Несколько минут Майя лежала и смотрела в непроглядную тьму перед собой. Ничего не видно, хоть глаз коли. Это потому что шторы задернуты. Она прислушалась к себе. Сердце скакало в груди, как заполошное. Душно. Нужно выйти на свежий воздух, заодно и до ветру прогуляться. Решивши так, Майя поднялась со своего ложа из составленных в два ряда стульев, нащупала ногами тапки. Подошла к двери и, отодвинув щеколду, выглянула в коридор. Никого. Как была в ночнушке, в темноте все равно ничего не видно, она вышла из буфета. Несколько десятков шагов по короткому коридору, бессильная вертушка турникета, тяжелые двери. Девушка вышла на крыльцо и остановилась, вглядываясь в темноту.
Асфальтовая площадка, упирающаяся в бывший газон, машины, возможно припаркованные тут навсегда. Безумное количество звезд над головой и их двойники-отражения в лужах под крыльцом. Созвездия вроде и знакомые, но в тоже время, какие-то не такие. Непривычные. Словно звездам надоело сидеть на одном месте, и они разбрелись кто куда. Только луна за прозрачными кронами берез, какая была, такая и осталась. Майя еще раз оглядела площадку перед институтом — в темноте она казалась бескрайней. Свежий ветер щекотал голые ноги. «Кажется, скоро начнет светать. Небо на востоке уже чуть-чуть розовеет. Надо возвращаться, а то торчу посреди крыльца, словно пугало, еще увидит кто, в таком виде», — она покосилась на пустые черные окна института. Ну, все, по быстренькому делаем свои дела и обратно в койку». Вернувшись в буфет, Майя заперла за собой дверь и вновь улеглась на свою импровизированную кровать. Завернулась в одеяло и, зажмурив глаза, попыталась уснуть. Как ни странно, это получилось почти мгновенно.
*****
Под утро Илье приснился нечто странное. Вернее сам сон не запомнился, он был длинным и путаным, в памяти осталось лишь его окончание. В этом окончании, он садился в трамвай, чтобы ехать в Институт. Хотя точно знал, что никакие трамваи туда не ходят, там и рельсов-то сроду не было. Но почему-то сел. Они ехали и ехали. Мимо каких-то товарных станций, мимо стрелок и дорожных переездов. Вот и знакомые ряды гаражных боксов. Значит уже скоро. Охваченный внезапным сомнением, Илья оглянулся и с удивлением обнаружил, что салон пуст. Все пассажиры сошли неизвестно когда, только одна кондукторша с подозрением таращилась на него толстыми стеклами очков. «Молодой человек, — сказала она строго, — трамвай дальше не идет! Конечная! Дальше дороги нет!» То есть, как конечная? Он глянул в окно — трамвай стоял в заснеженном чистом поле. Илья почувствовал состояние близкое к панике. Куда же тут идти? Он хотел подойти к кондукторше и выяснить, как вдруг оказалось, что никакой кондукторши уже нет… и самого трамвая нет, а он стоит в поле, босиком на снегу, на пронизывающем холодном ветру, у края бездонного и бесконечного обрыва.
Тут Илья понял, что на этом самом месте и стоял Институт… а теперь его нет, только огромная черная дыра, из которой поднимается то ли туман, то ли дым.
И как только он это понял, почва начала уходить из-под ног. Илья почувствовал, как проваливается в эту дыру… страшно и неотвратимо.
Там внутри не было воздуха, стало нечем дышать. Чувство запредельного ужаса заполнило все сознание. Он закричал и проснулся, как из воды, выныривая из кошмара.
*****
Первым, что он увидел, было испуганное, лицо Анюты. По ее щекам катились крупные слезы.
— Ты что, зайка?.. хрипло спросил Илья, медленно отходя от пережитого, — почему ты плачешь?
— Мне приснилась… всхлипнула Анюта, — приснилось… что меня съело какое-то чудище… живьем. А еще ты кричишь… у меня чуть сердце не разорвалось…
— Чудище? Какое чудище? — Илья обнял подругу, поцеловал в мокрую щеку. Ее плечи дрожали. Он почувствовал, как ком встал в горле, от жалости, от нежности к ней. Свой страх разом ушел прочь — лицо у Анюты было, как у маленькой девочки, на которую вдруг злобно загавкала, рвущаяся с привязи, цепная собака. Ну, успокойся, глупенькая… это ж сон всего лишь! Ну, вот же мы, живые, здоровые! — при этом, он невольно поежился, вспомнив свои собственные сновидения.
— Да-а… сон… протянула девушка срывающимся голосом, — я так обрадовалась, когда проснулась… подумала: какое счастье, что это сон и мы дома в своей постели… А мы здесь… в этой… в этом… слезы снова хлынули у нее из глаз, она закрыла лицо руками и упала на подушку, спиной к нему. Илья некоторое время недоуменно смотрел на ее трясущиеся от рыданий плечи. «Что с ней? Истерика? Что делать-то? Воды принести?» Так ничего и, не придумав, он просто лег рядом и принялся гладить ее, от плеча к бедру, по жаркой погоде спали без одежды, одновременно целовать, шею, плечи, спину, шепча при этом: «Ты самая любимая, самая красивая, самая, самая!..» Ласки возымели действие. Рыдания перешли в еле слышные жалобные всхлипывания. Закрепляя успех, Илья придвинулся ближе, и опустил вниз правую руку, подготавливая позицию. Она не сопротивлялась, открываясь ему навстречу. Миг соединения оказался таким мучительно сладким, что Илья еле вытерпел, сжав до боли зубы. Анюта почувствовала это и остановилась. Повернула лицо, ища его губы. После короткой паузы, они продолжили, медленно напряженно двигаясь навстречу друг другу и не обращая внимания на скрипучий диван. Ритмичные движения, время от времени, прерывались волнами судороги, пробегающими по ее телу. Она не произносила ни звука, а просто вся сжималась и останавливалась. Все это происходило как-то странно, незнакомо молча, лишь старые пружины аккомпанировали им. Наконец Илья понял, что больше терпеть уже не в силах и, в несколько сильных резких толчков, закончил дело. Он застонал и это был первый звук, который издали любовники. Анюта что-то зашептала еле слышное, изо всех сил прижимаясь к нему. Илья почувствовал, как бешено колотится ее сердце, перекликаясь с прерывистым дыханием и судорожной пульсацией бедер. Почувствовал, что крик страсти рвется из нее, но она его почему-то сдерживает. Еще несколько сладких секунд и девушка с облегчением выдохнула, расслабляясь. Илья приподнялся на локте и с удивлением заглянул ей в лицо. Глаза ее были прикрыты густыми ресницами, а губы, напротив, приоткрыты. На виске и на носу выступили капельки пота. Она почувствовала его взгляд и открыла глаза. Благодарно улыбнулась.
— Хороший!..
— А ты не очень хорошая!.. Илья поцеловал ее в висок, под каштановым локоном, прихватил зубами мочку уха, пощекотал кончиком языка шею. Почему молчала?
— Щекотно! — она засмеялась, отстраняясь от него, выставив вперед ладошки.
*****
Бух, бух — удары в дверь. Застигнутые врасплох любовники подскочили на своем ложе, словно дверь была не заперта. Илья начал суетливо искать одежду, а Анюта закуталась в занавеску, заменяющую им покрывало.
