Есть такое правило… Да чего там правило — целая аксиома. Если в твоей жизни началась чёрная полоса, то можешь не переживать, она рано или поздно закончится, так как ты не бессмертный.
Виктор грохнулся на шкуры и попытался завопить, но вопль застрял в горле. Перегородил его полностью, воздух не пропуская. Лежал и как рыба рот раскрывал Сашка, круглыми глазами уставившись на кикимору эту.
— Пить хочешь? — голос был чуть странный, хриплый какой-то.
Странный? А какой голос должен быть у нечисти?
— Попить дать? — кто там ещё бывает в лесу? Навка? Шишига, Карачун какой-то есть? Может и карачунья тоже обитает.
— М… — рука совершенно неверующего Коха потянулась, чтобы сделать крестное знамение, чёрт с ним, хоть слева направо, хоть задом наперёд, но сделать. И по дороге эта богохульная рука наткнулась на титьку склонившейся над ним карачуньи. Обожглась… Или обморозилась, но сама назад вдоль тела улеглась, больше попыток Иисуса на помощь позвать не выказывая.
— Сейчас, — навка исчезла, но вскоре появилась опять с пиалкой коричневой. Она подсунула руку Сашке под голову, приподняла её, а второй рукой поднесла к губам пиалку. Откормить хочет, прежде чем нашинковать сечкой. А! Отпоить?
Сашка сделал глоток. Это была не вода. Настой там или отвар, как их отличить? Вкус был так себе. Горьковатый и чуть прелью что ли отдавал, но первый глоток пошёл соколом, а после и остальные — мелкими пташками.
— Хватит пока, — кикимора отобрала пиалу и положила его голову назад на лежанку.
— М… — решил поблагодарить карачунью на всякий случай Сашка.
— И не говори, знаю, что вкусно, а помногу нельзя. Из мухомора снадобье, голова заболит.
— М…
— Сейчас поспи ещё, я скоро вернусь, поесть приготовлю, — бабка Ёжка молодая исчезла. Точно откармливать перед разделкой собралась, а специи в виде мухоморов внутрь вливает, очевидно ферментация произойдёт, чтобы он вкуснее получился.
Голова не заболела, а закружилась. Не как, если на карусели перекрутишься, а как перед потерей сознания. Уплывало всё куда-то, сиреневым туманом накрываясь. Последнее, что Сашка услышал — это как железка обо что-то тоже железное звякнула. Это понятно. Сейчас яга будет печь топить. Кочерга брякает. Блин, а справится карачунья, сможет его на лопате в печь засунуть. Он хоть и худой, почти как после Освенцима, но чуть откормился за этот месяц. Килограмм сорок весит?
Вопрос остался без ответа, сиреневый туман полностью поглотил Сашку и утянул в черноту сна. Ничего не снилось.
Выдернуло Коха их этого состояния подёргивание за плечо. Настойчивое, но не болезненное.
— Вставай, поесть тебе надо.
Точно шишига же его откормить собиралась. Виктор Германович, не открывая глаз прислушался к организму. Ну организм хотел одновременно две противоположные вещи сделать. Хотел исторгнуть из себя чего-нибудь, о чём громогласно вопил мочевой пузырь и хотел запихать в себя хоть чего, о чём скулил желудок. Вздохнув, Сашка открыл глаза. Ничего в антураже не изменилось. Рядом с ним сидела на краешке топчана зелёная кикимора. Столб света за её спиной чуть сместился, видимо солнце по небу немого пробежало, а так всё та же хижина бабы Яги.
— А где тут… удобства? — решил сначала зову ниже расположенного органа последовать Сашка. (а де ут уобсва).
— По нужде? — кикимора зеленоволосая почесала переносицу деревянной ложкой. — Ладно. Пошли, — она поставила чашку, тоже деревянную в изголовье на «журнальный столик» и подсунув правую руку под шею болезному помогла ему сесть. Виктор Германович заметил, что одежды на нём не добавилось, даже фигового листка не появилось. Хотя чего Яге мучиться то одевая, то раздевая его. Всё одно шинковать. Так что, чтобы два раза не вставать…
Сашка попробовал встать, но его качнуло. Навка фыркнула как-то непонятно и плечо ему подставила. Правда к концу прогулки по апартаментам Виктор приспособился и сам. Только чуть опирался на шишигу. Дверь, когда открыла кикимора, то солнечный свет почти ослепил Коха. Он зажмурился и встал столбом. Проморгался только через пару минут. Всё это время навка стояла за ним, дверь-то узкая и придерживала его двумя раками за титьки. Своими к нему прижимаясь. Озноба, нечисти это прикосновение, не вызывало. Даже можно сказать, что и приятно.
— Пошли.
Пошли. Оказалось, что они находились в землянке. Ну, по крайней мере, ступени ввели не вниз, а вверх. Четыре довольно высокие ступени, сантиметров по двадцать пять — тридцать, так что пол избушки — землянки был ниже уровня земли на метр с лишним. Без помощи шишиги Сашка бы не поднялся по этим крутым ступенькам. Понимая это, видимо, кикимора его подхватила под мышки и помогла подняться.
— Там твои удобства, — она указала Сашке на кусты, — Ямка за ними.
И отпустила. Метров пятнадцать идти и без Машки, и без палки. А куда деваться? не просить же шишигу повести и пипиську подержать, пришлось потихоньку аккуратно ноги переставляя самому справляться. Кох уже пробовал сам без палки ходить. С переменным успехом, то падал, а то и не падал. Но метров на десять не больше и стенку для страховки рядом имея, а тут нет стенок. Травка под ногами примятая и пятнадцать метров пустого пространства. С богом.
Событие двадцать третье
Убивать нарисованную нечисть интересно, пока не встретил её воочию.
Сергей Лукьяненко
В тарелке варево, пока он туда-сюда и там ходил подостыло. Кикимора вознамерилась его с ложки кормить, но Сашка у неё орудие производства местного Конёнкова отобрал и попробовал сам орудовать. Дома привык к серебряной, вес разный и конфигурация разная, но со второго раза в рот попал.
— Что это? Мухоморы варёные? — поинтересовался Сашка у шишиги, поддев непонятную серую субстанцию с вкраплениями чёрной.
— Это корни лопуха с черникой. Ешь. Вкусно и полезно тебе, — всё-таки странный голос у кикиморы. Хрипло-нарочитый. Как у Bonnie Tyler. Фурор бы в двадцать первом веке на эстраде произвела.
Сашка в себя ложку сунул. Сладковатая и слизкая на вкус бурда. Насчёт «вкусно» он бы поспорил. Но не противно. Пролетела и не заметил первая ложка, бамс и уже последняя выгребленная со дна.
— Ты кто? — решил познакомиться с кикиморой Виктор Германович. Это секс не повод для знакомства, а кормление вполне себе повод.
— Анна, — ну, а чего исчерпывающий ответ. Кикимору или шишигу звали бы по-другому: Берислава, Бажена или Вышемила, на худой конец. Выходит… Ну, нет. У человека такой внешности не бывает. Нечисть. Однозначно.
— А так кто? — Машка не требовалась, всё же за это время с помощью силы воли и логопеда намного дикция улучшилась и тут спектакль играть не надо было, ну и, видимо, как и Машка, всё же карачунья его интуитивно понимает.
— Дочка бабки Аглаи.
— Вона чё? Не Яги? — передал Анне Сашка деревянную миску, заодно чуть нагнулся и в глаза глянул, осмелился.
Нет, глаза были карие и с обычным зрачком, не вертикальным. Хотя, большим специалистом по славянской нечисти Кох не был, да и маленьким тоже не был. Все уроки из фильмов и книг. Как и Википедии верить им вряд ли можно.
— Ха-ха! — нда, необычный голос, как ворон прокаркал.
— Ты человек? Почему так выглядишь? И как я здесь очутился? — решил озвучить весь список вопросов Виктор Германович.
Карачунья поставила миску на «журнальный столик» взяла с него ту саму пиалку, вновь полную какой-то гадостью, пахнувшей болотом и молча ему протянула.
— Пей. Человек. Людей из леса гоняю, чтобы не губили. Про тебя потом поговорим. Сейчас пей.
Пиалка оказалась под носом у Сашки, и чтобы не нюхать, пришлось испить из её кубка. Рот связало сразу. Точно отрава. Потом тепло побежало. Как после рюмки коньяка по пищеводу. А после глаза сами стали закрываться.
— Баба Яга! Ха-ха, — последнее, что услышал Виктор Германович. Это, судя по всему, кикимора веселилась, что её — природную нечисть с какой-то сказочной бабкой спутали.
