Свежий ветер, на высоте всегда сильнее, чем у земли, бил в лицо поручика Льгова, остужая разгоряченные щеки.
Акимов, Ильин и Славкин налегали на педали. Рыжий унтер Портков помогал им, не забывая управлять рулем, похожим на плавник здоровенной рыбищи. Сам поручик зорко поглядывал по сторонам, выводя «крыло» в атаку на вражеские шарльеры.
Солнце светило в спину. Французы, как на ладошке, с их ярко разукрашенными шарами и позолоченными гондолами. Захочешь – не промажешь. А их, напротив, видно плохо и прицеливаться нелегко. Все-таки не зря полковник Феоктистов – Куприян Романович, слуга царю, отец солдатам – считался лучшим из командиров-летунов во всей империи. Всё продумал, всё рассчитал и вывел махолеты в самый решительный миг.
Сейчас русские летуны набирали высоту, чтобы обрушиться на врагов сверху, камнем, как сокол на утку. Оси скрипели, спины солдат взмокли, крылья с шорохом отталкивались от воздуха, толкая машины всё выше и выше.
Алексей оглянулся на «ведомого». Жорж слегка побледнел, слегка позеленел, закусил губу, но держался молодцом, как орел, глядя на неприятеля из-под козырька. Ремешок от картуза он зацепил за подбородок.
С шарльеров их все-таки заметили. Открыли частую стрельбу.
Пули улетали в белый свет, как в копеечку.
Льгов резко качнул туловищем вправо-влево. Послушный малейшему движению махолет отозвался таким же покачиванием. Знак для звена – делай, как я.
Из высшей точки машины сорвались в атаку.
Солдаты разом бросили крутить педали, Портков, успев поставить кривошипно-шатунный механизм на фиксатор, до отказа выжал рукоять хвоста, переводя его в горизонтальную плоскость.
Вот тут уж ветер засвистел в ушах, так засвистел.
Поручик выхватил из правой кобуры ружье, прижав приклад к плечу, выстрелил шесть раз подряд, целясь не во французов, мечущихся в корзине шарльера и сбрасывающих мешки с песком, чтобы выровняться по высоте с русскими, а по яркому шелку, наполненному водородным газом. Не глядя сунул ружьё за спину – Ильину, перезарядить. Выхватил второе из левой кобуры, удовлетворенно замечая, что на поверхности шара разбегаются зияющие дыры, наверняка окаймленные язычками пламени, незаметными на ярком солнце.
Та же участь постигла второй шарльер с длинным голубым вымпелом, вышитым замысловатой вязью.
«Division Normandie».
Вот, значит, с кем довелось столкнуться. Сильный соперник. Не зря Бонапарт перекинул их из Северной Франции, где матерые воздухоплаватели бригадира Ватье держали в ужасе пока еще непокорившийся Альбион.
«Боится, значит, уважает», – подумал Алексей.
А за спиной забили тугими хлопками крылья, выравнивая махолет, переводя его из пике в ровный полет. От натуги кряхтели солдаты. Славкин по недавней привычке на каждый выдох поминал матушку Наполеона.
Махолеты, как стая воронов, кружили рядом с неповоротливыми шарльерами, нападая по три-четыре «двойки» на одного. Это было даже не сражение, а бойня.
Сквозь ветер прорвался хриплый и отчаянный крик Жоржа Заблоцкого:
– …мотог’ мой г’евет… моя обитель… считает, что он истг’ебитель…
Прапорщик хладнокровно отстреливал французов, которые пытались спастись из горящих гондол с помощью приспособления Ленормана – Александровского.
Издалека донеслась россыпь выстрелов. Не шесть подряд, как из револьверного ружья, и даже не по восемнадцать, как из новомодных скорострельных «сорок» на конной тяге. Скорее всего, воздухоплаватели Ватье ввели в бой какое-то новое, ранее неиспользованное оружие.
Сложив крылья, рухнул один махолет. За ним второй.
Льгов указал рукой направо. Рядовые и унтер его поняли без слов, завалив машину на крутой вираж.
А вот и он!
Французский офицер в дурацкой шапочке с помпоном уперся локтями в релинг гондолы и стрелял из смешного ружьишка – тонкого, короткоствольного, с плоской прямоугольной коробочкой чуть впереди спускового крючка. Пули вылетали одна за другой, так, что у дульного среза мерцал огонек, но дыма видно не было.
После каждой очереди валился махолет, ломались крылья, падали безжизненные солдаты в серых мундирах с лазоревыми вставками.
– Ровнее!!! – заорал поручик, упираясь поясницей в спинку кресла, а ногами в ящики с боезапасом.
Прижал приклад к плечу, выдохнул.
Портков хрипел, удерживая хвост махолета горизонтально.
Мушка, прицельная рамка и синий мундир французского офицера сошлись воедино. Палец плавно нажал на крючок.
На спине нормандца возникла дырка, набухшая кровью по краям. Странное ружьецо выпало из безвольных пальцев. Мгновение помедлив, офицер полетел следом за ним.
– Вашбродь! – перекрикивая свист ветра, подал голос Ильин. – Сигналют, кажись!
И точно, с флагманского махолета полковника Феоктистова передавали приказ – немедленно атаковать монгольфьеры. Одного взгляда вниз хватило поручику, чтобы оценить обстановку. Сухопутные дредноуты французов, теперь уже не сдерживаемые казаками и уланами, продолжали движение к Смоленску. Все, кроме одного, дымящегося посреди дороги. Литовцы предприняли отчаянную попытку зайти бронированным машинам во фланг, но, потеряв под шрапнельными бомбами воздухоплавателей едва ли не эскадрон, откатились к перелеску.
«Grande tortue» по земле, а монгольфьеры по небу медленно шли к белокаменному городу на берегу Днепра.
Льгов всем сердцем одобрил решение полковника Феоктистова и повел свое «крыло», не потерявшее в предыдущей схватке ни единой машины, парами на нового врага.
Вновь кряхтели солдаты, вновь вздрагивал махолет, скрипела рама, шелестели крылья под напором воздуха.
Вот уже близко длинные «сигары» монгольфьеров, их белоснежные паруса, будто у диковинных, воспаривших корветов, раскинулись в стороны от продолговатых гондол, ощетинившихся легкими пушками и дулами ружей. Эта добыча потруднее, чем слабоватые в бою шарльеры. Голыми руками не возьмешь.
Если сравнивать с тем же морем, то монгольфьеры по силе и вооружению занимали в небе ранг линейных кораблей, шарльеры – фрегаты и корветы. А уж махолет – канонерская лодка, маневренная, но слабая в ближнем бою. Его сила в скорости, натиске… Как там Александр Васильевич говорил? «Вдруг мы на него, как снег на голову. Закружится у него голова! Атакуй с чем пришел, с чем бог послал!»
Махолеты сближались с монгольфьерами, которые шли под зарифленными парусами, чтобы не перегнать тихоходные «Grande tortue». Поручик Льгов уже мог различить сосредоточенные хмурые лица французов, черные зрачки нацеленного на него оружия. Когда видишь огневую мощь противника, кажется, будто вся она против тебя нацелена.
– Не зевай, братцы! – оглянувшись на своих, крикнул Алексей Алексеевич. – Или грудь в крестах, или голова в кустах!
В этот миг грянул частой россыпью залп с ближайшего монгольфьера, прозывавшегося, судя по надписи на борту «Boréas», сиречь «Северный ветер». Пули засвистели вокруг, зашевелились волосы на голове. Жалобно ойкнул Славкин и, остекленев взглядом, повалился набок. Акимов едва успел поймать товарища за рукав. Удержал, не дал разбиться и перевалил через сиденье.
Но задержка сбила ход махолета. Вперед вырвалась машина Жоржа Заблоцкого. Прапорщик одной рукой доставал коробочку с углями, намереваясь поджечь фитиль реактивного снаряда, а второй показывал французам загадочный знак – все пальцы кулака сжаты, за исключением среднего.
Стоявший у борта офицер скривился, ответил тем же знаком и поднял ранее виденное Льговым ружьишко.
– Вперед! – выдохнул поручик, догадавшись, что сейчас будет.
Ряд пуль хищно перечеркнул махолет Заблоцкого. Наискось. Полетели клочья промасленной кожи, расщепился в нескольких местах каркас. Унтер Зотов, сидевший на руле, дергаясь, ухнул вниз, к желтой стерне.
Прапорщик успел поджечь фитиль. С дымом и ревом рванулся снаряд, но из-за клюнувшего носом махолета, проскользнул в добрых двух саженях под килем гондолы.
– Вперед!!!
Ильин и Акимов, надрывая жилы, сделали невозможное.
Алексей успел выстрелить во французского капитана. Кажется, промазал.
Цветастый и ребристый бок «сигары» монгольфьера возник прямо перед глазами.
В последний миг Портков, то ли испугавшись столкновения, то ли по трезвому расчету развернул махолет боком. Правое крыло пропороло обшивку и с громким треском сломалось у самого шарнира. Левое опасно перекосилось, запутавшись в бегучем такелаже.
Со свистом водородный газ рванулся сквозь дыру, распяливая ее изнутри, словно орущий рот.
«Только бы не бахнуло», – подумал поручик, памятуя, как легко возгорается наполнитель для летучих шаров, смешавшись с воздухом. И вдруг увидел коробочку с углями, закрепленную в зажиме у его колена. На лету ветер проникал сквозь дырочки в стенках и не давал углям потухнуть. Весьма полезная придумка… Но не сейчас!
– Прыгаем! – приказал Алексей, повернувшись к команде.
