Пространство заполнили звуки скрипок и рояля, вплетающиеся в бодрящую и веселую мелодию, которую Габриэль не смог узнать. Он изо всех сил старался скрыть эмоции, ожидая первого шага от партнерши. Он не упражнялся уже несколько лет и понятия не имел, как начать этот танец. Габриэль надеялся, что леди Пенелопа выберет что-нибудь попроще: чтобы ему удалось приспособиться и не выглядеть дураком. К мелодии прибавились звуки флейты, и танец начался.
Леди Пенелопа сжала руку Габриэля.
– Не падать духом, милорд, – прошептала она. – Я в вас верю.
Гибриэль не успел ответить, как леди Пенелопа с лучезарной улыбкой ускользнула от него прочь, кружась по залу, и ее движения словно напомнили ему что-то. Но когда она вернулась и за руки вовлекла его в танец, его тело поддалось так легко и покорно, будто он танцевал всю жизнь.
Всего пара движений, и Габриэль понял, почему чувствует себя так свободно: леди Пенелопа выбрала простой, но всем известный танец, возможно, единственный, который он знал. Напряжение отпустило, и его заледеневшее от волнения тело согрелось в энергичных движениях, заставивших его забыть обо всем на свете.
Как батальон солдат следует за своим командиром, танцоры повторяли за ними движения, пара за парой змейкой кружились по залу. Танец длился около получаса. Габриэль готов был поклясться, что за это время улыбался больше, чем за весь прошедший месяц. Но что более странно: он не испытал того сокрушительного страха, который овладел им в его первую ночь на балу на Пиренейском полуострове. Напротив, почувствовал невообразимую радость: так веселился он, наверное, впервые.
Танец Габриэля и леди Пенелопы окончен; они остановились друг напротив друга, и он посмотрел на нее. Она улыбнулась и, когда стихла музыка, захлопала в ладоши, окинув взором остальных танцоров. Но Габриэль не мог отвести глаз от нее.
Неужели какой-то танец заставил его так воспрянуть? Или все-таки партнерша?
Румянец играл на щеках леди Пенелопы, а зеленые глаза засветились радостью. Подмокшие от пота тонкие пряди волос пристали к вискам и шее. Она была воплощением прелестной английской розы: хрупкая, утонченная, грациозная; изящные щиколотки, прелестные руки, аристократический нос и бархатная кожа. Она именно такая, какой должна быть молодая английская леди. Габриэль готов был отправиться на войну за такую, как она.
«Разве я не достоин счастья?» – подумалось ему. Он имел в виду не леди Пенелопу. Возможно, пришло время рискнуть и вытащить себя из-за им же самим возведенной стены отчуждения и найти вторую половинку. Ему, конечно, нужна спутница постарше невесты Майкла и куда более умудренная жизненным опытом. Для столь невинного существа Габриэль стал бы ужасным мужем. В свои годы он повидал больше смертей и горя, чем многие за всю жизнь, и очень изменился. Ему нужна женщина, душа которой не была бы такой… светлой. Этот свет ошеломляет его, привыкшего жить во тьме печалей и несчастий. Но и это еще не все.
Разразилась буря аплодисментов, когда оставшиеся танцоры, затаив дыхание, встали в ряд для следующего танца. Габриэль присоединился к ним, наконец отведя взгляд от невесты кузена. Когда рукоплескания стихли, Майкл занял свое место в линии.
– Бог ты мой. Уже вечность не танцевал такого.
Удивительно! Майкл выглядит еще совсем мальчишкой. Трудно поверить, что он всего на пару лет моложе Габриэля. Последний частенько завидовал поразительной энергии кузена: тот, казалось, вообще не ведает усталости. С присущей Майклу бодростью он веселым рывком приобнял невесту, шутливо поцеловав ее в висок.
– Непривычна роль жены, дорогая?
– Да, действительно. – Обняв мужа в ответ, леди Пенелопа одарила его любящей улыбкой, однако взглядом встретилась с Габриэлем. Он понял, что сейчас она хотела бы потанцевать с ним. Она бы почувствовала его страдания, как бы он ни пытался их скрыть, и непременно выбрала танец, с которым он смог бы справиться. Габриэля поражали ее чувствительность, ее внимательность.
Теперь он понял, что леди Пенелопа никогда не смеялась над ним. Вероятно, был в ее жизни другой человек, которому довелось испытать схожие бедствия. Ее кузина недавно вышла замуж за графа Стратфорда, воина, тяжело раненного в одной из битв, в которой участвовал и Габриэль. Возможно, Стратфорд чувствовал ту же гнетущую неприкаянность, ту же болезненную настороженность, так же мучился от бесконечных бессонниц и кошмаров. Ночь за ночью переживал битвы, победы и поражения…
– С прошлым покончено, любовь моя, – объявил Майкл. – Отныне мы смотрим только в будущее.
Он снял бокал шампанского с подноса лакея. Слуга остановился, наблюдая, как изнемогающие от жажды танцоры припадают к влаге. Майкл взял один бокал для невесты и еще – для Габриэля, прежде чем произнести тост:
– За наше будущее! – Он чокнулся с Пенелопой, и по залу раскатился веселый звон.
– За ваше будущее, – поддержал Габриэль, не сводя глаз с Пенелопы. – Будьте счастливы.
Майкл дружески похлопал кузена по плечу, и часть шампанского выплеснулась через край, облив ему руку и рукав. Габриэль попробовал придержать выскользнувший бокал, но остаток жидкости вылился на его туфли.
– Благодарю, лорд Бромвич, – проговорила леди Пенелопа.
– Габриэль, – настоял он, стряхивая с ноги капли шампанского. Она изумленно вскинула брови, и он пояснил: – Теперь мы одна семья.
– Тогда – спасибо, Габриэль.
– Да, Габриэль, спасибо, – безразлично повторил Майкл, забирая у леди Пенелопы по-прежнему полный бокал. – Идем, жена, – сказал он с неестественной гримасой, будто смаковал каждое слово этой фразы. Затем более тихим тоном, с ноткой интимности, добавил: – Нам пора удалиться.
– Пора, – с готовностью подхватила леди Пенелопа, и счастливая парочка поспешила покинуть праздник.
Глядя им вслед, Габриэль наконец понял, какое именно чувство пронзило его сердце, когда леди Пенелопа впервые улыбнулась ему. Это была надежда. Надежда на собственное будущее.
Габриэль выпил малые капли шампанского, оставшиеся в бокале, мысленно произнеся свой тост: «Пусть мое будущее будет не менее счастливым, чем их».
Уэст-Мидлендс
Февраль 1820 года
Вскоре после смерти короля Георга III Безумного
Леди Пенелопа Бриджмен, баронесса Мантон, вышла из кареты. Под ее изящными черными ботиночками хрустел щебень аллей Викеринг-плейс.
Этот построенный в семнадцатом веке особняк походил на дворец. Из крыши, покрытой сланцем, выступало не менее дюжины дымоходов; из каждого возносились к небу клубы дыма от разожженных очагов, поддерживающих тепло в старинном здании красного кирпича. Не удивительно: этот февраль выдался особенно холодным. Вся западная часть постройки до главного входа была окутана буровато-зеленым увядшим плющом. Пенелопа представила, насколько он, должно быть, красив по весне, как и узорчатый фонтан на площадке перед домом или акры земли, в теплое время покрытые зеленеющей и цветущей флорой.
