второй этаж, после чего сразу же убегала в школу. А я оставался — нужно было переодеть мальчишек и, возможно, немного пообщаться с нянечками.
На первый урок я, как правило, опаздывал минут на пятнадцать. Но Тамарочка была в курсе, где именно я задерживаюсь, и никогда не проявляла недовольства, когда в середине урока я тихонько приоткрывал дверь и молча просачивался на своё место.
Дальше всё шло примерно так же, как было в конце прошлого года. В начале пятого урока я ходил в столовую обедать, после чего возвращался в наш класс и продолжал ремонтировать книги. Тамарочка мягко намекала, что в связи с последними событиями меня, вероятно, следует заменить на посту библиотекаря и вообще освободить от любой общественной работы, но я с этим категорически не согласился. Как это так — освободить? После всего, что я уже успел сделать? Ну, уж нет! Это моя работа!
Кстати, ремонтировать книги мне тоже помогала Сашка. За каникулы мы крепко сдружились с ней и образовали, если можно так выразиться, устойчивую пару. Я даже упросил Тамарочку пересадить Сашку за мою парту вместо Борьки Соколова. Правда, Сашка не могла делать домашнее задание с такой же скоростью, как я. И после обеда она ещё часа два писала упражнения и решала примеры. Потом я проверял, чего она там нарешала, и, если всё было правильно, Сашка с кисточкой и ножницами присоединялась ко мне.
