– Тати! – уверенно шепнул Силантий. – Но не по нашу душу, уж больно их мало.
Олег Иваныч насчитал с добрый десяток ночных рыцарей наживы. Все, как на подбор, крепкие мужики, вооруженные короткими мечами и палицами. Кой у кого за спиной были приторочены колчаны со стрелами.
– Шильники, – презрительно сплюнул Силантий. – Ни оружья путнего, ни броней. Думаю, на богомольцев собрались поохотиться.
Олег вздрогнул. На богомольцев? Знавал он одну богомолицу, весьма зажиточную, чтобы быть привлекательной добычей для разбойников… боярыню Софью. Но ведь ее ж предупреждали. А может, они вовсе и не по Софьину душу.
– Вот бы шугануть тварей! – неожиданно предложил он.
– Вдвоем не управимся, – озабоченно усмехнулся Силантий. – А вот сейчас вернемся, покличем охотных. Двух копий, думаю, хватит.
Олег Иваныч хотел было возразить, что мало, но прикусил язык, вовремя вспомнив, что копье означает не только вид оружия, но и боевую единицу, типа нашего взвода.
Одинокая усадьба притулилась на поросшем редколесьем холме, у впадения Тихвинки-реки в Сясь, что на языке издавна проживавшей в здешних местах веси означало – комариная. Да уж, чего-чего, а комарья здесь хватало – не спасал даже дым, стлавшийся под крышей синеватой дымкой. Ограда в два человеческих роста, сложенная из крепких бревен, окружала двор по всему периметру, служа хорошей защитой от зверья и лихих людишек – мелкие шайки «шильников» не очень-то рисковали напасть на хорошо укрепленную усадьбу.
Новгородская боярыня Софья молилась в светелке, освещенной лишь лампадой под иконой Матери Божьей. Тусклый свет пламени дрожал под задувающим сквозь открытое оконце ветром, рисовал на стенах прыгающие угловатые тени. На сундуке, большом и широком, были постелены волчьи шкуры – постель проезжей боярыне, вместе со своими людьми попросившей ночлега у хозяина усадьбы Фрола, софейского служилого человека.
Окончив молитву, Софья присела на лавке у окна, слушая, как поет где-то в кустах чаровник соловей. Не спалось нынче ночью боярыне, то ли слишком переутомилась в пути, то ли ложе было недостаточно мягким, а скорее всего, нахлынула на Софью тоска-кручина, частая, да, по правде сказать, и единственная подруга. Так и сидела боярыня, опершись на локоть, и не замечала, как по белому лицу ее текут соленые слезы. Где-то на дворе залаял пес… Женщина вздрогнула, но лай тут же оборвался, столь же внезапно. И снова наступила тишина, нарушаемая лишь трелью соловья за окном да гундосьим комариным ноем.
Огромный, черный с подпалинами пес, уже мертвый, валялся в луже собственной крови. С надвратной башни свисал головой вниз ночной страж – в груди его торчала стрела. Человек в темном кафтане обтер об убитую собаку окровавленный меч, прислушался к чему-то и, подойдя к стене, снял с нее ременный аркан, с помощью которого и проник на двор минутой раньше. Оглядываясь, он осторожно направился к воротам…
Эх, Фрол, Фрол, софейский служка! Зря понадеялся ты на крепость стен да на зоркость стражи, давно уже не нападали на усадьбу разбойничьи шайки, последний раз тому лет пять будет. Ну, и вот снова беда пришла…
С криками, шумом и руганью повалила в распахнутые ворота ночная ватага! Закричали истошно женщины, навзрыд заплакали дети.
– Беда, матушка! – ворвался в покои боярыни верный слуга Никодим. – Бежать надо!
– Где же хозяин, воины? – быстро собираясь, спросила боярыня.
Никодим в ответ лишь махнул рукой.
Вслед за слугою Софья выскользнула из светелки. Горела подожженная напавшими рига. Поднявшийся ветер раздувал пламя, разносил по двору черный смолистый дым, в клубах которого бегали сражающиеся люди. Богомольцы в длинных развевающихся одеждах, слуги хозяина Фрола, люди Софьи, разбойники в блестящих кольчугах, с мечами и копьями. Часть «шильников», преодолев нестройное сопротивление богомольцев, прорвалась к хозяйскому дому и пыталась проникнуть внутрь. Однако не тут-то было! Софейский человек Фрол успел забаррикадировать дверь и успешно обстреливал нападавших из лука сквозь узкое волоковое оконце. Парочка разбойничьих трупов уже валялась рядом с избой, торчащие из них стрелы свидетельствовали о меткости и решительности хозяина и его людей. Поскучневшие «шильники» скопились за крыльцом и принялись совещаться.
– А ну, робяты, ташшы огня! – выкрикнул кто-то, и несколько человек побежало к горевшей риге за головнями.
– Пожжем, пожжем его! – радостно галдели нападавшие, и только их предводитель – сурового вида мужик с черной всклокоченной бородой – озабоченно хмурил брови.
– Где же боярыня? – оглянувшись на своего соратника с редкой козлиной бородкой, прошептал он. – Где ее сундуки, каменья узорчатые? Где злато-серебро?
– Ну, это тебе виднее, Тимоша, – угрюмо пожал плечами козлобородый. – Ты ведь о ней разузнал… А нут-ко!
Он вдруг запнулся на полуслове, показав пальцем в противоположный угол усадьбы. Там к овину метнулись двое…
– Они! – обрадовался вожак. – Пошли-ко, Митря, тут и без нас управятся.
Спрятавшиеся в овине люди не успели ничего предпринять – распахнутая ногой дверь лишь жалобно скрипнула, слетая с петель.
Возникший на входе Тимоха Рысь сбил с ног бросившегося на него Никодима, кивнул Митре, займись, мол. Сам же направился в угол, улыбаясь и млея от предвкушаемого удовольствия, на ходу поигрывая тяжелой татарской плетью.
– Что тебе надобно от новгородской боярыни, шпынь? – уперев руки в бока, гордо осведомилась Софья. Она совсем перестала бояться – бежать все равно было некуда. В черном, с серебряными нитями, летнике, в такого же цвета покрывале, высокая, разрумянившаяся от гнева, боярыня Софья была настолько обворожительно красива, что разбойник на миг растерялся. Обернулся к Митре, сказал, чтоб тот утащил Никодима на двор. Проводив Митрю глазами, резко повернулся, впился взглядом в Софью…
– У меня нет здесь ни злата, ни серебра, – надменно молвила та. – Если ты хочешь выкупа, ты его получишь. Но позже. И отпусти моего слугу.
– Нет, боярыня, – покачал головой Тимоха. Подойдя ближе, он схватил Софью за руку. – Не злато мне нужно.
С этими словами разбойник сорвал с головы боярыни покрывало и впился губами в ее червленые губы.
– Уйди, уйди, смерд! – отпрянула Софья, волосы ее водопадом рассыпались по плечам, золотисто-карие глаза сверкали.
Тимоха лишь гнусно ухмыльнулся и протянул к боярыне свои корявые лапы.
Не долго думая, Софья выхватила из-за пояса разбойника плеть и, ударив его по лицу, выбежала наружу.
Там, за оградой, была воля! Были леса, поля, перелески, река. Было где спрятаться-укрыться, было у кого просить помощи… Так скорей же! Пусть волосы развеваются за спиной, словно у продажной девки, этот стыд можно и пережить, пусть неудобно бежать… А это кто еще? Оказавшийся на пути боярыни разбойник горько пожалел об этом: Софья с разбега ударила его ногой в пах и, схватив за волосы, несколько раз приложила коленом. Меч разбойника со звоном упал на деревянные плашки двора. Занятые штурмом хозяйской избы, нападавшие не обратили на произошедшее никакого внимания. Сквозь распахнутые настежь ворота была видна блестящая лента реки.
