поверить в разумных кошек, мировой лёд, заговор жидо-рептилоидов, или еще какой бред. Хотя, это не самый худший вариант. Вернуться в нормальный мир, не насладившись всеми радостями нежданной юности, будет куда обиднее. Так сказать, поманили конфеткой и не дали.
Раннее утро. Свежо. Навстречу попадаются два подростка в спортивных костюмах. Молодежь пытается приобщаться к здоровому образу жизни с утренними пробежками. Машу им в ответ и ускоряю шаг. Аллея практически не изменилась. Только скамеек стало меньше. Гранитный валун на своём месте. Цветник вокруг него ухожен.
Первым делом иду к воротам. Да, машин нет. Ни одной. И не удивительно. Зато вывеска над воротами изменилась, теперь это «Пионерский лагерь «Дальние огни». Справа от ворот гипсовая скульптура: мальчик и девочка. Не понимаю, какое отношение имеют североамериканские первопроходцы к «Дальним огням», вывеска русская, это радует.
— Добро пожаловать в сказку! — с этими словами бодро марширую в сторону дороги. Есть у меня опасение, гложет маленький червячок: ненадолго это, стоит отвернуться, и всё вернётся на круги своя. Даже не знаю чего опасаться: застрять в этом теле и лагере, или вернуться на вчерашнюю базу взрослым человеком. Гормоны нехорошо над мной шутят. Грудь стеснило в предвкушении, чего не знаю, но определенно хорошего.
Иду прочь от лагеря. Привык пробовать границы на прочность. С детства такая проблема. Или достоинство. Это смотря с какой стороны посмотреть. Иногда лучше не трогать и не пытаться нащупать рамки допустимого. Увы, не могу, привычка такая.
Двести метров грунтовки. Выхожу на шоссе. Лес по сторонам дороги, кажется, не изменился, а вот асфальта уже нет. Передо мной укатанная щебёночная дорога. Типичный просёлок середины прошлого века. На обочине лежит старая покрышка. В траве поблескивает бутылка. Только теперь я понимаю, что не сплю. Такое придумать невозможно. Вспоминая о юношеских годах, как-то забываешь о недостатках прежних времён.
Просыпаюсь от тихого посапывания на соседней кровати. Даша свернулась калачиком, волосы рассыпались по плечам. Простынка с нее сползла, обнажив стройные ножки и приятные округлости. Вот недостаток ночных рубашек — задираются не вовремя. Целомудренно укрываю подругу своей простыней. Будить ее не хочу. И так вчера до поздней ночи просидели на крыльце, любовались звездами.
Милая моя, самая близкая и родная девочка. Солнышко. Меня захлестывает волна нежности. Хочется обнять Дашу, разбудить поцелуем. Нет. Пусть пока спит.
Одеваться не хочу. Как есть, в неглиже иду в душ. Щелкаю выключателем. Мать твою!!! Этого вчера не было! Усмиряю порыв выскочить на улицу и посмотреть номер на стене. Наш домик номер «двадцать первый». Точно помню цифры на пластиковой табличке. Беру себя в руки. Если кто увидит меня на улице голой, позору не оберёшься. Ославлюсь на весь лагерь. Проще будет уехать, чем терпеть подколки и шепот за спиной до конца смены.
И как нас угораздило ввалиться в чужой домик? Ключ ведь подошёл. Хорошо ещё, дом пустой. Стоп. Нет. Не может быть. Мы не сразу легли спать и ничего не перепутали. Идею, дескать кто-то взял нас спящих и перенес в другой домик отметаю за ее полной фантастичностью. Не знаю, как с Дашей, а со мной такой номер чреват умерщвлением через свернутую шею и засунутые в афедрон руки.
Ещё раз оглядываю критическим взглядом убожище санузла. Такое даже в бараках для иностранных рабочих давно не ставят. Жестяная раковина. Медный кран с одним вентилем, а где горячая вода? Вместо душевой кабины «Эдем» нечто из тюремного антуража. Угол помещения отгорожен бортиком в полметра высотой. Все облицовано дряной плиткой. Сверху присобачено нечто вроде шторы из полиэтилена. Мамочки! Я такое только по телевизору и в интерсете видела. Нет, вполне нормально для Греции или Боливии. В России же даже в самой архаичной глубинке, даже в диком Туркестане и индейских стойбищах Аляски такого не встретишь.
Наша одежда раскидана по комнате. Натянуть трусы, левисы, набросить и застегнуть рубашку, на всё меньше минуты. А где мой шейный платок? Ни моего, ни Дашиного нигде не видно. Зато нахожу два треугольника синтетического красного шелка. Механически беру с стула Дашину юбку….
Стоп! Этим утром я соображаю, как чухонка, медленно со скрипом. На меня так атмосфера полной свободы действует? Раньше не замечала. Нет Дашиной одежды. Зато у меня в руках темная юбка. На столе белая женская рубашка странного фасона. Вот бюстгальтер на тумбочке и трусики на крючке кажется точно Даши. Да, трусы у нее вчера были белые, два аккуратных треугольничка с лямочками.
Быстро провожу ревизию. Мои вещи разложены в шкафу. Всё, что привезла с собой. Как вчера и оставила. Баул под кроватью, в боковом кармане дамские штучки, пружинный нож. Часы как бросила на тумбочку, так и лежат. Дамские «Буре» на браслете. Зато исчезли телефон и кошелёк. Пакет с формой пропал. Но на моей полке появились чужая юбка, две белые рубашки, и гольфы. Последних штук пять. Все одинаковые, как из дешёвого магазина для домашней прислуги, соответствующего качества.
Может быть я и не трусиха, но дверь открываю с ножом в руке. Тяжесть металла в ладони успокаивает. Стоит нажать на кнопку и выскочит приличное лезвие уральской стали. Папин подарок на четырнадцатилетие. Рукоять с упорами и фиксатором, можно бить в полную силу, не боясь поранить руку.
Пейзаж за ночь изменился. Почти всё на том же месте, только другое. Крыльцо вросло в землю, дорожка из плит выглядит старше, между швами густая трава. Зато кусты и деревья ниже и гуще. Табличка на стене с номером «21» стала жестяной. Приплыли, называется.
— Лена, ты мне одно скажи, что вчера было и где моя пижама?
— Ты не помнишь?
Реакция Даши мне не нравится. Изменение обстановки и гардероба она даже не заметила. А вот на свою ночную рубашку полупрозрачного шелка реагирует слишком странно. Она меня стесняется?
— Даша, мы гуляли допоздна, пришли домой, в домик — быстро поправляюсь.
— А дальше? — она сидит на кровати, закрывшись простыней.
— Дальше мы уснули.
— Ты не помнишь, пижаму я одевала?
— Милая — сажусь перед ней на корточки, заглядываю в глаза, беру ее ладони в руки.
— Лена, дай мне одеться.
— Конечно — улыбаюсь и киваю ресницами.
— Отвернись. Это неприлично. — подруга хмурит брови.
Отхожу к окну. Даша за моей спиной быстро одевается и идет в санузел. Вопля изумления не слышно. Акустика здесь замечательная. Поскрипывает крепление унитаза, звонко журчит струя. Слышу, как Дарья спускает воду, как умывается. Наконец она выходит, посвежевшая и довольная жизнью. Естественные потребности дают о
