Ознакомительная версия.
– Да беги уже! А вы что выпялились? А ну-тко – живо у меня по дрова! Во-он на этой полянке и встанем.
Схватив саадак с луком и стрелами, Афанасий бросился с дороги в лес – в заросли орешника, рябины и липы. Уж если куда соболь и побежал – так только туда, уж не в болото же – а тут, почитай, по обеим сторонам дороги – трясина. Самому бы не пропасть – да уж Афоня человек опытный. Охотник, зря те смеются… лошади. Бывало, с батюшкой-то покойным и на медведя хаживали – сам-два – и на волка, и на рысь… Ну, рысь Афанасий и сам бить наловчился. Как белку – в глаз.
Быстро прошерстив весь орешник, юноша поглядел под липами и, обнаружив лишь отпечатки оленьих копыт, – остановился, перевел взгляд на темнеющий невдалеке ельник. А не туда ль соболек и подался? Конечно – туда.
Обнаружив рядом с ельником ручеек, Афоня никуда дальше и не пошел, схоронился в кустах можжевельника, держа лук со стрелой под рукой. Солнышко-то нынче разжарило – хоть и начало мая, а здесь, в ливонских землях, тепло, жарковато даже. Вот и зверь – рано или поздно, а к водопою придет, терпение только нужно. И – не спугнуть бы, не спугнуть.
Отрок улыбнулся и чуть прищурил глаза от яркого солнца. Уж тут-то он не прогадает – умеет и ждать, и таиться – охотник, что б там ни говорил этот краснощекий черт Кольша! Ишь, смеются… поглядим еще, поглядим!
Соболь это был, соболь – что ж, Афоня не отличил бы его от лисы иль куницы?
Что-то промелькнуло совсем рядом – чья-то стремительная серая тень! Юноша вскинул лук и, углядев за кустом зайца, разочарованно свистнул – а ну-ка, беги отсюда, серый. Заяц в эту пору – никакая не дичь. Его по зиме хорошо кушать, нынче же зайца клещ сосет, болезни разные через слюну свою поганую напускает. Болезни те к косому не пристают, а вот человек от них и помереть может. Так что скачи себе, зайчик, дальше – липу, вон, погрызи.
И вновь принялся ждать Афанасий, забыл уже и про обоз, и про то, что дневка – не вечная. Совсем забыл – охотничий азарт ухватил парня со всей своей властною силою, так, что и не упомнишь ничего, кроме охоты, и не уйдешь. Ох, напрасно отпустил парня дядюшка Семен Игнатьевич!
Таился Афоня в можжевельнике, соболя с терпеливостью поджидал да о своем думал. О том, что вчерась шли за обозом какие-то люди – то и доложено было дядюшке, да тот лишь махнул рукой – мало ли кто нынче по дорогам ездит да ходит? Ливонские земли – эт те не Пашозерский погост – народу-то куда как побольше. Вот и ездят. Кто в Дерпт-Юрьев на ярмарку, кто обратно, кто на поля – сев! – а кто и к озеру Чудскому, за сладкой рыбкою. Отрок и спорить не стал – гостю заморскому лучше знать. Однако для себя все запомнил – и сегодня, к ночке ближе, ладил посмотреть: кто ж там все-таки бродит? Все же казалось парню – вроде как таясь шли. Не нагоняли, но близехонько – то всегда по птицам орущим видно. Они – птицы-то – и сейчас орут, кружат. Но то ясно, почему – обозники на привал становятся, дровишки для костра рубят. Вот что-то звякнуло, а вот заржала лошадь – нехорошо так, тревожно. Наверное, увидала змею или почуяла волка.
Оп! Налетевший вдруг ветерок, легкий и по-весеннему теплый, принес запах зверя – еле различимый, но Афанасий сразу почуял, вскинул лук, затаил дыхание…
Ну, вот он – соболь! Небольшой такой зверек, мохнатый, с круглой головой и чуть вытянутой мордочкой. А мех… Пей, пей, соболек! Теперь уж ужо… А меха-то и нет! Плохой мех-то – весна. Прежний-то мех, пушистый, зимний – когда соболя только и бить! – сошел, а новый, летний… не мех, а смех!
И чего ради приложить стрелой зверя? Гордость свою потешить, чтоб знали все, кто такой Афанасий, сын Трегуба Иванкова? Не-ет, настоящие охотники так никогда не поступают – не дело то! Зверя, если не нужен, не стоит бить… Смеяться, правда, будут… Да пусть себе смеются! Брань – и та на вороту не виснет, а уж смех – и подавно.
Усмехнувшись, отрок поднялся на ноги и вышел из-за кустов – только соболька и видали! Ускользнул в ельник вмиг, лишь хвостом махнул напоследок. Да и ладно! Куда лучше сейчас какую-нибудь дичь запромыслить – перепелку, тетерку, рябчика. Чуть подальше – во-он там, в борке, наверняка есть кто-то. Наверняка! Правда – крюк, ну да ладно – ноги крепкие.
Опытный, несмотря на юность, охотник Афоня подстрелил двух тетерок довольно быстро – можно сказать, дичь сама в руки далась, – и, кинув птиц в котомку, зашагал к дороге.
Юноша в поисках соболя и дичи зашел довольно-таки далеко – и теперь нужно было как можно скорей возвращаться или уж в крайнем случае перехватить обоз по дороге, стерпев все последующие насмешки. А дичь – она и на ужин сгодится, хоть в лесу ночевать, хоть на постоялом дворе, – хозяйка запечет или сварит.
Углядев за черноталом дорогу, отрок еще прибавил шагу и уже почти бежал, перепрыгивая с кочки на кочку, когда вдруг услыхал впереди ржание. Обоз!
Афоня хотел уж было покричать, помахать своим – те вот-вот должны были показаться из ельника… и показались…
Какие-то мрачного вида всадники в темных плащах, судя по одежде – немцы! Живо схоронившись за куст – а пущай, от греха, проедут, – юноша всмотрелся. Никакие это были не торговцы, а люди воинские, может быть даже – рыцари или сержанты, кнехты. На ком-то поблескивали кольчуги, на ком-то – кирасы латные, а у кого-то смешно топорщились бархатные, с гвоздочками, курточки – то не курточка, а боевой доспех из обшитых тканью пластин, называется бригантина и стоит – Афанасий сам видал в Дерпте на рынке – двадцать пять золотых монет – гульденов или флоринов, или венецианских дукатов! А двадцать пять флоринов – это… это… это… ммм… это почти две тысячи серебряных грошей – жалованье младшего приказчика за целый год беспорочной службы! Даже на один грош, и то много чего купить можно – скажем, кельнский фунт мяса, или дюжину яиц или пирогов, или… да на целый день хватит, а ежели скромненько – так и на два!
– Раз, два, три… – На всякий случай отрок шепотом считал немцев, знал: купец о них обязательно спросит, а сведения должны быть точными. – Дюжина и два… дюжина и три…
У всех всадников покачивались подвешенные к седлам шлемы – обычные, без всяких выкрутасов, каски, которые с удовольствием надевали в битву и рыцари – меч с таких касок соскальзывал. Кроме касок с латами имелись, конечно же, и длинные рыцарские мечи, и палаши, и боевые топоры – алебарды, а также еще кистени, шестоперы, палицы… ого! Еще и арбалеты – не со стременем и рычагом «козья нога», а с зубчиками – кремальерой – удобней в лесу для зарядки, можно с лошади не слезать. Однако куда ж они такие оружные направились-то? К Чудскому озеру, в псковские земли, кои ныне Господину Великому Новгороду подчиняются, или Новой Руси, как его еще прозывали? Так вроде Новгород с орденскими немцами не воюет. Ни с недавно разгромленными тевтонцами, ни с ливонцами… Зачем тогда столько оружия с собою возить? Больших разбойничьих ватаг – про то дядюшка Семен Игнатьич говаривал – в здешних лесах нет, а малые…
Ознакомительная версия.
