Ознакомительная версия.
Он никогда больше не поверит ни одной женщине. Он исчерпал свой лимит боли еще до того, как ему исполнилось двадцать.
Лишь после того, как ребенок Кары родится и тест подтвердит, что он действительно отец, он позволит себе детально обдумать будущее. А до этого времени его жизнь будет протекать по-прежнему. За исключением гостьи в доме. Вспыльчивой, сексуальной гостьи.
Подавив зевок, он взглянул на часы. Можно считать, что рабочий день закончился. Пепе был не в настроении самому вести машину, поэтому вызвал шофера. От меланхолии он не отделался и после того, как вернулся домой, он привычно изобразил беспечную улыбку и спросил у Моники, которая торопливо вышла ему навстречу:
– Где Кара?
– В своей комнате.
– Она сегодня выходила оттуда?
– Только на ланч и позже днем перекусила.
– А завтрак?
– Круассан и яблоко.
Пепе направился к себе, стараясь не думать о привычках Кары в отношении еды. Он просто беспокоится о беременной женщине. И больше ничего.
Он проходил мимо комнаты Кары – дверь была приоткрыта. Она удивленно на него взглянула и хотела закрыть дверь у него перед носом, но не успела – он вставил ногу в проем.
– Добрый вечер, cucciola mia. Как прошел день?
– Долго и скучно.
– Тогда я тебя обрадую – мы сегодня выходим в свет.
Она скорчила гримасу, но дверь распахнула и оперлась о косяк, скрестив руки на груди.
– Уже поздно. Мне обязательно идти?
– Да.
– Неужели я не могу остаться здесь с Моникой?
– Моника уходит домой на выходные. Видишь, как тебе повезло – я весь в твоем распоряжении.
Она сердито на него посмотрела:
– Какая захватывающая перспектива!
В ту самую секунду, как открылась дверь в ее комнату, у Пепе начало бешено колотиться сердце, внутри все перевернулось.
Что касается Кары… ее красиво очерченный рот был поджат, зеленые глаза едва его не испепелили.
Он хотел коснуться ее. Хотел подхватить ее, пронести по комнате и уложить на кровать. И насладиться каждой клеточкой ее тела.
Но после того как она оттолкнула его на кухне, черта с два он до нее дотронется. Ей придется на коленях умолять его, прежде чем ему придет в голову заняться с ней любовью.
Хотя он не смог удержаться, не протянуть руку и не похлопать ее по аккуратному носику.
– Мы уезжаем через час, cucciola mia. Платье – коктейльное. Будь готова, или я приду и помогу тебе.
– Ты не посмеешь.
– Это вызов?
– Нет!
– В таком случае будь готова вовремя. Я пошел под душ – вернусь через шестьдесят минут.
* * *
Точно через час Пепе постучал в дверь спальни Кары. Он тешил себя мыслью, что она не готова.
Забыт запрет, который он возложил на себя. Запрет возобновлять с ней любовные отношения. Всего три минуты перепалки с Карой – и его благих намерений как не бывало.
Его рыжеволосая гейша дьявольски сексуальна.
Если бы только она в действительности была гейшей… Или, что намного лучше, его личной наложницей. Хулить своего хозяина, не входит в обязанности ни той ни другой – это точно. Гейша или наложница, для любой из них главное – это удовольствие ее хозяина. Учитывая то, что от Кары он хотел сексуального удовольствия, его больше устроила бы наложница.
Он был уверен, что она намеренно заставила его прождать целую минуту, прежде чем открыла дверь.
Но ожидание того стоило.
Саркастическое замечание, уже готовое вырваться у него, так и не было произнесено. Он стоял открыв рот.
Она выглядела… завораживающе.
Темно-красное до пола шелковое облегающее платье без рукавов, роскошные волосы уложены в гладкую прическу. В ушах поблескивали прозрачные сережки в форме сердечек. Лаковые туфли тоже блестели. Макияж был неброский, за исключением темно-красной помады, от чего губы так и хотелось поцеловать.
– О боже, – вырвалось у него. – Ты очень красива.
– Удивительно, что могут сделать деньги, – едко отозвалась она, хотя щеки у нее зарделись.
– Ты – ожившая Гестия[6], – выдохнул он.
– Намекаешь на весталок-девственниц?[7] Вообще-то они названы так по имени ее римского двойника – Весты. Держу пари, что ты вообразил себя Эросом[8]. Разве ты не жаждешь добраться до весталок?
– Нет. Я нахожу девственниц слишком пресными, на мой вкус.
Это было низко, и Пепе тут же пожалел о сказанном. Но в этом виноват ее острый, злой язык. Выше его сил не отвечать на постоянные колкости.
Кара сощурилась, задрала подбородок и прошла мимо него, захлопнув за собой дверь. На него повеяло ее духами.
– Значит, мы подходим друг другу лучше, чем я думала. На мой вкус, похотливые мужчины просто незрелы.
– Как ты собираешься представить меня своим друзьям? – спросила Кара, когда они уселись на заднем сиденье «мерседеса» с тонированными стеклами.
Они ехали по вечернему Парижу, город сверкал множеством огней и выглядел сказочно. Кара была зачарована.
– Как мою знакомую.
– Ты так представляешь всех своих любовниц?
– А я и не подозревал, что ты моя любовница, – как ни в чем не бывало ответил он, словно не было холодка после ее замечания о его незрелости.
– Ты можешь представлять меня как твою беременную партнершу на одну ночь. Что ждешь, когда она родит, чтобы ты смог сделать тест на отцовство и убедиться, что отец – ты.
Он промолчал, хотя она не могла не заметить, как напряглись у него мышцы под модным смокингом.
– И где же этот прием? – спросила Кара.
– На Монмартре.
И тут же перед ними засияли огни холма Монмартра, с белой базиликой Сакре-Кёр наверху. Они въехали в шумное многолюдье этого района, и Кара прижала лицо к окну, чтобы получше разглядеть красоты архитектуры, гуляющих туристов и беззаботных жителей.
– Не тошнит? – спросил Пепе.
– Пока что нет, – отрезала она.
– Это хорошо.
Она взглянула на него – в руке он держал на весу бумажный пакет. Сама того не желая, она засмеялась.
Он придвинулся к ней и указал в окно:
– За теми садами музей. Считается самым старым домом на Монмартре.
– Там жил Ренуар? – спросила Кара, чувствуя, как его бедро прижимается к ней.
– Не совсем. Он недолго жил в доме позади. Но там жил Морис Утрилло[9].
Пока они ехали по мощенным булыжником улицам, Пепе указывал ей на другие интересные места, его слова вдыхали жизнь в старинные здания. Ей было особенно интересно, что это связано со временем импрессионистов. Пепе так много знал о Монмартре, так занимательно рассказывал, а слушать глубокий сицилийский выговор – это все равно что слушать музыку.
Кара даже расстроилась, когда водитель остановил машину на узкой улочке, по обеим сторонам которой тянулись белые пятиэтажные дома, кафе и магазины. Она с удовольствием покаталась бы еще.
Ознакомительная версия.
