- Я уже не в Корпусе, - буркнул следователь. – И не Коля, а «гражданин следователь».
Седой порывался молить дальше, но следователь оборвал его досадливым движением руки.
- Хватит, дядька Натан, - буркнул он. – Вставай и присядь. Сейчас подумаю…
Думал он долго, минут пять или даже больше. Точнее, не столько думал, сколько гнал от себя неумолимо подступающий сон и сомнения в правильности задуманного. Натан Моисеевич сидел на самом краешке стула, комкая за неимением шапки длинные лацканы мятого пальто.
- Сыну твоему, Гедеону сейчас сколько? – наконец спросил Аничкин с тяжелой неохотой.
- Девятнадцать…
- Призывной?
- Никак нет. Единственный ребенок и кормилец.
- Значит так, - следователь потер лоб, кривя губы. – Сейчас пишешь повинное письмо. То есть пишем вместе, под мою диктовку. Сдаешь все и всех, в первую очередь – кто вам таскал алюминий, и кому еще перепадало.
- Да я не… - начал, было, Натан и осекся под мрачным взглядом Аничкина. – Все сделаю, уши у меня таки есть и в них немало чего попало, все вспомню и расскажу.
- Конечно, расскажешь. И сегодня же чтобы Гедеон записался в добровольцы, по собственному желанию. Я все оформлю как добровольное раскаяние, и еще приложу отзыв о патриотических кондициях.
- В армию… - прошептал упавшим голосом Натан. – Он же с образованием, значит… в бронечасти… Оттуда же выходят инвалидами или на погост.
- Или так, или его в смерть-роту, - безжалостно сказал следователь. – Вы же вместе те пуговицы штамповали. По статье и по возрасту - в самый раз. А тебя на бессрочную каторгу. Сам решай. Но быстро.
- Держим строй, - квакнул в наушнике голос комроты.
- А я вот еще какую приколюху слышал! – орал мехвод, перекрикивая рычание двигателя. – К комдиву пятнадцатой пехотной прикатывают на днях ошметки бронебригады, дескать, после двух недель боев, пять машин осталось, разваливаются на части, идут в тыл на ремонт и, горючки чтобы им отлили мальца!
- Он умолк, склонив голову низко, по-бычьи, крутя ей из стороны в сторону, стреляя взглядом в узкие прорези триплексов.
- И чего? – подтолкнул его командир, не отрываясь от перископа. Обычно перед боем не ведут пустых разговоров, но командир и мехвод воевали вместе целых полгода – невероятный, почти волшебный срок, и завели свои, немудреные ритуалы и привычки.
- А комдив то не дурак, он Зимникову звякнул, а тот все бронечасти на фронте знает, тоже трубочку снял и кого надо спросил. Так оказалось, та, прости господи, «бригада», всего пять броневиков и насчитывала, они, как рядом снаряды рваться начали, сорвались в тыл и без единой остановки отмахали девяносто километров по тылам, чтобы не нашли.
Командир произнес что-то неразборчивое, но явно невежливое.
- Ага! – согласился мехвод. – Так и сделали. Расстрел перед строем, даже специальную роту или трибунал дергать не стали.
- Как без трибунала? – подал голос наводчик. – Самосуд какой-то.
- По приказу генерального инспектора фронта, вроде так.
- А, ну это по закону, - согласился наводчик и протер рукавом и без того сверкающий затвор орудия. Нехитрое действие потребовало почти акробатической ловкости – броневик немилосердно трясло.
- Вижу танки, - коротко и очень четко произнес голос в шлемофоне, кажется, машина номер семь. – Прямо по ходу, километра два.
Слово «танки» в войсках приживалось неохотно, будучи обозначением сугубо вражеской техники. Поэтому сразу стало понятно, что впереди враг. Свою технику предпочитали называть по старинке – «броня». «Броневик» - для машин полегче, и «бронеход» - для гусеничных.
- Вижу, - хрипло пролаял в переговорник командир экипажа. – «Финдеры» и еще пара «укоротов».
Потасовка обещала быть богатой и знатной. Средние танки и еще «укороченные» версии тяжелых, собранных уже заводами бывшего Пангерманского Союза – это серьезно. «Медведь» машина легкая, колесная и хоть сколь-нибудь нормальная броня у него только на башне-переростке с противотанковым орудием «четыре-пять». В прямой сшибке шансов нет.
К счастью, за минувший год кое-чему научились…
- Идем серпом, ныкайтесь за холмиками пока можете, - отозвался комроты. – Вызываю артиллерию.
Тряски добавилось, мехвод вел машину размашистой «змейкой». Наводчик приник к приборам. Гедеон так же взглянул в прицел пулемета и сразу получил по глазу окуляром, когда «Медведь» вновь сменил курс. Единственное, что он успел увидеть – серую, безрадостную равнину с какими-то обгоревшими развалинами, вениками голых деревьев и пологими холмиками.
Броневик подпрыгнул и резко ускорил ход. Невдалеке словно взорвали большую хлопушку. Бухало гулко и совсем не страшно.
- Ай, братцы-артиллеристы хорошо сработали! – вопил наводчик, не отрываясь от триплекса. – И дыма нагнали, и вражин понакрывали! Сейчас главное – в ближку войти, загрызем как муравьи жука!
- Ходу! – крикнул командир. – Жми!
Гедеон ухватился правой рукой за поручень, позабыв обо всем, а левой вцепился в нашивку добровольца, как будто намереваясь ее оторвать. В голове не осталось ни единой мысли, кроме неистового желания, чтобы все, наконец, закончилось. И поскорее.
«Пережить бой… пережить этот ужасный бой…» - колотилось в голове.
Наводчик быстро, коротко оглянулся на него через плечо и прошипел что-то неразборчивое, потерявшееся за ревом дизеля. Вроде «…новичок… курсы… дерьмо…» и что-то еще.
Броневик вновь качнуло, почти подбросило в воздух, так, что Гедеон едва не приложился затылком о крышу башни. Не сказать, чтобы он был совсем уж новичком, третий бой, как-никак. Но предыдущие схватки походили, скорее, на пиратские набеги. Кто-то где-то стрелял, что-то взрывалось, но без особого ущерба. Теперь же малой кровью не отделаться, наверное…
- Слева, на одиннадцать! – рявкнул командир.
- Есть! – отозвался наводчик, вращая свои маховики, не отрываясь от прицела. – На ходу не попадем!
- Делай на два-три! – непонятно прокричал командир.
- Вперед, моя верная шайтан-арба! – орал мехвод, крутя широкое рулевое колесо. – Раз! Два!
«Три» потонуло в скрежете и грохоте. Машина резко остановилась – словно якорь бросила, и сразу же глухо бухнула пушка. Затвор отпрыгнул назад, выбрасывая гильзу, источавшую белесый дым с отчетливым кисло-перечным запахом. Латунный цилиндр казался странно-маленьким, как будто для большого ружья. Наводчик оторвался от прицела и крикнул Гедеону:
- Чего расселся? Снаряд давай!
Модернизированный «Медведь» в какой-то мере стал жертвой авральной мобилизации. На первоначальной, еще довоенной машине, стоял крупнокалиберный пулемет или скорострельная автоматическая двадцатимиллиметровка с механизированной перезарядкой. Поэтому наводчик не отвлекался от основной работы, и четырех членов экипажа вполне хватало. Но полноценная пушка и танковые поединки потребовали новой башни, которая тяжело легла на достаточно легкое шасси. Еще одному члену в экипаже места уже не нашлось, так что обязанность перезаряжать основное орудие выпала радисту, который должен был еще обеспечивать связь и стрелять из пулемета. Гедеон об этом напрочь забыл.
- Бронебойный давай! – приказал наводчик, но, взглянув на сжавшегося в углу радиста, плюнул и сам потянулся к стеллажу.
* * *
- Сегодня у нас замечательный пациент, - заметил профессор Юдин строгим, «лекторским» тоном. – Как видим, сей достойный воин был весьма плохо обработан на предыдущих этапах, но в целом на удивление в хорошем состоянии.
Пациент - щуплый, усталый солдатик в шине Дитерихса, мрачно и безнадежно смотрел на незнакомого доктора, среднерослого, с высоким, очень покатым лбом и умными, по-юношески живыми глазами за стеклами круглых очков.
- Прошу вас, господа, ближе, - пригласил профессор, и медики чуть придвинулись, внимательно наблюдая за манипуляциями лектора. – Итак, перед нами проникающее ранение бедра с переломом в нижней трети, пациент ранен четыре дня назад, состояние удовлетворительное, но угрожает развитие инфекции. Неопытный врач даже может ошибочно заподозрить гангрену.
Солдат явно не соглашался с «удовлетворительностью» состояния. Даже на вид было понятно, что его лихорадит. На отвязывание бинтов от шины бедняга смотрел с сосредоточенной неприязнью ожидания неизбежных мук.
Медсестра медленно и осторожно помогла раненому сесть, протерла ему поясницу бензином.
- За десятилетия, прошедшие со времен Бира, - говорил Юдин, нащупывая нужное место на позвоночнике. - Было выработано множество методик и приспособлений спинномозгового обезболивания, но ни одно из них не дает чего-либо исключительно ценного и незаменимого. Для пункции лучше всего использовать тонкие, острые иглы с тупым углом среза, специальные иглы с вогнутым шлифом очень удобны, но заточка их в полевых условиях неизбежно приводит к уродованию фабричного шлифа.
