… Сама знаешь.)
Проснулся я ни свет, ни заря от громкого крика: «А-а!!..
Блядь!..» Это Костя внизу ударился обо что-то там головой.
Проснулся, потянулся спросонья к столу, ну и… «Ты умойся хоть! Жрать сразу… А потом в телевизор, как зомби. Ты, вась, становишься каким-то гуманоидом. Мутируешь! Не знаю, что надо делать, чтобы головой в эту хуйню въебаться. Спецом — базара нет, а так…» (Специально — можно, слов нет, а так…)
Это уже Витя. Все! Сон пропал. Чувствую, что больше не усну. А на-а-а-адо бы! О-хо-хо! До проверки-то, похоже, еще далеко. Рано! А с утра не доспишь — целый день потом как вареный ходишь. Маешься. На шконке в тоске валяешься. Ни читать, ни писать — ну, ничем в этом состоянии заниматься невозможно!
Однако делать нечего — надо вставать. Умываюсь из-под крана местной ледяной водой, чищу ей же зубы и сажусь потом за стол. Пить кофе. Завтракать. Присоединяюсь, короче, к остальным. (Которые, по-моему, сидят там постоянно. Круглосуточно. Если только не спят.)
— Слышь, Вить! Дай, пожалуйста, сырок, а то я не достану. А у тебя руки длинные…
— Да, руки у нас длинные, а жизнь короткая. (Витя передает мне остатки сырка «Дружба».)
— На прогулку надо ходить, спортом заниматься — тогда и жизнь длинная будет. (Это Костя.)
— Не еврейское это дело! Если бы от спорта польза была, все евреи бы на перекладинах висели, а они почему-то в шахматы играют.
— Да! Выкрутился… Ну, не можешь ты не вильнуть хвостом!
— А что, сырков больше нет? (Это я.)
— Нет. Это был последний.
— Та-ак! Это был последний… (Это опять я.) Интересное кино… И что теперь? А?
Жизнь на одном только вискасе? Где этот блядский ларек?! Который не несут мне уже третью неделю! Что же это в самом деле такое!!?
— Не несут, не несут, а потом их ка-ак прорвет!..
— Дождешься, прорвет их!
— Но должны же они…
— Вась, ну ты, прям, как ребенок! В натуре. «Должны!» Да ничего они не должны! Вон, сосед пишет: «С этой стервой как ни спорили, ларька все равно не дала». Прикинь, он сам не русский. Родственники тоже все без паспортов. Ну, поймали у тюрьмы какого-то таджика и через него ларек сделали. А ни фамилии, ни паспортных данных у таджика не спросили. Просто местных порядков не знали. Думали, если ларек на конкретного человека сделан, именно на его имя — то какая разница, от кого? А эта сука говорит: «Тебе ларек, но я тебе его не отдам». Второй раз уже приходит и не дает ларек. Вот и все! Тут тюрьма. Каждый дрочит, как он хочет.
Наконец кофе допит, завтрак закончен. Опять залезаю на шконарь и жду проверки. До проверки спать все равно никто не ляжет. А значит, стол занят, суета… разговоры… В общем, лучше уж наверху пока полежать. Спокойнее. Ну, лежу, жду. Сколько там у нас времени?
Восемь? А! Ну, уже скоро. (Проверка бывает обычно минут в двадцать девятого. Плюс-минус, там, минут десять.)
Восемь двадцать… восемь тридцать… восемь сорок… девять! Да где, блядь, они? Девять двадцать… девять тридцать… девять сорок… Та-ак! Это уж что-то новенькое… Такого я здесь что-то даже и не припомню. Чтобы проверка так затягивалась. Что же это, интересно, у них сегодня случилось? Опять, небось, какой-нибудь пиздец? Типа проверки из ГУИНа? (Ничего хорошего ведь здесь случиться не может в принципе. Только плохое! Всегда ждешь именно его.)
Но вот около десяти (!) наконец-то залязгали где-то совсем рядом.
Похоже даже, уже у соседей… Ага! Идут! Скрежет ключа, дверь камеры открывается. «Проверка!» Все выходят в коридор, становятся лицом к стене. (Руки вообще-то надо «за спину», но за этим обычно никто не следит. Ну, скажут — заложишь.) «Заходим!» Практически сразу же возвращаемся назад, в камеру. В принципе, на утренней проверке…
Впрочем, я лучше тебе о ней в следующий раз как-нибудь поподробнее расскажу. Ладно? А то сегодня и так много всего было…
Короче, заканчивается наконец-то эта мудацкая проверка. Ну, все вяло пообсуждали, что это, мол, «они сегодня так припозднились?» и стали укладываться спать. Точнее, это я, блядь, на радостях решил, что все они стали «укладываться»! А на самом-то деле трое решили пойти на прогулку. (Про прогулку я тоже как-нибудь попозже напишу.
Потом. При случае. Хорошо?) Твою мать! Прогулка — никак не раньше одиннадцати. (А может быть, и гораздо позже. Вообще в любое время!)
Значит, ждать ее еще час, как минимум. Это, если повезет. Твою мать!
Ну, что за невезенье! Ладно, опять лежу, жду. А куда деваться? Стол занят.
Но вот кажется… Да! Точно! Стучат ключом в дверь. «На прогулку идем?» — «Идем! Идем!» — «Прямо сейчас!» Что означает минут через пять. Ну, может, иногда чуть больше. Но вот проходит пятнадцать минут… полчаса… Тихо! Ну, и где же он? «Где, блядь, этот гондон?» Через сорок пять минут (!!) дверь камеры наконец-то открывается. Прогулка! Ну, слава Богу!
«Мавроди! На вызов! Прямо сейчас!» — а это еще что такое?! Что за пиздец! Какой еще, блядь, «вызов»? Куда? Ведь сегодня только четверг? Никого, вроде, не жду?.. А-а! Ну да… Это же, наверное, следователь! Что-то он там, кажется, говорил в прошлый раз адвокату?
Что на этой неделе, мол, ко мне придет… Вот, блядь, и пришел!
Какой-то там «акт экспертизы» мне показывать. На хуй он мне, спрашивается, нужен, этот акт?! Ну зачем его обязательно сейчас мне показывать? Неужели им самим не лень сюда таскаться? Ведь знают же прекрасно, что я ничего подписывать не буду. Могли бы сразу везде писать: «От подписи отказался». Чисто автоматически! Я лично был бы только рад! И им хорошо — лишний раз сюда не ездить, и мне — по пеналам зря не сидеть. Вот закончится следствие, начну с делом знакомиться — тогда уж все эти акты вволю и почитаю. Времени у меня на это мно-ого будет! Хоть наизусть их все учи. А сейчас…
Но делать нечего. Заказали — значит, придется идти. Тьфу! Да провались они пропадом! Со всеми своими актами! Нет от них покоя!
Эх, пропал день…
Итак, все уходят на прогулку, а я опять, как мудак, сижу и жду.
«Прямо сейчас!» Ха! Знаем мы эти их «прямо сейчас»! Но, впрочем, на этот раз мне везет. Ждать приходится действительно совсем недолго.
Вот снова лязгает запор и… У открытой двери молча стоит охранник и ждет, пока я выйду. Выхожу из камеры. Охранник сразу же захлопывает дверь.
— Фамилия?
— Мавроди.
— Имя-отчество?
— Сергей Пантелеевич.
— Год рождения?
— Пятьдесят пятый.
Только после этого охранник запирает дверь камеры и кивает мне:
— Проходи к окну.
(Вот интересно! Все охранники меня давно уже прекрасно знают. В коридоре мы одни. Я и он. И все равно каждый раз повторяется одно и то же. «Фамилия?» — «Имя-отчество?» Одни и те же вопросы, одни и те же интонации, одни и те же жесты и движения. Каждый раз все повторяется снова! Вплоть до мельчайших деталей и подробностей.
