– Смерть принял князь Изяслав Мстиславич под Киевом! Свирский детинец княжа – наместника захвачен. Сдавайтесь лучше по – хорошему вашему новому князю Ростиславу Мстиславичу!
От таких известий собравшаяся толпа народа взвыла, раздались громкие крики и пронзительный негодующий свист. Повсюду послышались громкие бабские слёзные завывания.
Но больше всего собравшихся людей волновала судьба Владимира, их многочисленные голоса достигли ушей вещающего боярина.
– А с Владимиром, с князем – то что? Неужто и его сгубили?
– Того мне неведомо …
Пока большинство народа пребывало в шоковом состоянии, руководить действиями горожан взялся комбат Аржанин.
– Давайте быстрей, сбрасывайте жмуриков в ров, – командовал он, – да ворота надо запереть, не ровен час, переветчики сюда нагрянут! И болезных всех отсюда выносите, нечего им на земле лежать! – руководил он действиями народа вместо самоустранившегося кончанского старосты Ильинского конца.
Батальон Аржанина разместившись повзводно, охватил весь периметр Заднепровского острога. К пехотинцам стали присоединяться кончанские сотни вооружённых мужиков, множество заводских рабочих и мастеров.
Раненные в только что отгремевшей сече лежали на замазанной кровью соломе, около них суетилось множество баб, помогая перевязывать кровоточащие раны.
Горожане споро подхватывали за руки – ноги трупы, с навсегда застывшими, искажёнными от боли гримасами на лицах, и скидывали тела за ворота, в глубокий ров, предварительно успевая обобрать с них всё ценное имущество.
На неожиданную поживу тут же начали слетаться неведомо откуда взявшиеся вороны. Когда ворота заперли, тела бунтовщиков были облеплены падальщиками со всех сторон.
– Глянь ка ты, как пчёлы на мёд слетелись, – говорил Аржанин, наблюдая со стены за воронами, – видать их с того берега Днепра пугнули, не дали там потрапезничать.
Стоявшие рядом с ним на стене ополченцы согласились с такими выводами.
Веруслав, уже почти четыре месяца как возглавляющий Военно – промышленное управление (ВПУ), подошёл к Аржанину, взявшему на себя все бразды правления в Ильинском конце.
– Комбат, – обратился он к нему, – на заводских складах скопилось много брони с оружием, надо бы ополченцам раздать..?
– Точно! – командующий хлопнул Веруслава по плечу и тут же обратился к местному сотскому. – Бери своих ополченцев и иди вслед за управляющим! На заводских складах получите в пользование сброю и оружие.
Лишь только во второй половине дня жители Ильинского конца заметно приободрились, когда прибывший к ним из Гнёздова гонец сообщил, что Владимир жив – здоров и собирает свои полки для похода на Смоленск. Несчастного гонца от таких радостных известий чуть на смерть не удушили в крепких мужских объятьях.
Ближе к вечеру к стенам Ильинского острога, в который уже раз за сегодняшний день, подъехал десятник Ростислава Мстиславича, опять предлагая признать нового смоленского князя в лице своего господина и открыть ему ворота, попутно обещая Ильинским затворникам многочисленные блага от новоявленного князя. Но в очередной раз со стен он услышал уже набивший ему оскомину многоголосый ответ «Наш князь Владимир Изяславич!»
Вечером того же дня Ростислав Мстиславич в хоромах, в последний момент переметнувшегося на его сторону столичного посадника, вёл военный совет. Вместе с Артемием Астафьевичем на сторону дорогобужского князя вынужденно, вследствие сложившихся обстоятельств, или добровольно перешли смоленский «тысяцкий» Михалко Негочевич и ещё несколько думцев. Большинство членов Боярской Думы, как и вообще представителей боярско – купеческого сословия выехали из города «кто в лес, кто по дрова» – в основном направились отсиживаться в свои вотчины, предпочитая пережидать Смуту издалека.
– Эти лапотники нам не верят! – расхаживая в кругу своих сторонников бояр – изменников, кричал и всячески горячился новый, самоназначенный великий смоленский князь Ростислав Мстиславич.
– Утвердит тебя Вече, не переживай княже, – успокаивал взбешённого князя посадник.
– Как же утвердит, держи карман шире! – ярился самоназначенец, – Ильинский конец успел запереться!
– Теперь из Заднепровья каверзы нам будут устраивать! – поддержал своего кузена присутствующий на совете удельный вяземский князь Владимир Андреич. – Как бы концы Окольного города снова не взбунтовались.
– Верно князь говорит! – согласился Людольф. – Надо Ильинский конец срочно брать штурмом, пока к ним не подошла подмога.
Много чего для себя интересного глава немецкой общины рассчитывал увидеть на расположенных там предприятиях.
– И ещё надоть побыстрее усадьбы сбежавших к Владимиру бояр раздать верным тебе людям, княже, – заискивающе произнёс «тысяцкий».
– Рано! Только «чёрный люд» взбаламутим! Завтра будем собирать городское ополчение, двинем в Гнёздово, за сбежавшем блядским племянничком, гори он в аду!
В разговор вновь вступил вяземский князь:
– Не думаю, что многие горожане согласятся исполчаться и идти на Гнёздово, где их княж – торгаш со своими смердами засел. А Заднепровский конец вообще своим князем избрал твоего племянника, и оттуда они могут по нам в любой момент в тыл ударить. Смоленский епископ, опять же, отмалчивается, не хочет благословления на твоё княжение давать …
– Так, что ты предлагаешь? Сидеть, сложа руки!? – Ростислав Мстиславич отчётливо заскрежетал зубами.
– Просто, брате, говорю, что если мы верные тебе войска двинем на княжа, то горожане как пить дать, оставшихся в Смоленске воев перебьют, а после закроются в городе. А могут вообще, объединившись с Ильинским концом и в спину нам ударить!
– И что же ты, Владимир Андреич предлагаешь? Подождать, покуда княж разберётся в делах, малость повзрослеет соберёт воедино дружину своего отца, подучит ополченцев и со всей этой силой навалиться на нас. Так!?
– Дружину, допустим, можно и перекупить …
– Всех всё равно не купишь, – влез в разговор Ян Васильевич, один из главных организаторов переворота в Смоленске. – Даже если не брать в расчёт личную верность погибшему Изяславу Мстиславичу, то остаётся ещё не меньше двух доводов в пользу княжа. Во – первых, денег у этого княжа – купца куры не клюют, его казна не тронутая вся в Ильинском конце осталась. Во – вторых … – начал было боярин и глянув на князя, осёкся.
– Говори! – потребовал князь.
Боярин нехотя продолжил, старательно пряча от своего князя глаза:
– Худой славы, что уже о нас пошла, на себя не многим примерить захочется …
– Когда мы это всё задумывали, ты худой славы не боялся, боярин, – окончательно взбесился князь. – А раньше об чём думал? – продолжал разоряться князь, найдя, наконец, крайнего, и ещё несколько минут срывал на боярина всю скопившуюся за последнее время злость.
– Ладно, буде, Ростислав Мстиславич, разорятся, – успокаивал родственника вяземский князь. – Какие у княжа силы, известно?
Ответил воевода дорогобужской дружины:
– Три тысячи пеших воев, ещё ополченцев в Гнёздове при желании можно столько же набрать, работных мужиков там обитает дай Боже. Да в Ильинском конце противу нас три сотни воев, а ополчения ещё более гнёздовского могут выставить.
– Ну, тогда тут и думать нече! – решительно заявил Владимир Андреич. – Завтра с утра сберём смоленский ополченцев, и переправимся на правый берег. В окольном граде оставим полсотни верных нам дружинников.
– Думаю, больше двух сотен ополченцев мы не соберём, и то придётся для этого дела мошной тряхнуть … – задумчиво проговорил смоленский «тысяцкий», – остатние против Владимира и за деньги не пойдут.
Денег у бунтовщиков изрядно прибавилось после разграбления центрального отделения «РостДома» на Торговой площади.
– А, кто не пожелает к нам присоединиться – выгоним за городские стены! Пока будем Ильинский конец брать, они перебедуют как – нибудь на улице! Так и порешим! – постановил дорогобужский князь.
