Микола привстал, поднял винтовку, собираясь пальнуть в сторону москалей, но передумал. Хоть и далеко, но могут заметить. Да и нет приказа связному в бой вступать. Иная задача. Не нашел вторую роту, так нужно доложить что неприятельские танки атакуют. Дисциплина превыше всего...
Насчет танков шутце Грабчак не доложил. Так уж обстоятельства сложились. У овражка наткнулся на хлопцев - сказали, что командир 31-го полка убит и есть приказ отходить. Насчет приказа было не очень понятно, но Микола рассудил, что приказ все равно будет, да и вообще какой с шутце спрос? Вон, у фузилеров унтер есть, на него сослаться можно.
Уходили через реденькую рощу, чудом под обстрел не попали - тяжелые москальские мины легли позади. К группке прибилось еще несколько стрельцов, так и шли, пока разъяренный немец-обер наперерез не выскочил. Грозил на месте застрелить, затвором машинговера[3] щелкал. Но обошлось. Оказалось, позиции 29-го полка и здесь всех стрильцов собирают...
-------------------------------
Следующие дни для Миколы слились в один. Ад, истинный ад. Налеты, обстрелы, попытки уйти в безопасное место, бесконечная беготня и поиски пропадающих солдат. Повезло, что хорунжий Тимкевич взял в связные. Микола числился вроде как при штабе: сначала так и не переформированного батальона, потом роты, потом "боевого отряда прорыва". Все смешалось: немцы и галичани, "хиви[1]". Еще держали позиции разрозненные группы 454-й охранной дивизии, но севернее обороны практически не имелось, большевики сбивали заслоны, сжимали кольцо. Говорили, что извне "крышку котла" пробивают штурмовые орудия 8-й танковой, но Грабчак не верил - не сунутся в этот ад немцы.
...Отходили в одну сторону, поворачивали, пережидали обстрел и бомбежку. Овраги, поля, истерзанные гаи...
...Приказано было пробиваться через железную дорогу в сторону Подольских высот. Хорунжий Тимкевич пытался разглядеть в бинокль позиции противника - там постукивал пулемет, но в вечернем сумраке ничего разобрать не удавалось. Микола и обершарфюрер-старший десятник Зачепков старались держаться рядом с офицером - вроде ординарцев и охраны. Андрий Зачепков служил во взводе полевой жандармерии, коих дивизионники не шибко любили, но сейчас все так перепуталось, что... Вообще-то Зачепков был коренаст и силен - без труда волок, кроме своего, и ранец с офицерскими консервами - умней пока держаться рядом...
Бомбежки уже кончились - темно для авиации Советов. Вечер пришел, теплый, еще безлунный, благословенный. Но Миколу озноб бил - чуяло сердце - всех в прорыве положат.
Сгущалась темнота и разом стрельба усиливалась. По всей долинке двигались группы прорыва: многочисленные, настроенные отчаянно, некоторые немцы с пулеметами, "панцерфаустами" и "офенрорами[2]", но остальное тяжелое оружие и раненые уже оставлены. Как сказал хорунжий "на кон поставлено усе".
...Коротко крикнул немец-командир группы. Встали, пошли во тьму, навстречу взлетающим нитям трассеров, взрывам мин...
...Микола шел, бежал, падал, боясь одного - потерять хорунжего. Офицер наверняка вывести должен - он образованный, умный, из Львова, с самого начала войны ушел поляков университетских, да жидов давить.
...Дергалась сырая тьма от бега солдатского, где-то рядом текла речка, пахло тиной и спокойствием. За ивняком густо рвались мины, но то в стороне. Грабчак молился, бежал за пятнистой, перечеркнутой ремнями спиной хорунжего...
...Забор, хата - нежданно оказались в селе. Улица, сломанные ограды и развалены, где-то визгливо ругалась баба. Отряд спешил через село, обходил зарева горящих домов. Чьи-то трупы у кустов, внезапно вспыхнувшая близкая стрельба... Околица, приказ "закрепиться"...
- От Почап немцы густо подошли, - хрипел Зачепков. - С батальон будет. Точно говорю проломимся.
Микола кивал - шлем вновь сползал на нос. Грабчак подтягивал подбородочный ремень - пальцы тряслись. Какое там "проломимся", всех положат. Будь тот день проклят, когда "добровольцем" зачислился. Застрелят Советы на месте как настоящего "эсесса". Даже руки поднимать нет смысла. Господи, ну чем Грабчак виноват?! Ну почему "эсесовец"? Это ж не специально...
...Ощупью жрали сардины из плоских банок. Микола торопливо сглатывал жирные куски, вытирал пальцы о траву.
- Ты харю утри, - шептал обершарфюрер. - Унюхает...
- Да знаю, - Микола клоком жесткой травы утирал губы. Хорунжий действительно был рядом - у соседней клуни совещался с двумя немцами-офицерами. Заметит, что консерву самовольно поделили...
...Засвистели высоко в небе снаряды - уцелевшая гаубичная батарея пыталась поддержать прорыв.
- Vorwarts![3]
...Выбежали из-под прикрытия крайних хат, рванулись по неровному полю. Темнела полоска леска, плыла над ним луна, дымом подернутая. Миг темноты проскочил - и засверкал лесок искрами вспышек - встретили Советы пулеметами.
Вновь бежал Микола за пятнистой спиной - она в сторону метнется, и Грабчак за ней. По окраине болота прорывались - туман клубился, пули над головой свистели. Бежали вперед, не стреляя, полторы сотни солдат. Иногда кто-то падал: вставал или нет, никто не смотрел...
Потом москали накрыли минометами - осколки косили бегущих, Миколу обдало мокрым песком, брызгами - как железом не задело - неведомо. Бог спас...
Проскочили болотистый луг - начался подъем. Пустые ямки-ячейки, россыпи гильз - отошел русский заслон. Впереди хаты...
- Закрепиться!
...Валялся Микола под стеной сарая. Сил хватило лишь флягу наполнить, да впрок нахлебаться - у колодца топтались десятки солдат, набирали воду почти на ощупь. Стрельба поутихла, но мины изредка рвались между хат...
Офицеры вновь совещались, небо светлело. Микола мучился: и живот после жирных сардин без хлеба крутило и душа требовала - идти, быстрей идти, пока темно, пока уцелеть можно. Появился Зачепков, повесил автомат на жердь и упал на землю. Микола унюхал аромат первача.
- Откуда?
- Дед потчует. Пьяный в дымину, - Андрий хихикнул и полез за сигаретами...
Курили, прикрывая сигареты. Втягивая дрянной дым, Микола пробормотал:
- Побьют нас.
- Проскочим. У большевичков здесь "катюш" нэма и оборона клочковата. Немцы свое дело знают, выйдем.
Микола хотел спросить "а потим шо?", но смолчал. Прикроет длань божья, и Грабчак глупостей творить не станет. Дурних нема.
Начало светать и обстрел усилился - видимо, москали артиллерию подтянули. Горели хаты, от дыма стало трудно дышать. Кричали раненые...
...Хорунжий перешел в канаву на задах - ровик прикрывала груда камней. "Штабные" перебрались туда же. По всему выходило, что командование не знало, как быть. Зачепков украдкой прикладывался к фляге - ох, щедрым тот дед был, шоб ему...
