Все, не сговариваясь, потянулись зачерпнуть из бочонка. Пили молча, думая каждый о своём, закусывали чем попало или просто сигаретным дымом. Певец красивым переходом переключился на другую мелодию:
В майский день мне в жизни счастье выпало
В майский день тебя я повстречал.
Отчего же это слово выбрали
Обозначить бедствия сигнал?
Всех садов душистое сплетение,
Вишен подвенечная кипень…
Страх, отчаянье, изнеможение,
Боль вложили в слово «майский день».[1]
Так что тот, кто сжал закоченело
Микрофон у смерти на краю,
Вспоминает звёзды мая спелые,
Девушку любимую свою…
— Кого хороним-то? — закричал, вскочив, молодой парень в расстёгнутой до пупа цветастой рубахе. — Утомили уже погребальными маршами! Что проку хныкать, если назад всё равно дороги нет? Мы живы, живы, чёрт побери!
Он вырвал из рук у певца гитару.
— А ну-ка, давай нашу, профильную!
Поставил на стол ногу, спихнув на пол пару кружек, картинно выщелкнул на улицу окурок и, взяв пару аккордов, объявил:
— Гимн Потерянной подстанции!
Кто-то поперхнулся. Инструмент громко зазвенел:
Нас называют нечистью,
Плюются через плечо,
Но у нас с удовольствием лечатся
И хотят лечиться ещё.
О нас поминают шёпотом,
Желают гореть в аду.
А мы выезжаем безропотно
Ко всем, кто попал в беду.
И припев:
Три-три-тринадцать, чёртово число…
— Опа-на! — тяжёлый кованый ботинок выбил гитару из рук певца. Незаметно вошедший плечистый мужчина в старой тельняшке под халатом, абсолютно седой при смоляно-чёрных усах, ловко на лету поймал несчастный инструмент за гриф и аккуратно прислонил к стенке.
— Ты что, Рой, в натуре! Совсем очумел? Хамишь беспредельно!
Мужик, названный Роем, склонив набок голову и засунув руки в карманы видавших виды камуфляжных брюк, спокойно наблюдал за подпрыгивающим от возмущения парнем. Тот покипел-покипел, да и успокоился.
— Неприятностей хочется? — поинтересовался Рой. — Думай, что поёшь. Или тебе две жизни намерено?
— Да бабьи сказки это всё! Болтают невесть что! Работают люди и работают, никому не мешают. Если она вообще существует, эта Потерянная подстанция. Кто её видел?
— Ох, молодёжь… — покачал головой Рой, нацедил себе выпивки из бочонка и стал прихлёбывать мелкими глотками, будто не спирт это был, а молоко.
Он поднял со стола хлебную корочку, пожевал неспешно.
— А знаешь ли ты, попрыгунчик, что стряслось с девятой подстанцией? Почему у нас никто с неё не работает и не работал никогда?
— Что-то припоминаю… Там вроде пожар был, да?
— Нет, взрыв, — подсказал кто-то, — там у них кислород, что ли, жахнул. Наверное, кто-нибудь из шофёров маслеными руками за вентиль схватился.
— Ага, и взрыв был, и пожар был. Да только не с кислорода.
Народ наперебой загомонил, требуя от Роя подробностей.
— Во, насели! Что, как дети малые, без страшной сказочки на ночь уснуть не можете? Ну ладно, слушайте. Вы небось думаете, что, кроме тринадцатой, все либо разбежались, когда собирали народ на Центр, либо крылышки сложили и ждали, что начальство скажет?
Ошибаетесь. Была ещё девятая. Они по рации объявили об отделении от Центра и о том, что дальше намерены работать самостоятельно. Потом отключили связь и на запросы отвечать перестали. Администрация туда ездила — её и на порог не пустили. Позакрылись, забаррикадировались. К ним на подмогу ли, для моральной ли поддержки ещё пара машин с тринадцатой подъехала. Ни на какие переговоры не идут. Свой сектор сами обслуживать будем — и баста! В народишке брожение началось. Многие открыто заявили, что не худо было бы рассмотреть вопрос о замене руководства на Центре. Несколько бригад окольными путями ухитрились пробраться к девятой. Их приняли. В общем, раскол и развал. Вызова на наколке копятся, диспетчеры охрипли, телефоны добела раскалились. Персонал выезжает через пень-колоду Зато митингуют круглосуточно.
Что, вы думаете, сделала администрация? Созвонилась, договорилась, согласовала? Ничего подобного. Штурмовой вертолёт «Касатка» знаете? Это такая дура размером с товарный вагон. Со всех сторон бронированная, а ракет и артиллерии как на добром крейсере. Ежели над тобой «Касатка» в чистом поле зависнет, можешь не стыдиться ни грамма, что в штаны навалил.
Вот повечеру две такие штуковины из зоны боевых действий поднялись — и прямиком к мятежной подстанции. Никаких переговоров больше не вели. Сделали круг, выпустили ракеты — один по корпусу, другой по гаражу. Со второго круга из пушек прочесали развалины. Потом приземлились, высадили десант. Он выживших «зачистил». Вот и всё. Была девятая — нет девятой, только кучка кирпича осталась.
— Ты так рассказываешь, как будто своими глазами всё видел!
— А я и видел.
— Ты что ж, Рой, хочешь нам сказать; что в это время на подстанции находился?
— Нет. Я находился в десантном подразделении. Нас там было двое медиков. На случай, если девятая окажет сопротивление и появятся раненые. Только некому там сопротивляться оказалось. Так мы в основном проверяли, чтобы никто случайно не выжил.
— Как проверяли?
— А обыкновенно. Ножичком. — Рой вразвалочку подошёл к бочонку, зачерпнул новую порцию спирта и так же не спеша продолжил прихлёбывать его из кружки.
На какое-то время вокруг него образовался как бы вакуум. Вдруг кого-то, во имя собственного спокойствия никак не желавшего верить рассказу, осенило.
— Ну и трепло же ты, Рой, — объявил тот с облегчением, — какие вертолёты у местного населения? Они только у нелюдей есть, да у нас два. Но наши не боевые.
— Верно. У населения вертолётов нет и отроду не было.
— Так что же, ты хочешь сказать, что наша администрация с нелюдями сговорилась?
— А кто такие «нелюди»? — вопросом на вопрос ответил Рой. Никто не отозвался. Рой криво усмехнулся и продолжил: — Простота, сынок, она хуже воровства. Ты небось думаешь, что население героически борется с нелюдями-захватчиками, а мы ему помогаем?
— А разве нет?
— Нет. Это мы воюем с населением.
— Как?
— Просто. Кто с вертолётом, кто с пулемётом, а кто со шприцем. Только войну эту мы проигрываем, если уже не проиграли.
Метким броском Рой отправил опустевшую кружку на столик и направился к выходу. На пороге задержался на секунду.
— Что я тогда понимал, пацан сопливый! Погоны ещё на плечах не обмялись, думал — царь и бог, десантничек вшивый. Знай то, что сейчас знаю, лучше б сгорел с девятой подстанцией вместе! — И удалился, чётко повернувшись через левое плечо.
