правило, скрытные, нервные и, сука, подозрительные. А сейчас прости, сосед, мне перед работой надо руки помыть.
Мы вместе вошли в подъезд. Сашка жил на втором этаже, так что проводил меня до половины пути. Потом мы снова обменялись рукопожатиями, и он отправился приводить себя в порядок перед очередным раундом борьбы с расхитителями социалистической собственности, а я пошел к себе, дабы заняться учебными планами.
Но сначала я пообедал, пропылесосил обе комнаты, помыл полы и запустил стиральную машинку. Ну, то, что в это время называлось стиральной машинкой.
То есть, стирать-то оно стирало, но полоскать потом надо было вручную. И выжимать. И потом еще на балконе развешивать, благо, там и бельевые веревки были прибиты. Хорошо хоть, не зима и к проруби тащиться не надо.
Разобравшись с первой порцией дел, я включил телевизор как раз к дневному выпуску новостей. В рамках разрядки отношений Венгерская Народная республика открыла границу с Австрией. Американский космический корабль «Вояджер-2» приблизился на минимальное расстояние к планете Нептун и ее спутнику Тритону. Пилоты внутренних авиалиний Австралии объявили всеобщую забастовку, требования пилотов внутренних авиалиний Австралии не уточнялись, но наверняка они протестовали против какой-нибудь военщины и выступали за мир во всем мире… Работники колхозов средней полосы готовятся к битве за урожай.
В Багдаде все спокойно, в общем.
Заниматься учебными планами категорически не хотелось. Хотелось выйти на улицу, прыгнуть за руль, открыть окно, врубить музыку погромче и посмотреть, на что была способна восьмая модель на заре производства. Ну или еще какую-нибудь глупость сделать.
Я сел за стол, разложил перед собой бумаги и попробовал погрузиться в чтение.
Что-то ведь надо будет решать с Тимуром и его командой. Наверное, мне таки стоит с ними встретиться, прикинуться ветошью и не отсвечивать где-нибудь в углу, пока они будут вспоминать старые добрые времена. Глядишь, разживусь какой-нибудь ценной информацией о своем прошлом. Хотя это, наверное, не та часть моего прошлого, которой следовало бы гордиться.
И еще тот тип с дачей и телефоном… и телефоном на даче. Кем надо быть, чтобы у тебя на даче был телефон в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году? А кем нужно быть, чтобы выйти на пенсию в тридцать с небольшим?
Или меня таки из-за каких-нибудь аппаратных игр в отставку вышибли? Или я генералу какому-нибудь нос на сторону свернул, так, что он у него из уха стал торчать?
Зная себя, ничуть такому варианту не удивлюсь.
Стул был не слишком удобный. Я поерзал, пытаясь найти более комфортное положение, и тут у меня под ногой что-то скрипнуло. А на полу, надо заметить, лежал линолеум, который по своим характеристикам скрипеть вроде бы не должен.
В рамках дальнейшей прокрастинации я встал со стула и полез под стол, чтобы посмотреть, а что это там скрипит.
И сразу же нашел что-то подозрительное. Для того, чтобы посмотреть на подозрительное поближе, мне пришлось отодвинуть стол и отогнуть часть линолеума, под которым оказался тайник.
Небольшая выемка в полу, закрытая деревянной дощечкой, которая, собственно говоря, и издавала привлекший мое внимание скрип. Я убрал дощечку и обнаружил под ней собственное пенсионное удостоверение сотрудника спецслужб.
На кой черт я его так хорошо спрятал, если пистолет, к которому оно прилагалось, в среднем ящике стола лежал? Ну, почему пистолет лежал в среднем ящике стола, а не в сейфе, было вполне объяснимо. Потому что я раздолбай.
Что в этом мире, что в любом другом.
А вот на кой я удостоверение так заныкал?
Но это была далеко не самая любопытная находка. Еще в тайнике лежал паспорт с моей фотографией, но выданный на чужое имя. Печати, что интересно, там были настоящие, так что либо это подделка очень высокого уровня, либо…
А еще там было две пачки наличных денег. Рубли и доллары, и за последнее, как я понимаю, можно было огрести неприятностей по полной программе.
Рублей было несколько тысяч, я не пересчитывал, определил на глаз. Долларов… ну, примерно столько же.
А может быть, я вовсе не в отставке? Может быть, я вообще какой-нибудь американский шпион, которого внедрили в обычную школу, чтобы он изнутри развратил советскую молодежь? Но как это сделать, если ты — всего лишь физрук?
Я еще раз посмотрел в пенсионное.
ГРУ, значит.
Капитан, значит.
Что ж, похоже, что основные вехи пути моей местной версии совпадали с моими. Кем бы этот парень ни был, мы с ним наверняка частенько наступали на одни и те же грабли. Безоблачное детство, боевая юность, блистательная и стремительно подошедшая к концу военная карьера, работа в обычной школе в родном городе… Только я в один прекрасный день зачем-то провалился на тридцать лет в прошлое, а он… Впрочем, может быть, он тоже куда-нибудь провалился. Может быть, в какую-нибудь прекрасную эпоху, или вовсе в другой мир, с эльфами, феями и розовыми единорогами, пасущимися на радуге над зеленым лугом, и все у него там будет хорошо…
Я убрал деньги и второй паспорт в тайник, положил обратно линолеум и придвинул стол на место. Со всем этим наверняка придется разбираться, но когда-нибудь позже.
Поиски ответов на подобные вопросы похожи на прогулку по минному полю. Одно неверное движение, один шаг в неправильном направлении, и тебя разнесет в клочья, а я пока не был морально готов к новым неприятностям. И вообще, у меня начало учебного года на носу.
Судя по звукам, точнее, по их отсутствию, стиральная машинка закончила работать. Я пошел в ванную, прополоскал белье, отжал его и отправился на балкон, чтобы развесить. Под окном разговаривали сидящие у подъезда бабки, и я невольно подслушал их разговор. Мне даже не помешал тот факт, что я живу на четвертом этаже. Бабки, как правило, глуховаты, потому беседуют они достаточно громко. По крайней мере, одна из них.
— … а я тебе говорю, Петровна, что Мишка — дурак. И подкаблучник к тому же, везде со своей Райкой таскается…
Шу-шу-шу. Бу-бу-бу. Собеседницу ее мне было не слышно.
— Да, мне он тоже не нравится, но говорят, это Семеновны внук пожить
