— До свидания, мама…
Новая вспышка ненависти — Джавад полюбил говорить по-русски, он очень гордился тем, что у него получается хорошо. Беркант не мог ударить младшего брата, потому что погибший отец сказал заботиться о матери и о младших — но он ненавидел. Ненавидел не Джавада — а русских за то, что они учат Джавада своему языку. Он сказал, что убьет аль-Муалема, если тот еще раз к ним придет.
Гулистан прошла к столу, который достался к ним от переехавших соседей, отрезала от буханки хлеба кусок, протянула его Берканту.
— Поешь, сынок.
Беркант покачал головой.
— Сколько раз я должен повторять тебе — я не буду есть хлеб русистов.
— Хлеб это всего лишь хлеб. Разве бывает халяльный[4] хлеб?
— Все, что мы берем у русских — харам.
— Тогда заработай! Заработай и мне не придется ходить по утрам и брать у русских еду! Заработай!
Гулистан слышала, что у русских — женщины имеют одинаковые права с мужчинами. Раньше — она бы никогда не посмела так сказать мужчине. Но сейчас — многое изменилось.
Беркант скрипнул зубами, ушел к себе. Через несколько минут вышел — уже обутый.
— Куда ты идешь?
Ничего не ответив, Беркант вышел из контейнера. Гулистан — какое-то время стояла как оглушенная, а потом — опустилась на пол и горько, навзрыд заплакала…
Беркант вышел к воротам, когда русские машины, собрав детей уже ушли. Ничего… они еще поплатятся… За все!
Они отбирают мужчин у народа. Они отбирают детей и заставляют их ходить в свои проклятые школы, где учат их не Корану, а своим богопротивным наукам и своему языку. Да кто они вообще такие, чтобы решать за них, как им жить?!
Беркант — вышел на дорогу, пошел в сторону Тегерана. Не прошел он и километра — как рядом с ним остановилось такси.
— Подвести, господин?
Беркант наклонился, подозрительно осмотрел салон.
— До Тегерана?
— Садись, брат…
В такси — они на мгновение обнялись с водителем, потом тот — нажал на газ и машина пошла по дороге.
— Что нового? — спросил Беркант, смотря в зеркальце заднего вида, не следит ли кто.
— Плохо, брат… — ответил водитель, не отрывая глаз от дороги — вчера ночью казаки напали на дом Мусы. Муса и Нагиз стали шахидами, иншалла…
— Это проклятые шахисты! — взорвался Беркант — надо было всех их перерезать, когда можно было! Всех до последнего! Они знали о том, что Муса был против, знали!
— Осторожно. Ты говоришь, не подумав.
— Тот не мужчина кто думает об опасности! — запальчиво ответил Беркант — О Аллах, почему отец приказал мне оставаться дома?! Почему?! Если бы я вышел с ним на пути Аллаха, мне не пришлось бы видеть этого харама!
— Может, ты выполнил в этом мире не все? Аллаху виднее.
— О, да… Скоро мы…
— Молчи! Молчи, несчастный! — прикрикнул на него водитель — у стен есть уши! Может быть, и Муса так же болтал!
Беркант — оборвал речь на полуслове, словно одернутый жеребец.
— Ты прав, брат, спасибо тебе. Да хранит тебя Аллах.
— Где ты выйдешь?
— На пятой дороге. Там, где газахури[5] Рашне.
— Хорошо…
Оперативный центр Где в то в России
— Внимание! Наблюдаю цель, возможно особо важный объект. Время — девять ноль семь.
Оператор одного из беспилотных разведывательно-ударных самолетов, кружащих над Тегераном — отбарабанил соло на клавиатуре. Изображение на экране стало более четким, но черно-белым. Плечо и рубашка за спиной молодого человека, только что вышедшего из машины такси — ярко светились.
Оператор переключился на дежурного офицера.
— Господин подполковник, у меня новая цель в двенадцатом квадранте. Помечена как враждебная.
— Максимальное увеличение. Сделай запись и попытайся опознать его.
— Есть.
Оператор начал раз за разом фиксировать изображения, отправлять его в центральную рабочую станцию, предназначенную для составления фотороботов и трехмерных моделей. Трехмерная модель была удобнее для опознания — но не всегда получалось ее сделать…
Молодой человек, вымазанный специальной, видимой только в невидимом свете и при помощи специального оборудования краской — перешел дорогу и вошел в едальню.
— Изображение получено, взял на контроль…
Тегеран, Персия
— Да пребудет с собой Аллах, молодой воин.
Беркант поклонился седому, одноглазому человеку, державшему здесь едальню с разрешения русских властей.
— Да приведет Аллах в порядок дела твои, Рашне-эфенди.
— Съешь что-нибудь?
Беркант замялся. Денег у него не было.
— Не переживай. Воины Аллаха едят у меня бесплатно.
Беркант смущенно поклонился.
— Да не забудется ваша доброта, Рашне-эфенди в день Страшного суда, но я не воин Аллаха. Мой отец был им и пал шахидом, а я…
— Ты тоже — воин Аллаха. И то, что ты делаешь — не сравнится с тем, что делаю я. Сиди, сейчас тебе принесут.
Через несколько минут — девушка в парандже принесла и поставила перед Беркантом большое блюдо с мясом. Бросила лукавый взгляд на него через тонкую щелку паранджи и исчезла как привидение…
Беркант, возблагодарив Аллаха — все таки он был голоден — принялся есть.
Беркант и в самом деле был воином. Более того — он был из породы несгибаемых, фанатичных воинов. По нему можно было бить и бить, рано или поздно он бы сломался — но не согнулся. За свои восемнадцать, он не познал женщину, он не ходил в нормальную школу, он не имел друзей, которые не говорили бы о нечестивцах и о том, что надо с ними сделать. Все то, что произошло в стране — все это произошло не просто так, у всего этого были очень глубокие корни. Исламское подполье готовилось, оно теряло людей в залитых кровью подвалах — но оставшиеся становились только крепче в своей вере. И когда давление превысило критический уровень — котел взорвался…
Самое страшное, что о них говорили — они стали чужими даже для своих семей. Они жили — единственно ради того, чтобы умереть. Стать шахидами. Больше их — ничего не интересовало…
Живи достойно, носи новое, умри шахидом…
Беркант ел торопливо и жадно, как волчонок, словно ожидая, что вот-вот отберут — и когда увидел остановившийся на той стороне улицы внедорожник — он съел почти все. Не поблагодарив хозяина за еду — он выбежал на шумную, заполненную людьми улицу…
— Не спеши так. Осмотрительность от Аллаха, а спешка — от шайтана… — сказал водитель, нажимая на газ. Чуть дальше по улице — стояла тяжелая бронемашина казаков, но на лобовом стекле внедорожника виднелся пропуск-вездеход и можно было не волноваться…
