Американец ухмыльнулся
— Ее сложно не заметить.
— Идите в ее сторону. Я вас подберу по дороге…
Вместо взорванного китайского Хаммера — щедрое министерство нефти выделило мне другую машину — иранский Ниссан. Кстати, классная машина — старая, шестидесятого поколения, но надежная, неубиваемая, вместо обычных впрысков и всякой дряни — старый, но надежный дизель 4,2, который в самой Японии выпускают для больших погрузчиков. Он раньше для Патрулей и делался, потом его оставили для погрузчиков — но и в Иране он пригодился. Евро один и тащит как тракторный мотор. Здесь эти машины идут как troop carrier, армейские. Получше любого УАЗа…
На этой машине — я заехал в мастерскую, которую мне порекомендовала Амани, там свои люди. За некоторое количество денег — мне проверили всю машину, сверху донизу, заменили часть эленктроники. Мало ли…
Сама Амани так и не позвонила. Да и я… дела.
А пока я лавирую в потоке, направляясь к строящейся телевышке. Поток как всегда в это время суток большой, и пробиваться приходится местными методами нахально лезть вперед и барабанить по клаксону. Но нам привычно, это вежливый европеец теряется.
Что касается Малика — то к горячей информации я не допущен, но похоже — скрылся, подонок. Где-то отлеживается. И что-то у меня складывается нехорошее ощущение — что мне кто-то и где-то врет…
Звонок… блин, как не вовремя. Нажимаю «принять», прижимаю трубку плечом
— На связи.
— Шеф, это я.
Вован. Из-за своей насыщенной и нескучной жизни — я вынужден сваливать часть дел, которые у меня есть на него, и даже почти не проверять. В основном — по иракской линии. Они деньги платят и работать тоже надо. Вообще то сейчас, я должен быть в Басре, работать на месторождениях. Но бывший ОМОНовец, да еще по Чечне полазавший — справится с этим куда лучше меня.
— Ты где?
— В Городе. Из аэропорта еду.
Город — это чеченская привычка. Изначально Город — это Грозный, его так и называют — Город. Остальные по названиям, а этот — просто Город.
— Все в норме?
— Да вроде…
— Тогда жди меня в конторе. Подскочу — поговорим.
— Есть.
— И больше мне пока не звони.
— Понял.
Разъединение… куда, козел лезешь! Сволочь, верблюдом управлял, думаешь, и машиной так же…
А вон и мой американец… стоит. Ждет-с…
Большой белый внедорожник — затормозил перед Подольски, и тот — инстинктивно сжался, готовясь прыгнуть, уходя от нацеленного ствола. Но водитель — он был один — всего лишь открыл дверь…
— Поехали…
— Машина тронулась
— Куда мы едем?
Русский улыбнулся, нехорошо как то. По американским меркам — неискренне
— Сейчас увидишь…
Машина подкатила к воротам ограждения строящейся башки, водитель наскоро переговорил с иракцами, показал какое-то удостоверение — пластиковую карточку. Сам Подольски волок по-арабски — и мог оценить: русский разговаривал чисто, арабский не классический, а настоящий, уличный…
Лавируя между тяжелой техникой, оставив за спиной небольшую колонну тяжелых бетоносмесителей, они подъехали к небольшой стоянке, где находились такие же внедорожники и пикапы. Русский аккуратно запарковался.
— Там не подслушают — объяснил он
С арабским мастером он объяснился за несколько секунд. Межнациональному пониманию — весьма способствовала купюра в десять динаров. На поскрипывающем внутреннем лифте — они поднялись на верхние этажи, туда, где строили вращающийся ресторан. Верхолазы работали выше, устанавливая аппаратуру, помещение для ресторана было так сказать «без отделки» и даже без ограждения.
Трехсотметровая пустота под ногами.
Русский смело подошел к самому краю, глянул вниз.
— Не боитесь высоты? — спросил он
— Нет.
— Напрасно. Я вот боюсь — признался он
— Тогда зачем рискуете? — спросил Подольски.
— Если тебе что-то страшно, иди этому навстречу, тогда будет не так страшно. Адмирал Александр Колчак, он читал лекции у вас в Аннаполисе — пояснил русский — потом его расстреляли большевики. И сбросили под лед…
— Там где я учился — сказал Подольски — мне говорили, что никакой риск не может быть оправданным, если его можно избежать. Только плохой офицер рискует своими солдатами, хороший просто делает работу. Как вас называть?
— Допустим Джон. Или Иван. Как вам больше нравится.
— Меня больше устроит Искандер.
Русский никак не отреагировал.
— Искандер так Искандер. А вас как называть?
— По документам меня зовут Алекс. Так и называйте. Во избежание…
Русский кивнул
— Устраивает. Итак?
— Вы просили встречи.
— Разве?
Русский начал придуриваться — Подольски тоже знал эти игры. Но это раздражало…
Чтобы погасить раздражение — он тоже подошел к самому краю. Багдад — был перед ним как на ладони, оставшийся прежним несмотря на все краны и небоскребы. Вечный и чужой город, рассеченный рекой как кровавой раной…
— Знакомое зрелище? — спросил русский
— Да. Наслаждался этим больше года. Век бы не видеть…
Да уж. Только когда он этим наслаждался — город представлял собой каменную шахматную доску с квадратиками нищих домов и прорезами улиц. И больше приходилось опасаться ракеты РПГ, чем влететь в какой-нибудь кран.
Он посмотрел туда, откуда доносился шум вертолетных двигателей — вертолет, похожий на Ястреб парил над Багдадом. Воздушный патруль…
— Если вас это не оскорбит, могу сказать, что вы воевали с честью и ушли непобежденными. Мы это признаем…
Подольски обернулся спиной к пропасти, осмотрел в упор на русского. Тот был невозмутим и уверен в себе… да, они не просто так стали теми, кто они есть. Коммунизм… это все ерунда, это не более чем метод. Суть в том, что они строители империи жители империи, воины империи. Им — тесно в своем государстве, каким бы оно не было.
Интересно… тридцать лет прошло с тех пор, как русские убрались из Афганистана. Кто-то из американцев — сказал им такое же? Наверное, сказал. Как же быстро жизнь передергивает карты…
— …воспринимайте это как помощь. Мы просто помогаем вам доделать работу. В конце концов, какая разница, кто именно остановит беспредел — мы, вы. Нам все равно жить рядом…
Подольски подавил раздражение
— Вернемся к нашему разговору. Вы оставили условную метку. Нарисовали линию на столбе.
— Правда? Вообще — то я больше люблю писать нецензурные слова на стенах…
…
— Но если вы здесь, то наверное, так оно и есть. Итак — мы можем дружить?
— Возможно. Но дружба — предполагает совместный интерес — уклончиво ответил Подольски
