Пристань уцелела – волна прошла стороной. Всему же, что в море, досталось по полному счету. В воде купались деревянные ошметки, мелькнул обломок мачты, бочка, днище перевернутой лодчонки...
К берегу подходили, считай, по инерции. Колеса еле двигались. Жалко дрожал воздух над трубой, с натугой ухал котел. Раненый «Анхольт» боролся до конца. Когда сходили с Волны, тряхнуло от всей Нептуновой души. Люди выдержали – захлебнулась машина. Но пироскаф еще сопел, пыхтел, упирался. Лопасти колес с натугой резали подлую рябь. Острый нос – ах, наш милый Андерсен!.. – упрямо смотрел в сторону берега.
Храбрец умирал, но не сдавался.
Пироскаф встречали. Замок блюл давний этикет. Машина умолкла. «Анхольт» без сил чиркнул боком по грубо сбитым доскам. Тяжко упал причальный канат.
– Смир-р-рно!
Сеньор-сержант Оге Ольсен браво подбросил алебарду к небу. Медная каска, красный мундир, синий кант. Почетный караул! – или, если угодно, без затей: карау-у-ул!..
– Гере кастелян! Осмелюсь доложить!
Багровый нос, седые усы.
– Во вверенном вам гарнизоне – полный порядок. Имело быть происшествие...
– Вольно, старина! Вижу.
Андерс Эрстед поднял руку к шляпе, надетой ради такого случая. С Оге Ольсеном, ночным сторожем Королевского музея, спорить не имело смысла. Случись светопреставление, начнись Армагеддон, прими Дания конституцию – все равно возьмет из экспозиции алебарду, побежит рапортовать.
Неисправим!
Второй караульный остался на посту – Ольгер, принц Датский, дальний родич Амелету-Гамлету. Статую установили год назад, аккурат перед воротами. Хмур был Ольгер – и усат, под стать соратнику. Мрамор-меч, мрамор-шлем. Днем еще ничего.
Ночью же лучше не разглядывать.
– ...В виде превеликого буйства стихий...
Старика встретили в дешевой пивнушке Хельсингера, где он кружку за кружкой просаживал скудную пенсию. Не пьянел, однако после пятой кружки начинал строить посетителей в три шеренги. После седьмой – запевал государственный гимн. Братья Эрстеды угостили ветерана, выслушали жалобы на то, что «без войны – не житье!», и решили, что лучшего сторожа для Эльсинора не найти.
Отставник не подвел. Порядок на «вверенной территории» царил идеальный. Крысы – и те ходили строем. Эрстед-младший был окрещен «кастеляном», алебарда раз за разом снималась с витрины ради очередного рапорта. Когда начальство отсутствовало, старик тоже не бездельничал – маршировал по двору. Ать-два, горе не беда, брали мы фортеции, брали города!
Первые же посетители замка, восставшего из тлена, прониклись – и распустили слух по всей Европе. Старый вояка принимал щедрые чаевые и крутил седой ус. Но добродушие Ольсена имело границы. Незваные ночные гости, решив поближе познакомиться с местным антиквариатом, угодили в плен и познакомились с плетью-шестихвосткой – из зала «Ужасы инквизиции».
Воры покаялись. Славы прибавилось.
– Помянутое буйство имело произвести изрядное следствие...
Остановить старину Ольсена не мог даже Мальстрем.
– ...в наличии мертвяки-потопельники. Три единицы. Складированы...
Торвен вздрогнул. Еще немного, и о них тоже бы рапорт отдали. Повезло! Те, кому повезло меньше, лежали неподалеку, укрытые рваным парусом. Шведы-рыбаки? свои? – не разобрать.
Нептун не ушел без добычи.
– Гере Эрстед!
От калитки уже бежали – пироскаф заметили с Башни.
– Гере Эрстед! Гере Торвен! Слава богу! С вами все в порядке?
– В порядке, – усталый Андерс с трудом разлепил губы. – В каюте – больной. Его надо срочно в лабораторию. Носилки есть?
Парни-лаборанты с растерянностью переглянулись.
– Носилки? Откуда?
– На пики уложим, – рассудил сторож. – И знамя постелем. Это во втором зале, вверх по лестнице...
– Если можно, найдите какую-нибудь палку, – попросил Зануда. – Моя трость...
Старина Ольсен хмыкнул в усы и вручил «гере лейтенанту» алебарду. От сердца, можно сказать, оторвал. Брата-ветерана он уважал. Почувствовав себя во всеоружии, Торвен поплелся обратно на борт «Анхольта». Прежде всего пожать руку капитану. Затем пройтись по следам предательницы-трости.
А вдруг?
Пропажа нашлась – лежала возле борта, зацепившись рукоятью за стойку. Капитан оказался под стать пироскафу – от благодарности отмахнулся, после чего не без удовольствия вспомнил настоящий Мальстрем. Он тоже гостил на Лофотенах. Торвен решил было поделиться собственными впечатлениями – и не успел. Слова застряли в горле.
На палубу вынесли Волмонтовича.
Восковой лоб, белые пальцы поверх одеяла. Твердые недвижные веки. Одетый, как всегда, в черное, князь походил на дохлую ворону. Или на Гамлета, сразу после реплики: «Дальнейшее – молчанье...» Рядом с импровизированными носилками шла фрекен Пин-эр. Желтое, словно навеки освещенное газом парижских фонарей, лицо нахмурено, губы плотно сжаты.
Зануда переглянулся с капитаном. Оба вздохнули.
– Да не ногами же вперед! – отчаянно завопил с пристани Эрстед. – На берег, живо! И в лабораторию. Шевелитесь!..
Торвен не слишком жаловал князя. Уж больно странен был Волмонтович. Но это не повод лишать человека врачебной помощи. Лабораторию он помнил – в глубине Башни. Змея-коридор, двери – направо, двери – налево; как войдешь – белый электрический огонь.
Прозекторская...
Пусть Гамлета к помосту отнесут,
Как воина, четыре капитана.
Будь он в живых, он стал бы королем
Заслуженно. Переносите тело
С военной музыкой, по всем статьям
Церемоньяла...
Проводив глазами носилки, он сошел по трапу. Успели. Не потопли. Даже трость вернулась. Удачный денек? Бывали, конечно, и получше...
– А не подскажете ли, сэр... Не здесь ли следует искать Эльсинор, замок его высочества Гамлета?
– Уже нашли, – откликнулся Зануда.
Обернулся.
Эт-то еще откуда?
Волчий оскал, острые акульи клыки. Неопрятная кофта до колен, мятый цилиндр, трехдневная щетина на подбородке. Под мышкой – зонтик, купленный в лавке старьевщика.
– Благодарю, сэр! Д-дверь, как интересно! Неужели и впрямь Эльсинор? Goddamit! Расскажу приятелям – не поверят!..
...и пистолет под кофтой.
Сразу не заметишь. Но гере Торвен был Великим Занудой, а посему человеком внимательным. Удивило не оружие: мало ли кто нынче вооружен? Пистолет – дуэльный, для боевого слишком велик. Английский «Ментон»? Французский «Гастинн-Ренетт»?
Посетитель, ухмыляясь, кинул внимательный взгляд на пироскаф. Смерил расстояние до замковых ворот, прищурился...
– Сударь! – грозно рявкнул Оле Ольсен, тоже оценив странность происходящего. – Имею вам доложить, что Королевский музей начнет работать с июля...
– Вы слишком добры, сэр! – радостно прокаркал гость, отступая на шаг. – С июля, сэр! Полная ясность, провалиться мне на месте!
Он резво попятился, выдергивая из-под мышки зонтик. Раскрыл, выставил перед собой, словно щит. Крутанул пару раз – у зрителей зарябило в глазах, голова пошла кругом... И провалился на месте. Зонтик остался, упав на землю рукояткой вверх. Точь-в-точь гриб-поганка, сбитый палкой лесника...
Креститься Торвен не стал. Заброда, вне сомнений, просто скользнул за ближайший валун. Во всяком случае, такое объяснение прошептала на ухо Мадам Логика.
– Штукари они, эти англичанцы! – сплюнув, заметил сторож. – Все не по-людски, не по-божецки. Как он нашего Амелета обозвал, а? Г-г... Гам-лет! Убил бы...
На зонтик бравый сеньор-сержант не обратил внимания.
Что с «англичанцев» возьмешь?
Ковыляя к калитке в Башню, Торвен от души досадовал на загадочного визитера. Задержал, подлец! Князя успели унести – не догнать, с больной-то ногой! Как теперь увидишь «лечение электричеством по методу доктора Эрстеда»?
Ему повезло. Эрстед обнаружился во дворе – отдавал распоряжения лаборанту. Стоя спиной к Торвену, парень в ответ кивал так энергично, что копна его соломенных волос напоминала стог, в котором любятся поселяне.
Рядом ждала китаянка. Узкие глаза девушки превратились во внимательные щелочки. Складывалось впечатление, что фрекен Пин-эр видит даже то, что происходит у нее за спиной.
– Действуй!
Хлопнув лаборанта по плечу, Эрстед зашагал прочь.
– Полковник!
– Прости, дружище, – он обернулся на ходу. – Я очень тороплюсь. Князь плох, его контур разомкнут. Жизненный флюид вытекает из тела. А та дрянь, что образуется взамен... Лучше не будем об этом. Надеюсь, замыкание контура и повторная ре-витализация спасут Волмонтовича. Но ждать нельзя, уж извини.
– Я не в обиде. Попробую угнаться за тобой.
Торвен был наслышан о первом «воскрешении» Казимира Волмонтовича. Тогда, если верить гере академику, Эрстед-младший буквально поднял князя из гроба «сеансом электробиологии». Занося данные в архив, Зануда выяснил, что данных до обидного мало. Чем болел Волмонтович? Применялось ли что-то, кроме электричества?
Какова была сила разряда?
