— Дурак ты, хоть и полковник, — от души рассмеялся Грязев. — Так ничего и не понял?
Зверев, бледнея, потянулся к кобуре, но придержал руку, увидев три направленных на него ствола.
— Ты что задумал, сволочь! — срывающимся голосом прокричал он.
— Да куда мне до сволочи, — усмехнулся Грязев, — я – упырь, вурдалак, и как там ещё вы изволили меня называть?
Зверев угрюмо молчал.
— А сволочь – это ты, Зверев, — продолжил Грязев. — Думал, договорился насчёт фелюги, и я буду тебе за это по гроб обязан? Ну уйдём мы сейчас в Турцию, поделим по-братски золотишко, и что? Ты будешь мне за это благодарен? Как бы не так! Ты, сука, на каждом углу станешь поливать моё имя грязью, нет? Молчишь? И правильно делаешь: чуть дольше проживёшь, хоть и ненамного. Вот что, господин полковник, очень осторожно достаньте из кобуры пистолет. Так. Дошлите патрон и выщелкнете обойму. Замечательно! А теперь застрелитесь! Ну что вы так на меня смотрите? Я даю вам возможность доказать, что вы благородный человек и не дадите ближнему принять ещё один грех на душу. Ну же, скорее!
«Издевается, сука!» — подумал Кравченко, изготавливая маузер к стрельбе.
Меж тем Зверев начал медленно поднимать пистолет к голове. Грязев и его подручные следили за каждым его движением. Кравченко поднял маленький камешек и кинул его в зал. Звук падающего камня на миг отвлёк контрразведчиков. Вполне достаточно! Зверев оттолкнулся ногами, направив тело вверх и в сторону, за миг до того, как то место, где он только что стоял, прошили три пули. Ещё на лету его пистолет выпустил ту единственную пулю, что была в стволе. Но Грязеву хватило и этого. Дырка ровно посреди лба отворила его многогрешной душе дорогу в ад. Тут же дважды хлопнул маузер в руке у Кравченко и оба капитана повалились на каменный пол.
— Вам бы на пару в цирке выступать! — пробурчал Малинин, пробираясь мимо Кравченко в зал.
Убрав маузер, Кравченко прошёл следом, туда, где Малинин склонился над лежащим на камнях Зверевым.
— Не ранен? — глумливо поинтересовался Малинин у морщившегося от боли полковника. — Ушибы – ерунда, нашей с тобой беседе не помеха! Не здесь, конечно, припасено у меня для тебя местечко поинтереснее. А ну встать, скотина! — заорал Малинин страшным голосом.
А Кравченко уже подобрал пистолет убитого Грязева. Оружие выплюнуло три пули, и все в цель. Малинин рухнул лицом вперёд, придавив телом не успевшего отползти Зверева.
Пока Кравченко оттаскивал труп в сторону, за его спиной мелькнула не замеченная им тень, которая затаилась за тем выступом, где недавно прятался он сам. Кравченко помог Звереву подняться. Тот стоял, потирая ушибленную руку, во взгляде смешались надежда и настороженность.
— Вот что, полковник, времени у вас в обрез, — сказал Кравченко. — Берите золото, сколько унесёте, и бегите к вашей фелюге!
— Вы… Львов? — осторожно спросил Зверев.
— Какая вам теперь разница? — чуть раздражённо ответил Кравченко. — Встретимся при других обстоятельствах, тогда подробно поговорим обо всём. А теперь, набирайте золото. Давайте, я вам помогу!
Тень за выступом скользнула к выходу из пещеры. При дневном свете стало видно, что это один из командиров правительственных войск, по фамилии Берия, про которого говорили, что он близок к самому Сталину. Берия вскочил на коня и погнал его к наплывающему из степи облаку пыли.
Когда Кравченко, проводив Зверева, вышел из пещеры, Берия уже затерялся среди бойцов конного отряда.
* * *
Сталин встретил Кравченко, как всегда, по-дружески.
— Садись, старый товарищ, рассказывай…
— Что рассказывать? — присаживаясь на стул, спросил Кравченко.
— Ладно, не скромничай. Грязева завалил? Завалил! Золото в казну вернул? Вернул! Много золота. И себе даже ни монетки не взял. Молодец! Думаю я за этот подвиг товарища Кравченко к ордену представить, Боевого Красного Знамени! Как считаешь, правильно думаю?
— Ну это тебе решать… — осторожно ответил Кравченко.
— Верно, — усмехнулся в усы Сталин. — И я решу, не сомневайся!
— Да я и не сомневаюсь, только…
— Хочешь узнать, почему я тебя про Малинина не спрашиваю? — по-своему истолковал паузу в словах Кравченко Сталин. — А чего про него спрашивать? Дрянь был человек, палач и живодёр! Правильно ты его пристрелил!
— Я не… — начал было Кравченко, но Сталин его не слушал, гнул своё:
— Я и сам хотел, чтобы Малинина пристрелили, как пса бешеного! Затем и послал Лаврентия с вами, чтобы он его при удобном случае замочил!
Кравченко сидел, совершенно ошарашенный подробным откровением. Сталин подвинул в его сторону пачку хороших папирос.
— Кури, а я, если не возражаешь, трубкой побалуюсь.
Какое-то время курили молча. Потом Сталин очень спокойным тоном спросил:
— Как думаешь, почему я с тобой так разоткровенничался?
— Мы же старые друзья… — начал Кравченко.
Сталин, поморщившись, перебил:
— Ерунду говоришь! При чём тут друзья? В том, что хотел убить одного из своих подчинённых, разве другу признаются? А?
— Не знаю… — чутьё подсказывало Кравченко, что его гонят в ловушку, но какую?
— Никогда друзьям в таком не признаются! — назидательно сказал Сталин. — Не проговорится ведь только мёртвый, верно? — голос его звучал всё жёстче и жёстче. — А зачем мне мёртвый друг, а? Совсем не нужен! Другое дело, мёртвый враг! Что ты на это скажешь, полковник Львов?
Львов – какой он при таком раскладе Кравченко? — вконец растерялся и с ответом промедлил. Да и ждал ли Сталин ответа? Сам за него ответил:
— Я ведь горец, если ты не забыл, для меня врага убить – дело чести!
— О чём ты говоришь, Коба? — начал хвататься за соломинку Львов.
— Что, уже оклемался? — удивился Сталин. — Быстро. Только давай не будем тратить время на ненужные словесные перепасы. Тем более что его, времени, у тебя почти не осталось. — Сталин ещё раз пыхнул трубкой и отложил её в сторону. — Берия был в пещере, когда ты убивал Малинина и отпускал Зверева, всё видел и слышал.
Львов поник головой. А Сталин произнёс без раздражения, но холодно:
— Сейчас ты ответишь на мои вопросы. Если твои ответы меня удовлетворят – умрёшь быстро. Если нет… Малинин ведь не один допросы проводил?
Львову стало как-то всё равно. Он деревянным голосом отвечал на вопросы, практически ничего не утаивая, разве что опуская подробности. Так продолжалось, пока не дошли до 1917 года. Здесь Сталин временно прервал допрос, вновь пустился в рассуждения:
— Ты ведь с этого времени стал нам помогать? И как Львов, и, особенно, как Кравченко. То, что царя с семьёй пытался за границу вывезти – грех невелик. Ответь мне: зачем тебе, жандармскому полковнику, это понадобилось? Нет, ответь иначе: какое отношение к этому имеют твои друзья? И не делай удивлённое лицо. О твоих связях с Жехорским, Ежовым и Абрамовым мне известно. Они тебя что, перевербовали? Или это что-то иное, какой-то масштабный дьявольский план? Вы ведь и Бокия ухитрились к себе переманить, а он большевик до мозга костей. Отвечай!
