Совпадение? Возможно. Но слухи поползли. Поначалу они были туманными и неясными, но затем, когда с гор вернулся чудом выживший проводник – один из восьми, которые взялись сопровождать его за щедрую плату, кое-что стало ясно.
По его сбивчивым односложным репликам и не договоренным до конца фразам трудно было догадаться о том, что же все-таки произошло в горах. Люди поняли только одно. Даже не добравшись до Пещер тысячи Будд, Черный человек и все его спутники свернули куда-то в сторону и еще один долгий и томительный день блуждали по хаотичному нагромождению скал. Потом, уже в темноте, они остановились близ неприметной мрачной пещеры, надежно укрытой от человеческих глаз.
Проводник был смертельно напуган увиденным, а уцелел лишь потому, что бежал без оглядки, наплевав на остальных, с которыми незнакомец пообещал расплатиться наутро. И расплатился, подарив им безболезненную и быструю смерть, когда скалы, окружающие людей, вдруг зашевелились, угрожающе загрохотали и принялись швыряться огромными неподъемными валунами.
Укрыться в пещере возможности не было – вход в нее попросту исчез. Неприметная тропа, по которой поднимались люди, тоже куда-то пропала. Остался только безудержный гнев и ярость гор, осыпающих людей камнями, да еще черный скалистый базальт, внезапно превращающийся в трясину и смачно всасывающий в себя людей, под ногами которых вдруг распахивались бездонные провалы.
Проводник еще долго убеждал жителей Гаочана, что он рассказал истинную правду. Почему-то ему было очень важно, чтобы ему поверили. А потом, через три дня, он поклялся разыскать проклятую пещеру и черного человека.
Возможно, он действительно ушел бы на поиски, но не успел. Его нашли утром следующего дня, привалившегося к стене дома, где проживал горшечник Нияз. Лицо мертвеца было искажено от страха, а в широко раскрытых глазах застыл ужас перед какой-то запредельной тайной, за краешек которой он по глупости заглянул.
Но в его глаза никто не вглядывался. Уж очень не по себе было тем, кто его обнаружил. Да и чего в них всматриваться – все равно в огромных черных зрачках бывшего проводника нельзя было ничего разглядеть, кроме густого мрака всепоглощающей бездны.
Только тогда и стало людям кое-что понятно, но опять-таки не всем, а лишь знающим тайную суть вещей. Таких же – увы – всегда было мало в мире и по пальцам перечесть в торговом Гаочане, жители которого знают толк лишь в умении развлечь заезжих путешественников, чтобы те оставили побольше золотых и серебряных кругляшков в их широких поясах.
К тому же сам Черный человек еще долгое время – не один год – совершенно не беспокоил жителей города. В другой раз он появился, когда те, кто видел безумного проводника сопливыми мальчишками, стали уже совсем взрослыми, обзавелись семьями и точно такими же непоседливыми сорванцами, какими были они сами.
Но странное дело – они-то изменились, а вот незнакомец, который на этот раз был один, без каравана, остался прежним. Все те же острые морщины двумя хищными стрелами отделяли его хрящеватый нос от впалых щек, все так же презрительно были поджаты его тонкие губы, и все так же щедра его рука, которая охотно раздавала золотые динары.
Вот только черных дирхемов, которые ему протягивали торговцы, честно отсчитывая сдачу с многочисленных покупок, он не брал. Наверное, был богат и попросту не нуждался в сдаче.
Именно поэтому его и припомнили. Купцов, побывавших за свою жизнь в гостеприимном Гаочане не два, а десять раз, жители города могли и забыть. Очень уж много людей едут с верблюжьими караванами через этот самый Гаочан, вывозя нежный гладкий шелк и тонкую невесомую фарфоровую посуду голубоватого цвета из пределов Срединной империи в богатые города Италии и Прованса. Не меньше их следует и обратно – европейцам тоже есть что предложить для выгодного торга! Разве тут всех упомнишь?
Но вот человек, который не торгуется из-за каждого черного дирхема, который отказывается принять серебро, а расплачивается исключительно золотом, жителям города запал в память, как удивительно редкостная диковина.
И вновь все повторилось, как и в первый раз. Никто так и не запомнил, куда выехал небольшой караван, который вели три брата, нанятые за баснословные деньги – по десять золотых монет каждому. Братья же так потом никогда и никому не поведали, куда они ездили, потому что больше их никто не видел.
А потом, когда еще одно поколение сопливых мальчишек стало степенными мужами, незнакомец появился в городе в третий раз.
Вот тогда и прояснилось многое, но тоже далеко не все, потому что есть вещи, до сути которых ни один здравомыслящий человек докапываться попросту не станет. Разве что в мыслях. А то чревато, знаете ли.
Да и как тут не поймешь, когда сразу после его очередного появления и исчезновения весь город буквально начало лихорадить. Кроткие мужья чем ни попадя лупили своих жен, жены, будто обезумев от похоти, накидывались на чужих мужчин, дружные соседи начинали между собой злые свары, переходящие в побоища, а уж какая ругань царила на базаре из-за одного-единственного неудачного словца, и описать нельзя.
Через день, от силы два после ухода незнакомца все начинало утихать, а к исходу третьих суток соседи шли мириться, муж покупал жене в знак извинения нарядные бусы, а та, в свою очередь, еще долго вела себя тише воды и ниже травы, хотя каяться в тайных грехах не спешила – авось пронесет.
Он и в томах старинных книг
Отраву находить привык,
И, в непонятные места
Все углубляясь неспроста,
Он в них отыскивал слова
Для каббалы и ведовства…
Вальтер Скотт
Так случилось, что очередное появление Черного человека совпало с въездом в город небольшого военного отряда монголов. Вел его Бату, второй сын Джучи, который в ту пору возвращался с добычей, награбленной в богатых городах империи Цзинь.
Воинов у него было довольно много, около полутора тысяч, включая раненых и увечных, но остальные в город не заходили, разбив свои юрты недалеко от высоких и толстых каменных стен.
Дело в том, что еще во времена Чингисхана молодой отважный Барчук, правивший Уйгурским индикутством[13], куда входил и Турфанский оазис, и сам Гаочан, добровольно перешел в подданство к монголам. Впоследствии он столь успешно воевал и так сильно понравился потрясателю вселенной, что тот не только женил его на своей дочери Иль-Алти, но и назвал уйгурского индикута своим пятым сыном[14].
Выиграли от этого обе стороны. Чингисхан получал дань не только в виде благородного металла, но и людьми. Барчук посылал к монгольскому правителю образованных юношей, которых полководец назначал своими битекчи[15], а в войске монгольского хана с тех пор появился уйгурский тумен.
