С нескрываемо кислой физиономией вернулся в «курительный уголок». Там уже собрались все основные руководители крепости. Большая часть с дымящимися трубками, причём сгорал в них не только табак, даже нечувствительный нос попаданца улавливал в облаке запах каких-то травяных добавок и конопли. Естественно, атмосфера в помещении сгустилась ещё больше. Но сугубо в прямом, не в фигуральном смысле — казацкие руководители лучились оптимизмом после отбитого штурма. Разбившись на группки по двое-четверо, они увлечённо обсуждали животрепещущие проблемы. Нет, не недавний вражеский штурм и не скорое его повторение. Вот ещё! Люди говорили о самом важном: бабах и горилке.
«Обалдеть, упасть, не встать. Тут неизвестно доживём ли до утра, вот-вот враги на штурм пойдут, а они обмениваются адресами шинков с менее чем обычно палёной горилкой и спорят какие, всё-таки женские прелести важнее, те, что выше талии, или ниже. Непрошибаемый оптимизм! Действительно, прав был Маяковский: " Гвозди бы делать из этих людей, не было бы в мире прочнее гвоздей»[5]. Хотя пускать такой материал на гвозди — расстрельное преступление, мы ему более подходящее применение найдём».
— Панове! — гаркнул как на майдане (иначе просто не услышат) Аркадий.
В каземате настала почти мёртвая тишина. Почти потому, что в бойницы проникали звуки из не такого уж далёкого гиреевского лагеря, турки явно собирались не спать, а воевать этой ночью. Все присутствующие повернулись к Москалю-чародею. Кого-то он знал раньше, с кем-то в большей или меньшей степени познакомился уже здесь. Трудностей в опознавании почтенных атаманов не было, каждый второй имел на лице «особую примету», шрам, часто не один — от пули, сабли, ожога…
— Я вот тут прочитал, что мы уже сожгли четверть пороховых запасов. Один Бог знает, сколько турки под стенами простоят, однако если порох у нас совсем кончится, нам не уцелеть. Приказываю поменьше стрелять на дальние расстояния, пушкам же вообще палить только картечью, не более чем на сто сажен, лучше, на семьдесят пять.
— Дык ясно! Чаво яво, порох, зазря палить.
— Понятно!
— Побережемо.
К удивлению Аркадия никто возражать приказу не стал и не пытался напомнить, что приказ на обстрел гиреевского лагеря из пушек дал сам наказной атаман войска. Больше ценных указаний Москаль-чародей давать не решился и отправил атаманов по местам — руководить обороной отдельных частей крепости.
Ждать предутреннего времени или, хотя бы глубокой ночи враги не стали. Только стемнело, двинулись на штурм. Впрочем, при укрытом облаками, пусть и не такими плотными как в предыдущие дни небе, даже самым зоркоглазым удалось высмотреть приближение турок к валам далеко не сразу. Посему экономия пороха от прекращения пальбы вдаль произошла естественным образом — различить отдельные фигуры идущих на приступ можно стало метров за двести, да и то не все, а только мулл в белых чалмах, они опять шли в первых рядах.
Их-то и начали, прежде всего, отстреливать обороняющиеся из ружей, для пушек пока целей видно не было. И тут же получили обратку. Среди наступавших, то здесь, то там, вспыхивали огоньки ответных выстрелов. Янычары, как и казаки, являлись исключением из уровня обученности воинов тех лет, и те и другие умели стрелять ночью. Правда, в этом бою условия для перестрелки сложились уж очень неравными. Казаки палили, будучи частично укрыты, попасть им можно в голову или самый верх торса, причём вели огонь они с упора, а янычарам пришлось отстреливаться стоя в открытом поле, не имея опоры.
Солидным бонусом для обороняющихся стало очень заметное преимущество в высоте — валы и бастионы построили на холмах, попадать в противника наверху куда труднее, чем, если он расположился внизу. Подойдя к валам, турки автоматически лишались возможности отстреливаться, при подъёме ствола у них слетал порох с затравочной полки. Но так близко врагов подпускать никто не собирался, ставка изначально делалась на преимущество в огневой мощи.
По мере приближения неприятелей к валам их могло заметить всё большее число казаков, частота стрельбы резко выросла, как и количество поражённых пулями турок. Вскоре наступающие дошли до минного поля, практически одновременно пушкари смогли выглядеть (или посчитать, что выглядели — адреналин в крови требовал действий) достаточно плотные для картечи ряды врагов. Грохот на поле боя усилился и разнообразился. Громко бахали мины, щедро рассылая вокруг щебень, коротко бомкали пушки, практически непрерывно пухкали с обеих сторон ружья, кричали — от ярости или боли — сражающиеся.
Аркадий удалил из каземата всех стрелков, накуренный атаманами дым успел выветриться, оставив после себя, впрочем, густой аромат, однако хорошо рассмотреть происходящее не мог. По закону подлости, опять закрывшие небо тучи и сносимый ветром дым от стрельбы подветренных бастионов не позволяли рассмотреть толком ничего.
«Как там, в анекдоте звучало, эээ… всё в дыму… ни хрена уже не помню. Но, вроде бы, точно по нынешней ситуации — темень как у негра в анусе, да ещё дым, будто под ногами торфяник горит. Эх, надеть бы ноктовизор… только где его взять? И в ближайшие сотни три лет о нём только помечтать можно будет».
Он приказал зажечь в чашах на бастионных вышках факелы. Благодаря форме чаш сами бастионы оказывались в тени, а вот окружающее пространство, к сожалению небольшое, освещалось. Зато пространство вне освещённого круга покрылось непроницаемой завесой тьмы, там перестали различаться даже смутные тени. Врагов потерял из виду не только Аркадий, резко сократилась частота стрельбы с бастионов и валов.
«Вот и ладненько, вот и хорошо. Явно наметилась ещё одна экономия пороха. А то ведь, к гадалке не ходи — палили-то в белый… хм… в чёрный свет… наверное, таки в чёрную ночь, как в копеечку. И попадали-то, также, вероятно, в основном в небо. И хоть эта темень нам сейчас здорово мешает, обстреливать её глупо. Да ещё и накладно, порох-то недёшев, и опасно — приступов ещё много предстоит, не будет нам чем стрелять — пушной зверёк явится однозначно».
Пороховые облака, то медленно плывущие по ветру, то неожиданно ускоряющиеся вместе с ним быстро поредели и превратились в полупрозрачные летучие кляксы. Появилась возможность просматривать хотя бы световое пятно перед бастионом. Факелы не прожектор, освещение давали слабое и недалёкое, к тому же, игра порывистого ветра с огнём постоянно смещала границы видимости и без того нечёткие. Вне освещённой зоны теперь можно было заметить только вспышки выстрелов сделанных наступающими и более яркие взрывы мин.
«Красивая картина. Будто тьма пытается уничтожить последний оплот света, но никак не может этого сделать. Вечная борьба бобра с ослом. Тогда мы — паладины света, все из себя белые и пушистые, когда отмоемся от человеческой кровищи покрывающей нас с ног до самой макушки. Хм… ещё и грабежи надо списать… на восстановление справедливого распределения богатства, благо у большинства лыцарей награбленное не задерживается. А победит, разумеется, как всегда бабло».
Вопреки здравому смыслу Аркадий попытался рассмотреть хоть что-то за пределами освещённого полукруга, но не преуспел. Впрочем, очень скоро в перегрузке глаз рассматриванием нерассматриваемого отпала нужда. Минное поле, на которое Москаль-чародей так рассчитывал, янычар не задержало совсем. Они протоптали в нём несколько широких — судя по взрывам — троп, невзирая, на наверняка немалые потери.
Одну из дорог к осаждённой крепости турки пробивали как раз невдалеке от центрального бастиона, в котором находился наказной атаман. Янычары, их легко опознать по характерным головным уборам, юскуфкам, а не райя, как днём, несли мешки с землёй, проходя по краю освещённого пятна. На глазах осаждённых сначала под ногами одного, потом другого из атакующих сверкали вспышки взрывов, вспухали дымные облака. Разрывая неосторожного на части, кося идущих рядом чугунными осколками и щебнем. Однако никого это не смутило, из темноты выходили всё новые и новые фигуры с мешками, упорно продвигаясь ко рву перед валами и бастионами.
Затихшая было стрельба оживилась, у казаков появились перед глазами хорошо различимые цели и они не зевали — отдельные ружейные выстрелы слились в какофонию. То тут, то там раздавалось звонкое пушечное «бом!», отправляя в полёт очередную стаю смертоносной картечи. Янычары падали на землю, густо устилая её своими телами, уже не только от близких разрывов мин, но попыток засыпать ров не прекращали. Выдвижение из тьмы всё большего числа воинов несущих мешки с землёй не прекращалось, а нарастало.
Аркадий попытался рассмотреть, что творится у соседних бастионов, даже подзорную трубу для этого из футляра вытащил. Увы, кроме вспышек выстрелов и взрывов в темноте, усиленной пороховым дымом ничего не разглядел, хоть факелы зажгли над всеми бастионами. В очередной раз посетовав про себя на несовершенство местных технологий, засомневался, стоит ли посылать гонцов по другим участкам обороны с вопросом о положении дел? Подумав, решил, что не стоит. Своё дело атаманы и полковники знали, неопытные руководители с местным контингентом справиться не смогли бы. Раз не присылают нарочных за помощью, значит, уверены, что смогут отбить приступ на своих участках самостоятельно.
