Дядя Эгиалей грустный. Это потому, что его на войну не берут. И еще он говорит, что пусть лучше войско ведет один козел, чем десять львов. Дядя, наверное, шутит, но почему-то не улыбается.
А дядя Капаней сказал, что папа скоро вернется. Что папе ванакт Эврисфей обещал большое войско. Папа – молодец!
А мамы все нет. Мне без нее очень скучно.
* * *
– Уже начали?
– Нет, они дядю Амфиарая ждут...
Сфенел хмурится, морщит лоб. Прямо как дядя Капаней. Это значит, что он волнуется. Я лоб не морщу, но тоже волнуюсь.
– Без него начинать нельзя, он – лавагет. Вот они и ждут.
Они – это наши папы. Дядя Капаней, дядя Полиник, дядя Гиппомедонт, дядя Мекистий. И дядя Патренопей, который в Тиринфе живет. Его я в первый раз вижу, потому что он в Аргос редко приезжает. А вот сегодня приехал. И еще тут Этеокл. Это – не брат дяди Полиника, это его родич. Он из Беотии на большой колеснице прикатил.
И дедушка Адраст здесь. На нем сегодня красный фарос. То есть не красный, а пурпурный. И еще золотой венец.
И на папе тоже – венец, но серебряный. Я даже не знал, что у папы такой есть. Папа сказал, что это венец из Калидона. Папа – сын дедушки Ойнея, а значит – калидонский наследник. Хотя дедушка Ойней его и не любит.
Наши папы впереди. Мы – сзади. Тут все, даже Алкмеон с Амфилохом, даже близнецы дяди Полиника. Они маленькие, хотят спать, но их не отпускают.
Потому что сегодня будет клятва.
Тут мы не бываем. Это не наша улица. Здесь – пеласги.
«Здесь» – это у жертвенника Дождевику.
Это мы его так зовем, а на самом деле его называют не Дождевик, а Зевс Листий. Этот жертвенник – особый. Если на нем что-то попросить, то Зевс обязательно услышит. Или поклясться – он тоже услышит.
Папа приехал сегодня утром, но даже к дяде Капанею не зашел, а сразу поехал в Лариссу к дедушке. А потом вернулся, поцеловал меня и пошел говорить с дядей Капанеем.
А вечером мы все пошли клясться.
Мы молчим. И все молчат. Уже темно, поэтому принесли факелы. У дедушки Адраста темное лицо. Наверно, это из-за факелов. А может, не из-за факелов, а из-за Амфиарая.
Ферсандр рассказал, что дядя Амфиарай очень громко ругался. Он не хочет воевать. Он всех пугает богами. Но дядя Полиник сказал, что дядя Амфиарай все равно приедет.
Дядя Полиник улыбается. Это потому, что он скоро дома будет. Ему войско ворота откроет, и он снова в Фивах сможет жить.
Только почему-то никто больше не улыбается. Мы все ждем, уже темно, Адраст (не дедушка, а сын дяди Полиника) плачет – домой хочет. А его братик спит. Я тоже хочу спать, но я уже большой, и я потерплю.
– Слышите? (Это Эвриал, который коричневый.) Колесница!
– Ага! (Это мы все – вразнобой.)
Колесница – это дядя Амфиарай едет. Значит, сейчас начнут. Мне очень интересно, и всем интересно.
А тетя Эвадна почему-то плачет.
На дяде Амфиарае – черный плащ. У дяди Амфиарая – черное лицо. Из-за факелов, наверное.
И еще он никому не говорит: «Радуйся!» Даже дедушке Адрасту.
А вот уже и огонь горит! Дрова сухие, дождей давно не было...
...Хотя Зевс и Дождевик!
Странный огонь – какой-то темный, как лицо дяди Амфиарая, как этот вечер. Темный, низкий, холодный. То есть это мне кажется, что он холодный, потому что мне почему-то холодно. И Капаниду тоже холодно – иначе бы зубами не стучал.
– Мечи!
Это дедушка Адраст. Сейчас они вынут мечи...
Вынули.
Все сразу – красиво!
А пламя горит, оно все выше – и все темнее. Или это вокруг темнеет? Надо спросить у Сфенела, но сейчас нельзя, сейчас будет клятва...
Начали!
– Я, Адраст, сын Талая...
– Я, Амфиарай, сын Оикла...
– Я, Гиппомедонт, сын Сфера.
– Я, Тидей, сын Энея...
Папа волнуется, потому и говорит «Энея», а не «Синея» Это он по-этолийски.
– Я, Мекистий, сын Талая...
– Я, Партенопей, сын Талая...
– Я, Этеокл, сын Пройта...
Я знаю, о чем они будут клясться. Они будут клясться, что вернут дядю Полиника домой в Фивы. Вернут – или погибнут. Но они не погибнут. Ведь там же папа, а папа – самый сильный, самый смелый! И дядя Капаней сильный! И все остальные.
Но почему мне все кажется, что огонь на жертвеннике темный? Нет, он уже черный! Черный, ледяной...
– На этом камне, пред ликом владыки нашего Зевса Величайшего, Повелителя Ясного Неба, царя богов и царя мира, мы. Семеро, клянемся честью, кровью и жизнью своей...
Почему мне так холодно? Почему?..
* * *
– Это ловушка, Ойнид! Теперь я точно знаю. Это все отец. Он, Психопомп и Тюрайос[16]! Моя Семья... Семейка... Они даже название придумали – "Гекатомба[17]". Понимаешь? Отец говорит, что, если получится сейчас, в следующий раз он соберет всех – чтобы никто не ушел... Не иди с ними, Тидей! Не ходи! Даже я тебе помочь не смогу – понимаешь, даже я!
Мне опять снится мама. Но сегодня-очень плохой сон. Плохой – и страшный. Мама плачет. Мама кричит. А ведь мама никогда не кричит! Поэтому сон – очень плохой.
– Я могу всех их убить, Ойнид! Всех! Ты думаешь, только у отца есть молнии? Я могу сделать так, что от Фив останется черная плешь. Черная, блестящая... Но я никого не смогу спасти. Даже тебя. И никто не сможет! Понимаешь?
Если бы я мог, я закричал. Если бы я мог, я бросился бы к маме. Мама не должна плакать! Почему папа не сделает так, чтобы мама не плакала?
Хорошо, что это – сон!
* * *
Мне больно. Тетя Эвадна слишком сильно сжимает мою руку. Сфенелу тоже больно, он морщится, но молчит. И я молчу.
Тетя Эвадна волнуется. Она очень сильно волнуется, потому и руки нам сильно жмет.
Они уходят.
Дедушка Адраст уже за городом, и дядя Полиник уже за городом, и колесницы. Много колесниц! А сейчас уедет папа. И дядя Капаней уедет.
И все уедут.
Мы стоим у дверей и смотрим на улицу. Когда появятся их колесницы, мы сразу увидим. Они должны из-за угла выехать, там, где храм Золотой Елены – той, которую дядя Капаней хорошо знает.
На тете Эвадне – яркое покрывало. Она говорит, что яркий цвет отпугивает Керу. Примета такая.
Мы ждем. Сейчас они заедут сказать «до свидания». Папа хочет, чтобы мы не ходили за город. Это – тоже примета.
Вот колесница... Две... Три...
А почему три?
Ага, в первой – дядя Капаней, у него на щите – воин с факелом, во второй – папа (с Глазом Ночи на щите)...
...Да я их издалека и без щитов узнаю! Папа ниже, зато в плечах очень широкий. И еще на папе шлем – с тремя гребнями и с дырками для глаз. А дядя Капаней высокий и чуть-чуть сутулится...
А в третьей колеснице... Черный щит, четырехугольный, как башня... Дядя Амфиарай? Вещий!
– Мама, а почему?..
Сфенел тоже удивляется, но тетя Эвадна только качает головой – отвечать не хочет. Сегодня она очень красивая! Только глаза больные.
