– Ты ничего такого странного ночью не заметил?
– В смысле?
– Ну, голова не болела? Не кружилась?
– Не, а при чем тут это?
– Там впереди стоит тяжелый транспортер МАЗ, – будничным тоном сообщил Саша.
– Ну и что такого?
– Я, может быть, не шибко образованный, но грузовики знаю на «ять»! Сам помнишь – живу я с этого. Так вот, в Минске завод появился только после войны.
– И? – нить рассуждений я пока не улавливал.
– Там. В тридцати метрах. Стоит. Машина. Выпущенная. На заводе. Который откроют. Лет. Через. Пять, – четко и раздельно, чуть ли не по слогам, объяснил Саша.
– Уверен? – вопрос я задал, прямо скажем, идиотский, что немедленно отразилось на лице командира и друга. – Народ рядом есть? – я тут же постарался исправиться. – Пойдем и посмотрим, а то и расспросим. Может, это такие же бедолаги, как и мы? А если что, то мы и сами с усами! – заметив сомнение на лице собеседника, я выразительно похлопал по ствольной коробке ППД.
К машине мы вышли, сделав приличный крюк, с тем расчетом, чтобы оказаться сзади и отрезать противнику путь возможного отступления. С моего места разобрать, есть ли кто-нибудь в кабине или нет, не получалось – уж очень высоко от земли она находилась. На широком и длинном полуприцепе, покоившемся на множестве колес, стоял какой-то непонятный механизм, о назначении которого я бы сказать ничего не смог. К тому же груз был тщательно закрыт брезентом. Фермер знаком показал, что придется подойти поближе.
Я иду справа от машины, а он, соответственно – слева. Вжимаю в плечо автомат – я все-таки не такой быстрый как напарник. Это Саше свою СВТ вскинуть не проблема, а я боюсь не успеть.
Шаг – тишина вокруг, лишь чуть слышно скрипнул песок под ногой. Второй – ничего. Третий… До кабины еще пять. Или шесть.
Шорох слева! Я не вижу, да и командир там, но все равно непроизвольно дергаюсь.
– Тю, хлопцы! Вы чего, в войнушку, да? – Голос ни разу не испуганный, скорее даже радостный, но нервы и так на пределе. С трудом удержал палец на спуске! – Вы чо? Я «хенде хох»! В натуре, без шуток!
Я выскочил из-за машины и увидел коренастого мужика, стоявшего с поднятыми руками на обочине дороги. Вислые усы, популярные в Белоруссии, короткая стрижка, синяя куртка из грубой ткани вроде брезента, джинсы! Точно! Классический крой, хорошо видна фактура саржи[113]. Вот только цвет серо-зеленый. Если судить по тому, как мужик косится куда-то влево, – Саша как раз там и стоит и наверняка держит незнакомца на прицеле.
– Не, я и не знал, что у вас тут игра!
«Игра? Какая, на хрен, игра?»
– Вы не знаете, где тут семнадцатый участок леспромхоза? – мужик явно любитель поговорить, но и жизнью битый, стоит и не дергается. Права не качает. Но я мог и погорячиться – уже давно все воспринимаю через призму войны. А вдруг он действительно считает, что мы в какую-то игру вроде изрядно позабытого на фоне всего произошедшего за два последних месяца страйкбола, играем.
– Ты кто? – Голос Фермера глух и хрипл.
– Водитель. В автохозяйстве работаю. Вот – везу агрегат пилильный на делянку, – вислоусый, не опуская рук, пальцем показал на прицеп.
– Тотен, проверь!
– Э, чего проверять-то? – возмутился мужик. – Если надо, могу накладные показать. Путевой лист… Но тогда уж и вы документ какой предъявите, что проверять могете. А то кто вас знает?
Вместо ответа Саша выразительно покачал винтовкой.
– День сегодня какой? – Негоже поперед командования в пекло лезть, но вопрос просто жег мне язык.
– С утра двадцать восьмое было… Вы чего, хорошо вечерком посидели? Неправильно это – в воскресенье наклюкиваться… Суббота на то есть!
«Не, точно мужик безбашенный – на него два ствола глядят, а он о вреде выпивона в воскресенье поучает! Хорошо, что я еще не спросил, какая это планета?» Но от ощущения общей неправильности происходящего по спине пробежал холодок. Заметил я за собой такое новое свойство. И даже не раз об этом думал. Правда, кроме скороспелого вывода, что это из-за общих переживаний «чувство опасности» так трансформировалось, так ничего и не придумал.
– Августа?
– Ну да! Чего же еще?
– А год какой? – тут уже не выдержал Саша.
– Вы чего мужики? – «Пленный» даже руки от удивления опустил. – Две тысячи восьмой.
– Твою мать! – выдохнули мы одновременно с Фермером.
Москва, улица Дзержинского, дом 2. 1 сентября 1941 года. 18.43
– Как дела? – Может, Эйтингон и постучался, но, погруженный в свои невеселые мысли, Павел это пропустил.
– Как сажа бела… А у тебя чего?
– Через неделю уезжаю.
– Все-таки решилось?
– Ага. Так чего пригорюнился-то? – Наум последние три дня был занят организацией собственной поездки в Турцию, для чего пришлось встречаться и общаться с добрыми двумя десятками людей, так что в отделе появлялся лишь набегами.
– «Странники» не вышли на связь.
– Да ну! – Заместитель отодвинул стул и сел рядом. – Сколько сеансов пропустили?
– Один плановый и четыре резервных. Радисты говорят – на частотах глухо. Последний сеанс был двадцать шестого ночью. Передали солидный такой кусок…
– Думаешь, взяли их?
– И это самый лучший вариант… – Судоплатов резко мотнул головой. – Черт, что несу-то?! Какой лучший?!
– Паша, не бесись, – Эйтингон успокаивающе положил ладонь на плечо товарища. – Что, считаешь, из-за такого срыва им верить перестанут?
Вместо ответа Павел кивнул.
– А вот это вряд ли! Они уже столько наворотили, что… – он на секунду задумался, – уже не вычеркнешь! Ты не в курсе случайно, нет ли в тех краях каких-нибудь групп? Наших, армейских, подпольщиков, в конце-то концов? Пусть поищут. – Эйтингон постучал пальцем по столу. – Кстати, Паша, ты не думал, что у них могла просто рация сломаться или батареи накрылись?
– Сломаться могла, а про батареи… Помнишь, что Зайцев рассказывал? Какое у них специальное устройство?
– Это которое цепляется к автомобильному аккумулятору и от него практически любую рацию можно запитать?
– Да.
– Ну, значит, трансформатор этот сломался… Ты с летунами договорился?
– Да. Готовы.
– Значит, сиди и жди! А теперь мне с тобой о другом поговорить надо…
Москва, улица Дзержинского, дом 2. 1 сентября 1941 года. 19.43
– Товарищ нарком, разрешите? – Берия, внимательно изучавший какие-то бумаги, закрыл папку и махнул рукой, разрешая войти.
Комиссар госбезопасности второго ранга Круглов[114] посторонился, пропуская коренастого человека средних лет, одетого в вытертую практически добела полевую гимнастерку без знаков различия. Внешность прибывшего выдавала коренного уроженца Кавказа. Густая щетина, темные круги под глубоко запавшими глазами – человек этот, похоже, очень давно нормально не спал.
