В крепости полыхают пожары. Кажется, горит всё, что только может гореть, а драконы всё пикируют и пикируют. Из открывшихся ворот крепости выбегают спасающиеся от огня люди. Другие просто прыгают со стен и бегут, куда глаза глядят. Драконы снижаются и начинают гоняться за беглецами. Они жгут их пламенем, рвут страшными когтями. А яростные фурии в белых одеждах кидают в них стрелы, которые взрываются сотнями ярко-фиолетовых молний и поражают убегающих.
Всю эту сцену мы наблюдаем, плотно прижавшись к земле. Не дай Время, эти ведьмы заметят нас. С мечами мы против них долго не продержимся. Но вот крепость сгорела, люди перебиты. Эскадра драконов делает круг над пепелищем и улетает на юг.
Можно идти к переходу. Но мы рано почувствовали себя в безопасности. Не успевает Анатолий объявить: «Минутная готовность!», как из-за леса, на опушке которого мы прятались, вылетает еще один дракон. Рыжая фурия на его спине торжествующе кричит и гонит дракона прямо на нас. Откуда-то она достаёт длинную белую стрелу и, подняв её над головой, намеревается метнуть в нас.
Я готов локти грызть от бессилия. Если бы не этот проклятый принцип адекватности! Глаза дракона наливаются кровью, он разевает огнедышащую пасть, но вместо факела пламени в ней что-то взрывается, и обезглавленная туша грузно шлепается на землю. Его крылья судорожно бьют по земле, изгибаются и сбрасывают со спины наполовину оглушенную фурию. Она падает на спину и затихает.
—Что это там взорвалось? — недоумевает Лена. — Сработал самоликвидатор?
—Нет, — отвечает Пётр, уже подошедший к неподвижной фигуре. — Это я его, гранатой.
—Как это у тебя получилось? — изумляюсь я.
—А меня зло взяло. Думаю, почему у этих гадин стрелы взрываются, а граната не может? Подумал, что она хоть от жара должна сработать. Побежал ему навстречу. Как он свою пасть раззявил, тут я его гранатой и накормил.
—Во! — восхищается Лена. — Сразу видно кадрового вояку. Не растерялся.
Мы подходим к лежащему на земле телу. Сейчас, когда она лежит с закрытыми глазами, без сознания, её точно можно назвать красавицей. Изо рта женщины тонкой струйкой стекает кровь, пачкая белую тунику и плащ. Белоснежные чулки перемазаны зелёными травяными пятнами.
—Она жива, — говорит Лена. — Что будем с ней делать?
—Не в плен же её брать, — отвечаю я. — Куда мы её потащим?
—Допросить бы её, — предлагает Анатолий.
—Ага! — соглашается Наташа. — Пока будем с ней возиться, родичи хватятся её и налетят на нас всей стаей. Гранат на них не напасёшься.
—Что же, так и оставить её здесь? — опять спрашивает Анатолий.
—Не хочешь так оставлять, добей, — предлагает Лена. — Меч у тебя за спиной, не теряйся. А лучше делай-ка переход. Всё равно мы здесь ни в чем не разберемся.
На этот раз мы выходим в пурпурном поле.
—До перехода пятьсот метров, — сообщает Анатолий.
—Уже тепло, — шутит Лена.
—Как бы горячо не стало, — ворчит Пётр. — В этот раз мы чуть не изжарились.
—В самом деле, — поддерживаю я его, — мне кажется, я уже освоил правила игры. Чем ближе к переходу, тем опаснее следующий шаг.
—Прорвёмся, Андрей! — Пётр хлопает меня по плечу. — Когда Лем водил нас по Проклятым Местам, еще хуже было.
—Не знаю, Петро, не знаю. Но деваться некуда, надо идти.
И мы идём. Всё повторяется через двести метров. Мы оказываемся на опушке леса, вблизи просёлочной дороги. Прислушиваемся. Тишина. Даже птиц не слышно. Наташа высказывает по этому поводу удивление. Пётр хмыкает:
—А с чего бы это им петь? Мёртвым петь затруднительно. Он указывает на три комочка под ближайшим деревом.
Чуть подальше еще лежат мёртвые птицы. Еще дальше лежат лесной голубь и сорока. Кто это их так?
—Проверьте воздух! — распоряжаюсь я.
—Уже проверили, — отвечает Лена. — Всё в норме, — и задумчиво добавляет: — И это довольно странно. Толя, сколько до перехода?
—Двенадцать километров.
Мы идём по дороге. Через километр за поворотом открывается посёлок. Выглядит он как-то странно. На улицах не видно ни людей, ни скота. Трубы не дымятся. Посёлок словно вымер. Наверное, брошенный. Если так, то бросили его совсем недавно. На окраине посёлка чуткий нос Наташи улавливает трупный запах. Заглядываем в ближайший дом. Так и есть. Там все лежат мёртвые. В соседнем доме такая же картина.
—Эпидемия здесь, что ли? — высказывает догадку Анатолий.
—Вряд ли, — сомневается Пётр. — Помнишь птиц в лесу? А это что? Тоже эпидемия?
Пётр указывает на женщину, лежащую во дворе с граблями в руках.
—Отравляющие вещества? Бактериологическое заражение? Радиоактивное излучение? — высказываем мы предположения.
Ни одно из предположений не подтверждается. Приборы не отмечают никаких следов заражения местности. А они во всех этих случаях должны остаться. Впечатление такое, что люди в посёлке умерли практически одновременно. И непонятно, почему.
Гадая по поводу этого странного явления, проходим посёлок и идём дальше. Через четыре километра подходим еще к одному посёлку. Вернее, к тому, что от него осталось. Дома развалены все без исключения, словно по ним проехались гигантским колесом. На улице и во дворах полно разбросанных человеческих костей. И это не старые кости, выкопанные из земли. На многих костях остались почти свежие фрагменты тканей. Воображению рисуется жуткая картина. Мёртвый посёлок, такой же, как и первый. Из леса выходит стая диких зверей и пожирает тела. Нет, это не то. Дома-то кто разломал? Не звери же.
