- Ну, похоронят, если смогут. Сейчас не всем места в могилах хватает. Всё чаще просто в воронках.
- Идите, молодой человек, Вы просто не понимаете, что говорите.
- Напрасно, товарищ профессор, Вы меня списываете. Я выкарабкался.
- Идите-идите, Вы напрасно отнимаете у меня время.
Капитан, который меня сопровождал, вошёл в кабинет нейрохирурга. Он пробыл там около 10 минут, и вышел с пакетом каких-то бумаг.
- Поехали!
Привезли опять на Петровский, в медсанчасть. В обед приехал тот самый комбриг.
- Говорят, что ты всё забыл и не придуриваешься?
- Да, товарищ комбриг.
- И меня не помнишь? Мы же с тобой с Финской знакомы.
- Нет, не помню. Но уже знаю, что Вас зовут Пётр Петрович, Вас так старший лейтенант в машине один раз назвал. А водитель сказал Вашу фамилию: Евстигнеев. Оперативная память у меня присутствует, с момента, как очнулся на нейтралке. - И я слово в слово передал всё, что происходило.
- Ладно, Максим. Раз говоришь, что оклемаешься, остаёшься в штате. Тем более, что людей у нас почти не осталось. Стрелять не разучился?
- Не знаю, но пока громкие звуки вызывают боль в ухе. Не зажило ещё.
- Хорошо, приводи себя в порядок, но больше недели дать не могу. Домой съезди.
- Я не помню, где это.
- Михайлов отвезёт.
Меня привезли "домой", это на "Ваське", на Декабристов, совсем рядом от школы. Дверь открыла соседка, она же дала ключи от комнаты. Все жители города сейчас выехали под Лугу, и строят линию обороны, которой завтра не станет. Я просмотрел фотографии в альбоме, "свои" тетрадки, нашёл "дневник", который обрывался на поступлении в разведшколу РККА в 1938 году. Не очень много информации. Этого дома на острове Декабристов в нашем времени не существует. Не сохранился, не пережил войну. Там сейчас "сталинка" послевоенной постройки. Оставил письмо "родителям" через соседку: пожилую даму с витиеватой причёской. Ей я сказал, что сильно контужен, поэтому изменился почерк. Она сказала, что письмо передаст. Я пешком пошёл обратно в школу. С утра решил начать входить в обычный режим: подъём в 06.00, два часа физподготовки, дальше по расписанию школы. Через пять дней взял винтовку и пошёл в тир. После выстрела немного отдаёт болью в ушах. Тем не менее, пристрелял винтовку, затем начал занятия по маскировке. Приехавший через семь дней после разговора Евстигнеев, принял мой рапорт.
- Возьмёшь группу курсантов, сформируй боеспособную группу для действий на участке новой госграницы. Положение в районе Выборга очень нестабильное. Авиацией прижимаем финнов к земле, но немцы вот-вот её выбьют полностью. Тогда удержать границу не получится. Времени совсем нет, через три дня доложить о готовности.
И увез чертеж МОН-50, 90, 100 и 200 для немедленного внедрения в производство.
Десять пацанов 22 года рождения. В армии с июня 41 года. Готовил их лейтенант Никонов, который не вернулся с выхода две недели назад. Проверил физподготовку, отсеял двух человек, проверил огневую, ещё одного. Один - неплохой радист. Всех усадил шить "лешаки", готовить оружие, проверил минно-саперную подготовку. Всё, что успел сделать. Основное время уделил сигналам, умению тихо передвигаться в лесу.
Наградили меня медалью "За Отвагу". Херня всё это! Мне надо за линию идти, а не с кем! Бои идут на Сайменском канале: от 134 километра вправо. У Иматры мы перешли ночью линию фронта. Леса здесь стриженные: разбиты на небольшие участки, с которых полностью вырублен подлесок. Более неудачного места для выброски хрен придумаешь! Шюцкор везде, сочувствие населения - минус бесконечность. Ночи светлые, всё, как на ладони. На острове Рапасало, в озере Иматра, минируем и взрываем 16 "Юнкерсов-88", затем отходим через Рантамяки, вынося одного раненого: Васю Хромина. Он нарвался на выстрел "кукушки". Пробито лёгкое слева, чуть выше сердца. Васёк без сознания, мы отходим баронскими лесами. Здесь леса принадлежат самому Маннергейму, поэтому подлесок не убран на топливо, как в остальных лесах. Плюс прошло несколько летних гроз, собаки сбились со следа. У 12 заставы Выборгского погранотряда на восточном берегу озера Пукалюс-ярви, мы вышли к своим. 80 километров по вражеским тылам. Один из самых успешных рейдов. "Двухсотых" нет. Один "трехсотый". Всё хорошо, но финны заняли Ляскеля. Одна из железных дорог до Петрозаводска уже обрезана! Евстигнеев перебросил группу туда. В районе Ляскеля бои идут за переправы через одноимённую речку, текущую от озера Вяртсиля и одноимённой погранзаставы к Ладоге. Здесь оборону держат пограничники и народные ополченцы из Сортавалы и других ФИНСКИХ городов. Они знают, что их не пощадят.
- Лейтенант, пока жив хотя бы один красногвардеец, белофинны не пройдут! - заявил начальник обороны посёлка Ляскеля Лехконнен. - Патронов дай!
Выделили ему один ДШК и восемь ящиков патронов к "трехлинейкам". Белобрысые ополченцы, взвалив ящики на плечо, степенно удалились в лес.
Короткий выход на разведку выявил слабое место финнов: имея качественно подготовленных пехотинцев-егерей, они оторвались от баз. Местность здесь горно-лесистая, самая настоящая тайга. Единственная дорога от границы. Мы рубанули по этой ниточке. Финны продержались два дня и начали отходить к Вяртсиля. У них начали кончаться боеприпасы. Но, 22 августа, нас перебрасывают под Тосно, с несвойственным разведке заданием: оседлать дорогу Москва-Ленинград и не пропустить танки через реку Тосно, взаимодействуя с 1 дивизией НКВД и 5 дивизией народного ополчения. Непосредственно в Тосно стояла 5 ДНО: слабо обученная, плохо экипированная, но героическая дивизия. Плохо, что воевать не умела. Мы подорвали мосты, расположили в траншеях бронебойщиков и метателей "коктейля Молотова". Три "сорокопятки" распределили между МТС "Ушаки" и Тосно. Обратный скат дороги успели немного заминировать противопехотками. Немцы появились утром, двигаясь по шоссе. На мотоциклах подъехали к взорванному мосту. Я и мои ребята сняли их из СВТ. Вадим Коршунов забрал МГ из коляски. Через некоторое время взвод танков и до роты пехоты на бронетранспортерах SdKfz 251 появилось на опушке леса. Немцы остановились и вели наблюдение. Большое расстояние не позволяло нам открыть огонь. Один из танков решил спровоцировать наш огонь, и ударил из орудия по домам в деревне Ушаки. Но огня наши не открывали. Больше всего немцев смущала небольшая рощица у дороги, сразу за околицей деревни. Они обрушили на неё огонь из танков и пулемётов. Под этот шумок, я несколько раз выстрелил из ПРТ S18-1100 по офицерам и пулемётчикам, некоторое количество которых, с оптическими прицелами, мы "реквизировали" у финнов. Один из бронетранспортёров загорелся. Солдаты попытались залечь на обратном скате, но взрыв "монки" оставил большую часть их на дороге. Откуда-то издалека ударила немецкая артиллерия, и огонь обрушился опять на пустую рощу. Взвод оттянулся назад, появились сапёры, которые занялись дорогой и обратным скатом. Но, мины мы выставляли на неизвлекаемость, поэтому повозиться немцам пришлось долго, плюс, как только они приблизились на дистанцию эффективного огня, по ним открыли огонь снайперы из трехлинеек. Лишь к середине дня немцы решились, всё-таки, атаковать танками и мотопехотой наши порядки. Потеряв под огнём шесть машин и, примерно, роту солдат, они вскрыли наши позиции и начали методично обстреливать их артиллерией и из танков. Однако, правофланговое орудие продолжало расстреливать появляющиеся немецкие танки, которые из леса выходили бортом к нему. Затем немцы прекратили атаку, и мы услышали бой левее, в районе Шапок. Там стояли пограничники 1 дивизии НКВД. Мы произвели частичную перегруппировку, перебросив одно орудие и два ПТР на левый фланг, к Заречью. Но, в тот день пограничники удержали Шапки. А по нам, абсолютно безнаказанно, начала работать немецкая авиация. Ни одной зенитки у нас не было. Но, выполняя совершенно несвойственную нам задачу, мы обеспечили связь между нами и штабом фронта. Женя Васильев постоянно отправлял и получал радиограммы. Мы расположили его в не совсем достроенном доте, вывели наружу его антенну, и он обеспечивал связь.
