— Много я думал сегодня, — продолжил я вещать, обращаясь исключительно к Осакат. — Глядел в костер… ходил по степи и смотрел на воду… слушал ветер и дождь… советовался с духами. — Я качался и подвывал на манер шамана, дабы мои спутники впечатлились теми подвигами, что я свершил, пока они бездельничали, занимаясь банальной охотой или готовкой. — Духи сказали мне, что я должен поговорить с одним из народа, что ездит на животных с длинными шеями (кажется, со стороны моего дылдообразного приятеля раздался какой-то хмыкающий звук?)… Духи сказали мне не идти ко всем этим людям сразу, потому что тогда они убьют меня (одобрительный кивок Лга’нхи, сдается мне, он готов держать меня, пока верблюжатники будут убивать)… Духи сказали дождаться, когда один из врагов останется в одиночестве, связать ему руки, чтобы он не полез в битву, утащить подальше в степь и заставить говорить с собой! (Ишь ты, удивленно-заинтересованное выражение Лга’нхи. Такой концепции охоты на врагов он еще не знал. Обычно ограничивался только убийством и сдиранием скальпа.)
— Я пойду и схвачу врага! — гордо провозгласил он с таким видом, будто назначает сам себя в Императоры Вселенной. — Я приведу его сюда, и ты будешь с ним говорить!!! — И еще так демонстративно кидает заговорщицкий взгляд на Осакат… Дескать, знаем мы, кто тут воин, а кто говорильщик!
— Нет! — не менее гордо ответил я. — Духи велели сделать это мне… (Чего-о-о??? Что за чушь я горожу?) Я пойду в степь и сделаю это сам!!! А ты будешь сидеть тут и охранять ее! (Ну я и ДЕБИЛ!!!)
— Мама-мама, что я буду делать?
Мама-мама, как я буду жить? Ку-у!!!
Вот же привязалось, гадство! Эти незамысловатые две строчки (остальные я благополучно забыл) я мысленно пою уже, наверное, третьи сутки. И есть подозрение, что буду петь до самой смерти. Потому как она наступит значительно раньше, чем мне бы хотелось. Ну это же надо так вляпаться!!!
Помню, Николай Федорович… — один из мастеров, что учил меня в далеком детстве работе на гончарном круге… Была у него любимая присказка-издевка. Стоило только одному из нас (мне, например) сильно напортачить или сделать что-то крайне неловкое или нелепое, он подходил и таким сочувственно-проникновенным голосом спрашивал: «А скажи-ка мне, Петя… Легко ли жить дебилу?»
— Ох нелегко, Николай Федорович… Ох как нелегко!!!
А ведь права морская примета: женщина на корабле к несчастью!
Столько лет сидел себе тише воды, ниже травы. За три последних месяца мы с Лга’нхи уж на что нелегкий путь преодолели, а хоть бы раз по-настоящему поругались. Ну да, споры были, но вот чтобы так… И на тебе… Только женская мордашка влилась в наш тесный коллектив, как он уже в страшной обиде со мной не разговаривает. А я, как дурак, распустил павлиний хвост и теперь сижу под промозглым дождем в совершенно идиотской засаде… А совершенно идиотской эту засаду делает то, что, если враг в нее попадет, я из нее убегу, визжа от ужаса!
А главное, перед кем выделываться начал? Девчонка… Было бы на что посмотреть… Кожа на роже обветренная, красная. Никакой косметики или узоров на лице, так что смотрится блекло… На пальцах заусенцы, ногти, как у всех тут, обгрызены, руки в мозолях… Фигурка… да ее толком-то и не разглядишь… Отнюдь не веточка-тростиночка манекенного типа. И не степная дылда-атлетка. Крепенькая такая, плотненькая… Не сказать, чтобы тумбочка, но…
Да какого хрена! Будто меня ее чары соплючие приманили… Ага. Да я ей по местным меркам в отцы гожусь! Просто обидно же!!! Опять как в школьные годы… Я внимание девчонок лопатой из глубокой шахты добываю. Неделю мужества набираюсь, чтобы с какой-нибудь Машей-Светой заговорить. А она в ответ два слова нейтрально-неопределенных… а сама глазки строит какому-нибудь тупому спортсмену или смазливенькому музыкантику самосборной группки «Убогие крендели», безбожно перевирающей на школьной дискотеке популярные шлягеры. Ну да, этим красавчикам жизнь и удачу, и женское внимание на блюдечке с голубой каемочкой подносит, а мне…
Вот и тут. Меня, как обычно, в упор не видят, ответы сквозь зубы цедят, а этого плешивого дикаря Лга’нхи, пожалуйста, и улыбочкой примечают и взглядиком таким радостным одаряют. Будто бы это не я ее от этого же самого дикаря всего-то сутки назад спасал… Тьфу на них… — одно слово — Бабы!!!
Но и эта дура пусть особо на Лга’нхи губешки-то свои не раскатывает. Она теперь для него табу. С тех пор как он ее в «люди» определил, она ему как сестра. А у местных с этим строго.
Потусовавшись тут, я начал понимать, почему арабы своих женщин под замком да в парандже держат. Может, конечно, я и ошибаюсь, и у арабов совсем не так было. Но слышал, что они тоже кочевниками были, вроде этих моих степняков.
Живут одним родом. А подростки, как известно, дело дурное. В организме гормоны бушуют, в башке ветер гуляет. Им волю дай, они, не успев Испытания пройти, уже сплошь друг дружку обрюхатят. Не пройдет и пары-тройки поколений, а вместо здоровых отморозков сплошь уроды с асимметрично вытянутыми рожами британских аристократов и кучей наследственных заболеваний.
Так что местным подросткам с малолетства внушают, что родич — это табу. А стоит девчонке пережить первые месячные, сразу норовят сбагрить с рук на Ярмарке Невест.
Парни, бывает, и мутят втихаря с вдовушками. Среди них молодок-то полно. И такие связи вроде как негласно разрешены. И парням наука, и разрядка, и вдовушкам не так тоскливо свой век доживать. Ну да они же тоже все из чужих племен перешли. Так что особой опасности нету. Это не с сестрами двоюродными шуры-муры крутить.
Так что, если у Осакат на дурилу Лга’нхи имеются какие-то планы, пусть обломится. Она свой шанс уже упустила. Да и мне она по большому счету на фиг не нужна. Просто, видать, от феромонов дурь взыграла.
Взыграла дурь, а доигрался я! Это же надо так лохануться и встать в позу! Дескать, я тут великий герой, а ты только баб охранять годишься… А теперь попробуй только назад без пленника вернуться. У местных с этим строго, как на зоне. Сказал — должен сделать. А иначе капец — от тебя даже суслики в степи отворачиваться начнут.
Я, помню, офигевал, видя слезы на глазах Нра’тху и прочих дюжих мужиков, когда у вечерних костров начинали петь былины. Одним из популярнейших сюжетов был, как я его называл, «Пацан сказал, пацан сделал». Наш великий предок с какого-то панталыку (причины этого панталыка зачастую даже не приводились) брал на себя повышенные обязательства, пойти в степь и принести руку скальпов врагов! Или руку шкур мохнатых тигров… Вот так, ни много ни мало. Ну и, естественно, шел… Была великая битва, а потом он, израненный вражьими копьями, клыками, и дубинами, приползает в племя, сжимая в отрубленных руках вражьи скальпы… или с отгрызенными тиграми конечностями и головой… со шкурам тигров, прицепленными… вот даже не буду говорить к какому месту, ползет… Ну и, ясно дело, приползает, выполнив клятву. А затем героически умирает под пристыженными взглядами злобных завистников и злопыхателей, омытый слезами юных дев и прочих сородичей… и тра-ля-ля… Вот. Чистый ведь бред! Я, героических смертей насмотревшийся по телевизору и в кино, еле сдерживал ржание, когда слышал такие бредни. А мои соплеменники, повидавшие немало смертей вживую, искренне пускали слезу по убиенному герою, который сказал и который сделал!
Да, незамысловатые ребята. Иногда это даже хорошо. А то у нас, там, стоит только упомянуть про двадцать восемь панфиловцев, как сразу найдется знаток, который объяснит, что ни фига-то панфиловцы и не воевали, а просто бухали в окопе. А вместо них дралась целая дивизия, и все подбитые танки стаскивала к этому панфиловскому окопу… Тут бы такому знатоку, посмевшему усомниться в доблести предков, мозги бы с ходу вправили… одним ударом дубины. Чтобы не подрывал суровой правдой моральный дух племени.
Но с другой стороны… Если я, объявив, что притащу пленника, этого не сделаю… вот даже не знаю, для Лга’нхи, наверное, сразу умру как человеческое существо. Тут в легендах даже коварные тигры и ничтожные суслики слово держат. А уж соплеменник, который сказал и не сделал… Это не по-пацански! И никакая отмазка тут уже не прокатит. Даже если внезапно разверзнется земля и поглотит все вражье войско, я обязан буду прыгнуть следом и добыть этого, больше на фиг никому не нужного пленника!
Так что все, что мне остается, это сидеть в кустах, дрожа от страха, и надеяться на какую-то немыслимую удачу.
Когда я осознал, что же ляпнул, застыл с открытым ртом… Надеюсь, мои соплеменники сочли это очередным разговором с духами, а не ступором из-за собственной тупости. Потом все же собрался… с духом. Потому как в остальном, нищему собраться… как известно недолгое дело. Тем более что тут, отправляясь на охоту за скальпами, берут только оружие. Все остальные мелочи, вроде еды, запасной одежды, палатки (гы-гы, я уже третий месяц только небом укрываюсь), считаются лишним грузом, который только мешает воину совершать подвиги.
