— Ты слышал, что у нашего Трюггви проблемы? — Тихо спросил Добрыня, что сидел подле него и откровенно скучал.
— Проблемы? — Повел бровью Ярослав.
— Он тебе еще не рассказал?
— Нет.
— О! — Довольно потер руки Добрыня от предвкушения. — Он ведь с той ромейкой, с Глафирой, в церкви обвенчался тайно. Еще тогда. В Константинополе. И она в том отцу открылась. Оттого он ее насильно замуж и не выдал. Сынок то их с Трюггви выходит законный.
— О как! — Удивился Ярослав. — А наш герой-любовник вернулся к себе домой и там еще раз поженился?
— Именно! И по всему выходит — обманул он свою вторую супружницу. Ибо она никак не могла быть ему женой, но лишь наложницей. Девка обиделась люто. Да и родичи ее тоже. Говорит, что после завершения сбора урожая родичи ее приедут чтобы с Трюггви серьезно поговорить. И переживет он этот разговор или нет никто не знает.
— Он вообще-то мне служит.
— Служит, — кивнул Добрыня. — Но обычай-то он нарушил. И ему за это отвечать. А тебе бы не встревать. Ежели ему голову и открутят, то за дело. Люди не поймут.
— За дело, — кивнул Ярослав, нахмурившись.
Это ведь Глафира не знала, жив ее муженек или нет, а Трюггви прекрасно знал о том, что вот там-то его супружница живет. И, вероятно, ребенок. Он ведь когда спасался бегством, она была с животиком. Так что солгал в клятве. Перед богами солгал.
— Может вирой обойдется?
— Может и обойдется. Девка ладная, но хваткая. Главное, чтобы они с Глафирой раньше времени друг другу глаза не выцарапали. Или Трюггви нашему глотку не перерезали в порыве страсти. Ромейка то баба тоже непростая. Кремень, а не баба!
— Ну почему? — Тихо спросил Ярослав, подняв голову к небу. — Ну почему все вокруг идет через задницу? Хоть что-нибудь удалось бы сделать сразу и хорошо. Так нет…
Добрыня же хохотнул и тронув свою лошадку решил проехаться, размяться. Заодно и осмотреть округу. Разговор был исчерпан, и консул теперь по своему обыкновению должен был подумать. Он вообще любил это дело. И, хоть и ругался, но получалось у него много всего. Очень много. Скажи ему, Добрыне, десять лет назад, что все в этих краях так изменится — не поверил бы. Да и сам не мыслил, что не токмо в войско пойдет, но и конницей предводительствовать станет. Об этом он даже не мечтал…
Ярослав же чуть подумал о Трюггви и плюнул. Все одно — пока родственники не приедут, ничего толком не придумаешь. Нужно понять — как они отреагируют и вообще, как настроены будут. И, чуть поморочив голову себе этими житейскими глупостями, консул Нового Рима вновь вернулся к мыслям о хозяйственных делах.
Как в оригинальной истории правители Руси развернули свою бурную деятельность? Просто завоевали окрестные племена, отжав их у других владельцев, прежде всего у хазар, и также, как и предшественники, обложили данью. Дело-то нехитрое. Но и дань была очень небольшая. Жили местные скудно и бедно. А сил и средств на удержание этих просторов уходило много. Хуже того, очень долго держалось противопоставление русичей, то есть, тех, кто служил своему князю и тех, с кого этот самый князь сдаивал ресурсы в виде дани. Та еще история. И Ярославу она категорически не нравилась, так как не способствовала единству и продуктивности местной популяции жителей.
Из-за чего консул Нового Рима не стремился любой ценой взять под свою руку всех славян окрест. Тут и лишние кофликты с хазарами, и с племенами этими, и продуктивность так себе. В общем — плохая идея. Поэтому он работал иначе — постепенно вовлекая жителей племен в деятельность своего крошечного государства и ассоциируя их с ним. Делая их неотъемлемой частью, а не просто данниками. Опирался он на три основных способа интеграции: на торговлю, на привлечение сезонных рабочих и на привлечение людей в поселения на постоянной основе.
С торговлей все просто и понятно. Он в Новом Риме производит ремесленные товары, плюс выступает логистическим узлом на торговом пути. Из-за чего через него можно реализовывать товары как на Балтике, так и на Черном море. Причем, в отличие от своих коллег из оригинальной истории, Ярослав не занимался работорговлей вообще. Это там Русь выступала поставщиком шкур, меда, воска и рабов. Бесконечные военные походы князя по усмирению покоренных племен открывали для этого источника доходов обширные перспективы. Здесь же этого не было. Зато шло наращивание ремесленного производства, а также ярморочной культуры.
С размещением выходцев из племени на постоянное поселение в Новом Риме или иных поселениях его державы проблем не было. Благо, что желающих хватало. А вот с сезонными рабочими все было непросто.
Основным поставщиком этих «гастарбайтеров» были восточные кривичи. Но и из других соседних племен приходили охочие как в частном порядке, так и целыми артелями по пять-десять человек. И Ярослав с ними заключал договор. Письменно. Но его зачитывали прилюдно, и участники ряда бились рука об руку. Именно эти рабочие, сбитые в стройотряды по десять-двенадцать человек, были задействованы на обустройстве волоки, расчистке полей и так далее. И если первые сезонные рабочие приходили трудится исключительно за металлические изделия, то позже стали требовать не только прокорм на время работ, но и зерно в качестве платы. Где-то только его, а где-то комбинируя запрос с металлическими изделиями. Из-за чего вопрос продовольственного обеспечения все еще очень маленькой Руси никак не желал решаться, несмотря на все предпринимаемые усилия. Ведь количество привлеченных, пусть и неквалифицированных, рабочих рук росло от года к году, и росло весьма серьезно.
Поэтому помощь Василеса с просо была очень своевременной. Как и ожидающиеся по осени корабли из Фризии. Им по весне очень понравилось торговать с Ярославом. Шутка ли? Прекрасная тигельная сталь стоила не только очень дорого, но ее и тупо не было в желаемом количестве. Везли то ее из земель халифата, причем в очень ограниченном количестве. А тут — вон сколько. Перепродажа ее в крупнейший оружейный центр на Рейне, где в те годы, например, делали основную массу мечей Европы сулило очень приличную прибыль. Вот купцы Фризии и заинтересовались нешуточно. Сколько зерна они привезут — бог весть. Но божились, что не меньше десяти коггов. С чем они пока не знали. Что лучше уродится, с тем и придут. А если получится, то еще сколько-то соленой сельди привезут — тоже подспорье. Ее можно было бы и на Балтике закупать. Но почему нет? Разница в цене была несущественной, а торговые связи с Фризией и Саксонией Ярославу казались очень важными и перспективными.
Однако, что поддержка Византии, что фризских купцов не выглядела чем-то надежным. Поэтому весь 864 год сезонные рабочие, местами при поддержке легионеров, занимались расчисткой полей для будущего года. И весьма преуспели в этом.
Так что, если весной три сотни легионеров в героическом рывке сумели расчистить и подготовить под посадку четыре поля по гектару каждое, то осенью таких стандартных полей уже было СУЩЕСТВЕННО больше. Более того, между ними уже прорубили просеки грунтовых дорог и в нужных местах деревянные мостики соорудили через ручьи и мелкие речушки. Так, чтобы типовой обозный фургон проходил…
— А может того? — Вырвал Ярослава из размышлений о хозяйственных делах Добрыня, что незаметно вернулся.
— В каком смысле, того? — Не понял его консул.
— Может отдать Трюггви на съедение родичам второй жены?
— Глафира глянулась? — Улыбнулся Ярослав.
— Да ну, — отмахнулся Добрыня, но по лицу было видно — врет.
— Хочешь и тебе ромейку подыщу?
— Ромейка ромейке рознь.
— Ты командир конницы у меня. Сам понимаешь — не абы кто. Я родственникам напишу — подыщут тебе девицу.
— Смугленькую и курчавую! — Оживился Добрыня.
— Смугленькую и курчавую, — улыбнувшись, ответил Ярослав. — Только ты уж Трюггви нашего пожалей. Любят они с супружницей друг друга. Зачем их разлучать? Вот — сколько лет прошло, а все чувства теплятся. Явно — не просто так все.
— А вторая что же?
